Вскрытие покажет любовь (страница 20)
Спустя семь месяцев после того, как начала работать судебно-медицинским экспертом за мной закрепили дело: в лесу, в мешке из-под муки нашли окоченелый труп новорожденного. Причинно-следственная связь: сначала в мешок – потом умер или наоборот неизвестна. Я стояла перед столом, захлёбываясь слезами, держала в руках секционный нож и молилась. Всё, что угодно была готова отдать за то, чтоб малыш уже родился мёртвым, другой исход меня убил бы на месте.
Ни измена жениха, ни новость о том, что Артём женат, ни разбитые до костей в третьем классе колени… Ничего в жизни мне не доставляло такой убийственной боли. Даже физически страдаешь от работы с детьми посмертно. Мука. Хладнокровным оставаться не выйдет. Каждый раз я думаю – забрала бы себе, раз непутёвой мамаше не нужен.
– Папуль, подожди, – мягко касаюсь его руки. Поглаживаю. – Давай я одним глазком посмотрю, поговорю. Быстро. У тебя там море работы, – рукой указываю на его стол. – Даже от поклонников письма имеются, – улыбаюсь, на что папа глаза закатывает, затем прикрывает.
– Дочка, не стоит, – интонацией продавливает свою точку зрения. Знаем, плавали. До девятнадцати лет велась безоговорочно.
– Богдан, не шуми. Дочка у тебя умница. Алёна, рад познакомиться. Альберт Самвелович, – протягивает мне руку. – Можно просто Альберт. Наслышан о Вас, – мужчина на десяток лет младше папы, ростом пониже, суховат.
– На беду, – на выдохе папа произносит, когда я протягиваю руку Альберту. Последний, наклонившись, целует её. Джентльмен.
Пока идём к нужной палате, Альберт рассказывает вкратце, что им известно, в чём заключается сложность при проведении экспертизы. Поступил ребенок семи лет. Ожоги. Малыш отказывается что-либо говорить, лишь плачет. Мать и отчим утверждают, что он сам по неаккуратности обварился, опрокинув на себя кастрюлю борща. Эксперта смущает характер повреждений. Симптоматика у «сам» и «не сам» зачастую различается.
– Попросите криминалистов скинуть фотографии с места происшествия. Выйду – покажете, – прошу у него перед тем, как войти в палату.
Замираю на мгновение перед дверью. Не была готова и тут работать. Ладони потеют. Вытираю их о платье и толкаю дверь.
Глава 34
Моя добрая мама решила по случаю моего приезда организовать званый ужин. Состав расширенный. Наши родственники – народ немногочисленный, поэтому присутствовать будут близкие друзья семьи, родственники Бори и ещё хрен знает кто.
– Давай в больницу поедем? – предлагаю папе.
Мы с ним заперлись в его кабинете. Он пошел поработать, и я засеменила следом. Вроде ничего особенного, но разговоры с мамой, сестрой и тётушками даются мне тяжело.
«Как же так, Алёнушка? Старородящей будешь».
Ой, ой. Страшно-страшно. В моём случае стать просто родящей уже хорошо. Любых других людей за такие темы я бы послала. Но мама святое. Не совсем же я сука.
Папа посмеивается:
– Испугалась? А мне каково с ними, как думаешь? Бросила меня одного. Хоть на стены лезь.
– Сам виноват. Ты куда дом такой построил? Они же думают, что это специально, чтоб всех собирать у себя под крылышком.
Папа цокает языком, как и в день моего приезда. Когда я в прошлый раз приезжала в гости, они ещё в нашем старом доме жили, он был немаленький. Теперь же размах невообразимый, множество просторных комнат. Даже для меня непутёвой есть комната. Ключ от неё папа у себя хранит, невзирая на обиды мамы.
Пока он занят, я сижу в кресле, вразвалочку, ноги покоятся на пуфе. Настоящий релакс. Дом другой, а состояние покоя в его кабинете всё то же. Чудеса, да и только. Когда меня мама ругала за лень на уроках музицирования, я убегала и пряталась в его кабинете под столом. Кричать там было нельзя, это знали все домашние и «птенчики» тоже.
