Вскрытие покажет любовь (страница 53)
– Леонид. Мы случайно, правда случайно, в Москве встретились. Он сам ко мне подошёл и стал журить, что опасности тебя подвергаю, мол, тут ты была под присмотром, а я тебя отправила непонятно куда с мало знакомым парнем. Алён, он всё о тебе знает! Каждый шаг. Честное слово, не от меня, – тараторит и крестится. Выглядит это максимально странно. Я даже на попу сажусь на пол, чтоб послушать её. – Он предложил поужинать вместе и всё обсудить, – в значении меня обсудить, она это любит. По-доброму, но всё же. – Да, я хотела послушать! Чтобы тебе потом рассказать. Мы ведь думали, что всё решилось, раз от тебя отстали. Но нет. Его люди за тобой продолжали «присматривать», – интонацией свою неприязнь к действу этому проявляет. – У Кости проблемы какие-то. Странно. Может быть, он мне наврал? У него ведь семья давно была, и через неё не давили. Не знаю я… – снова руками лицо закрывает. – Алён, я клянусь тебе, не знаю, как так могло выйти. Я выпила немного вина, и меня понесло.
Туля начинает рассказывать об их совместном вечере. То плачет, то ржёт. Мы с ней так и сидим в прихожей. На моё предложение пойти на кухню отмахивается. Начав говорить, она не может уняться. Наташа – любительница вещать о плюсах молоденьких тел, каким-то образом вляпалась в секс с мужчиной за пятьдесят. Ей понравилось и она сокрушается. Мне даже слов вставлять не приходится, просто слушаю. До тех пор, пока в дверь снова не стучат.
Паломничество в мою квартиру? Обычно за месяц столько гостей не бывает. Неужто так ждали?
Скрипя суставами в затекших конечностях, поднимаюсь с пола. Пару шагов, и щёлкаю замком. На пороге стоит Лидия, та, что мама, но не моя. Одного взгляда достаточно, чтобы понять – хороших новостей я от неё не услышу.
Глава 93
Если Наташа рыдала белугой, разливая вдаль и вширь свои слёзные реки, то Лидия Константиновна сидит напротив меня с прямой спиной и старается максимально держать лицо. Периодически я вижу, как она сглатывает комок горечи и опускает глаза, чтоб проморгаться.
– Алёна, я Вас очень прошу, – она снова переходит на «Вы». – Пусть этот разговор и моё появление в Вашей жизни останутся тайной для Кости. Он меня не поймёт и не простит. Со времён средней школы он меня не посвящал в свои личные дела. А тут… единственный раз – и я всё разболтала. По-другому не вышло. Ему сейчас и без этого плохо. Пожалуйста, не держите хотя бы Вы на него зла. Он сожалеет, что проявил слабоволие. – Ну, это как посмотреть. – Мне жаль, что он Вас обидел Алёна, – Лидия Константиновна тянется рукой через стол, чтобы пальцы мои обхватить.
Отдохнула, так отдохнула. С этими мыслями я сижу минут сорок на своей кухне с мамой Кости. Она сидит спиной к двери и не видит, как к нам периодически Ната заглядывает, но не решается помешать.
Сложно сказать, что именно я чувствую. Смесь разных эмоций, от ужаса до облегчения, прожигает во мне маленькие дырочки. Вследствие протекания некоторых болезней на лёгких человека образуются чёрные точки, прожилки, словно об них тушили окурки. По ощущениям со мной происходит такой же процесс. Параллельно в затылочной части лопаются пузырьки. Их много-много.
Как бы Костя себя не вёл, зла я ему не желала.
– Он лежит в военном госпитале? – в ответ на мой вопрос она кивает. – Я заеду как-нибудь.
Кто из нас ещё малодушный, Алёна? Не думала, что первой поскачу. Но либо так, либо никак. Он теперь скакать не скоро сможет.
На задержания следователи едут без оружия. Первым в помещения заходит спецназ, затем опера и только потом следователи. Это знаю я, это знают люди по ту сторону. Поэтому очень часто преступники сидят тихо, как мышки, открывая огонь в самом конце, чтобы наверняка. Так было всегда, а в случаях, когда тебя сдаёт твоё же руководство с просьбой встретить максимально «приветливо», время твоего появления становится известно с погрешностью в считанные секунды.
Если честно, я бы уже понеслась. Но я ведь пообещала Лидии Константиновне не сдавать её. Приехать через пару часов после прилёта… Он не дурак, догадается, что с чьей лёгкой руки.
– Спасибо большое. Костик рад будет.
Его мама – единственный человек, которому позволено применять такие уменьшительно-ласкательные формы к его имени. Она единственная, кому нет дела до протестов здоровенного дяденьки.
– Как Петя себя чувствует? – пытаюсь перевести тему, о Косте говорить слишком волнительно.
– Идёт на поправку. С дедушкой сейчас за городом. Дышат хвоей, – она видит, как мои брови маневрируют вверх. Второй раз подряд материнское сердце не выдержало мук и свалило от больного ребенка ранки зализывать? – Да, Алёна, – отвечает на незаданный мною вопрос. – Когда Пете было семь месяцев, он заболел, достаточно серьёзно. Мне пришлось на несколько месяцев раньше возвращаться из Черногории, потому что дети до трёх лет не могут сами лежать в больнице. А Жанна… – Лидия Константиновна вздыхает, задерживая дыхание на пару секунд. – Ей тяжело долго находиться в больнице. Депрессия начинается, – отношение к невестке читается легко. – Не представляю расклад, при котором сын мог захотеть заново попробовать создать с ней семью.