Кладу голову на спинку и слегка наклоняю в сторону, тут же взгляд цепляется за стену тщеславия. Губы трогает улыбка, а глаза закрываются в попытке сдержать слёзы. Среди всех его дипломов, благодарственных писем, сертификатов в рамке висит ксерокопия разворота моего диплома кандидата наук. Ему тут не место, слишком мелкий полёт. Но папа считает иначе.
– Малышка, ты мне напомнила как раз, – отец прослеживает мой взгляд. – Хотел с тобой поговорить. Пора в науку возвращаться. Зря ты забросила.
– Я не забросила, па. Есть часы на кафедре, но их мало. Времени у меня свободного нет.
– Так освободи его.
– У меня и так третий месяц нет суточных смен. Парень у нас попросился один, в особом порядке. А времени больше не стало. Зато я освоила валяние из шерсти. – Надо маме рассказать, она оценит. Папа только недовольно поджимает губы. – Ну, ты чего?
– Вот ты нукать заладила. И меня заразила. Кошмар. Чего в этом валянии полезного? Сначала ты свой талант на судебку пустила, теперь вообще решила в творчество податься. Алёна, это несерьёзно. По одной только уважительной причине можно забить на науку. Пока что она у тебя отсутствует, – говорит он о семье. – Это меня тоже печалит, кстати сказать.
К обсуждению данной темы я была готова только с мамой. Я так не играю.
– Повздыхай ещё тут, – старается придать голосу шутливость.
– Папочка, моя личная жизнь меня абсолютно устраивает.
Сообщений пятьдесят висит в непрочитанных от Кирилла, Леонида, Артёма и одно от Кости. Нарасхват просто девка. Эх, надо было номер Виктору Анатольевичу оставить. Сейчас бы на ромашке гадала.
– Артём в ней присутствует? – смотрит так, что соврать не получится.
– Периодически, – выдерживаю зрительный контакт. – Рабочие моменты.
– Врёшь, но сделаю вид, дескать, поверил. – Папа поднимается, отодвигая кресло назад. – Тебя карма сейчас быстро накажет, готовься. Когда они тебя утомят, и в мысли свои уйдёшь, подумай о переводе в Москву или сюда. Я организую.
Если честно, я трепещу. С некоторыми родственниками Бори у меня отрицательный контакт ещё со времен наших с ним жениханий, потом они и вовсе поддерживали Аню в желании, чтоб я подальше свалила.
Добро пожаловать домой, вредная Алёнка.
Глава 35
– Как ты стала патологоанатомом? – интересуется у меня Ульяна, сестра Бориса – мужа моей сестры.
Вот. Приплыли. Странно слышать такие некорректные вопросы от человека, родственник которого имеет медицинское образование.
Вообще обыватели частенько нас путают. В профессиональной среде это считается обидным, но в целом привычно. Мало кто понимает, что работа с умершими людьми составляет примерно треть от всего объёма. Остальное – проведение экспертиз живых: потерпевших, обвиняемых, – а также лабораторные исследования.
Патанатомы решают вопросы только в части смертей, произошедших в стенах лечебных заведениях, и то, если поступает жалоба на действия врачей, то работаем мы. А если есть хотя бы подозрение на насильственную сметь – точно наш клиент, хоть с остановки, хоть с работы, хоть с пруда, хоть из дома.
Смотрю на неё и молчу. Папа откашливается. Он один из тех, кто с трудом переносит человеческую глупость.
– Алёна не патологоанатом, она судебно-медицинский эксперт, – назидательно сообщает Наташа.
Час назад я испытала шок от восторга. Они с папой сделали мне сюрприз. Подруга к мужу в Женеву летела, и сделала крюк… небольшой, чтоб со мной повидаться.
Как бы она ни старалась, мне всё равно, в конечном счете, приходится вступать в диалог. Объяснять разницу между нами и патпнатомами, изливать душу, как я решилась в такую «жуткую» сферу идти, рассказывать, из чего состоит моя работа. Спасибо, что хоть сценку «Как Алёна приезжает на место совершения преступления» показывать не приходится.
– А какая смерть самая лёгкая? Как, по-твоему, так, чтоб не страшно? – после ее вопроса смотрю на Борю, он тут же взглядом передо мной извиняется.
Смерть и «не страшно» – вещи диаметрально противоположные. Всегда.
– Такой не бывает, Ульян. Умирать страшно всем, и тем, кто болеет долгие годы, и тем, кто суицид совершает, и тем, у кого не совместимое с жизнью ранение. Мгновенная смерть – понятие абстрактное. За пять минут предсмертной агонии человек успевает испытать столько боли и ужаса. Я даже думать о таком не хочу. Асфиксия, удушье – сущий кошмар. Порядка десяти минут метаний и борьбы организма за жизнь. При нехватке кислорода каждая минута становится длиною в годы. Колоссальное угнетение сознания. Надо думать о том, как ты хочешь жить, а не как умирать, – очень хочется свести тему на нет.
Буду считать, что собеседник я интересный, раз Ульяна не останавливает свой поток вопросов.
– А часто вы вскрытия не производите, если причина и так ясна?
– Она порой не может быть стопроцентно ясной даже после вскрытия. Для подтверждения диагноза проводятся различные экспертизы, от крови до проверки частичек органов.
– Вот смотри, привезли тебе труп, у него из груди нож торчит. Зачем вскрывать?
– Не проводится вскрытие только по документальному решению следователя или прокурора. Без него нам необходимо исследовать черепную коробку, грудную клетку и брюшную полость. Обязательно. Я могу, к примеру, дать предварительное заключение, если следствию надо в сжатые сроки определить, куда двигаться, но итоговое всё равно будет через неделю-две. Нож воткнуть могут и посмертно. И это уже совершенно разные статьи для обвиняемого. Или же наоборот, его могли избить предварительно, мучить, издеваться. Классификация и сроки вполне могут быть разными.
– А можно не понять и живого человека вскрыть? – глаза у моей собеседницы пылают. Сенсацию ждёт.
Бросаю мимолетный взгляд на папу. Он улавливает мой посыл. Откидывается на спинку стула.
– Если отвлёкся или в запаре, то конечно. Кричат правда сильно, —плотно сжимаю губы в досаде.
– С кем не бывает, – флегматично добавляет папа, тянется за бокалом минералки. – У нас тоже разрез сделали, а оказалось, не с сердцем проблема. А что уже делать? – серьёзно смотрит в глаза Уле. – Приходится оперировать, – головой покачивает, мол, вот такие дела.
Все собравшиеся не уловили сарказма. Только Ната прикрыла рот салфеткой и ржёт беззвучно, аж слёзы в глазах собрались.
Вопросы почему-то прекращаются. Обсуждается всё, от учебы Марка, моего старшего племянника, до беременности сестры. Только тема работы больше не поднимается. Шлю воздушный поцелуй папе через стол, он ловит игриво. Выглядит очень довольным.
– Пойдёмте, девчонки, покурим, – обращается к нам с Натой. – Позвоним Кириллу Алёнкиному. Он прилетел, Наташ? – подруга кивает в ответ.
– Ты ох**ла? – спрашиваю одними губами, повернувшись к ней.
– У него игра, – врёт, глядя мне в глаза.
– Пи*ди меньше, – выходит из меня не шепотом. Упс.
Мама тут же ойкает, краской заливается.
– Кто такой Кирилл? Мальчик Алёны? Дочь, ты почему не рассказала сама? Как же так, мы его не позвали, – всплёскивает руками.
С кислой рожей смотрю на Наташу. Давай теперь сама объясняй. Я же им говорила, что никого. Времени нет, работа и ещё раз работа.
– Ой, Лидия Витальевна, Алёна Вам не сказала? Такой мальчик хорошенький. А какой романтичный, столько цветов ей перед отъездом подарил. Сейчас покажу, – тянется за своим телефоном под аккомпанемент моей падающей на пол челюсти.
Так знатно меня никто не топил.
– Что, блд, это было? – спрашиваю, как только Наташа выходит ко мне на веранду. Я позорно сбежала. – Что за микс из мужиков и их поступков?
– Даю Кириллу шанс, – спокойно отвечает, устраиваясь напротив меня. – Лёня, прости меня, детка, для тебя староват. О женатиках и говорить не хочу.
– Тебе не стыдно мою маму обманывать?