Что тут скажешь? Видимо, есть и такие расклады. Узнавать о них я всё так же не желаю. Если Костя скажет, что это было сделано во благо мне, дабы уберечь от их заварушки, я всё равно не пойму. Легче не станет.
– Тебе идёт новая стрижка, – она смотрит на мои обкромсанные волосы.
– Да, наверное, – машинально касаюсь волос. – Я пока что не привыкла. Изменений захотелось. Волосы всегда страдают в первую очередь.
К нам-таки заходит Наташа. Лидия Константиновна тут же сообщает, что ей уже пора, извиняется за то, что отняла много времени.
Ей надо было поговорить с кем-то. Выбор пал на меня. Вот ирония.
Провожаю её и возвращаюсь к Наташе. Она сидит на кухне, скрестив руки. Выглядит задумчивой.
– Ты к нему поедешь?
– Только не начинай. Пожалуйста. Я сама разберусь. Мне не нужна помощь в устроении личной жизни, Наташ. Ни твоя, ни чья-либо ещё, – стоя спиной к кухонному гарнитуру, облокачиваюсь на него. – Давай так, чтоб без обид, но это не тот вопрос, в котором мне могут понадобиться советы.
Разберись, дорогая, для начала со своей.
– Да я просто хотела сказать, что ему должно быть приятно, – смотрит на меня так, будто реально не собиралась лишнего болтать.
Неужели знакомство с Леонидом на неё так повлияло? Знала бы, свела их пораньше.
– Представляешь, если забеременеешь от него? – Ната нервно дёргается, понимает, о ком я говорю.
Я взрываюсь от хохота. Сгибаюсь пополам, упираясь ладонями чуть выше колен, и безудержно смеюсь.
– Боже, пожалуйста, у моей подруги вполне ещё детородный возраст, – говорю сквозь смех. – Дай им, пожалуйста, бэбика, – Ната кидает в меня полотенце, причитая при этом. – Это была бы самая сладкая месть. Разом за все годы твоего сводничества.
Глава 94
Всё утро, перед тем как ехать в госпиталь, я думала, звонить предварительно Косте или нет. Вставив основную сим-карту в телефон, обнаружила от него несколько пропущенных вызовов, каждый из них недельной давности.
Будет сюрприз. Услышать по телефону «Не приезжай» я не готова. Уверенности в том, что после нашего совместного с Кириллом отдыха он захочет со мной общаться, нет. Зная, как его крыло от ревности к Артёму, с которым мы были в отношениях до знакомства с ним самим, могу предположить – теперь я сродни болеющим проказой.
В каких только медицинских заведениях я не побывала, от элитных частных клиник до небольших больниц, где окна на скотче держатся, но когда ты идёшь навестить дорогого для тебя человека, восприятие совершенно иное, нежели по рабочим вопросам. Страшнее во сто крат. Где-то внутри, глубоко-глубоко, потряхивает.
Стоя перед дверью в палату, тру ладонями бёдра. Совсем некстати робею. На счёт раз тяну ручку двери на себя и вхожу.
Светлая большая палата на четырёх человек. Их в палате двое лежит. У Кости глаза прикрыты, второй парень смотрит на меня и улыбается. Есть с чего, определённо. На вид он выглядит здоровее Кости. Перелом руки и лицо немного подштопано. Киваю в знак приветствия.
На Косте живого места нет. К этому была готова, мама его рассказала. Делаю несколько шагов по палате, стуча каблуками и шурша бахилами, он наконец-то отрывает голову от подушки и, прищурившись, смотрит в мою сторону. Может показаться, не узнал, но он с таким явным недовольством рассматривает мои волосы, что впору расхохотаться.
Между нами пара метров. Слышу его хмурое:
– Пздц ты, конечно. Налысо бы уже и на черепушке татуировку набила, – его предложение недалеко от истины.
Смотрит на меня взглядом «Алёна, ну как так. Блд». Мне становится смешно. Из всей произошедшей дряноты за последние недели его интересуют мои волосы. Хорошо по голове прилетело, был бы мозг, было бы сотрясение.
Беру стул, переставляю поближе и сажусь рядом с ним. Оглядываю Костю с ног до головы.
– Из нас двоих шесть переломов, два из которых со смещением, у тебя. А я всего лишь волосы подстригла. Так что, мне кажется, это я могу на тебя сердиться за опрометчивые поступки, – склонив голову набок, рассматриваю его лицо. Вся нижняя часть усеяна мелкими осколочными ранениями, на крупные наложены швы.
– Ужасно? Ты так смотришь, – он усмехается.
– От «до» не сильно отличается, – приподнимаю уголок губ.
– Ну, спасибо. Ты как всегда очень мила, – Костя слегка откидывает голову назад и смотрит на соседа по палате через моё плечо, тот без слов его понимает. Слышу, как встаёт с постели, через несколько секунд дверь открывается, и он выходит. Оборачиваюсь на звук. Точно, остались вдвоём. – Мама настояла, чтоб я был не один. Носятся, как с ребенком.
– Неблагодарный. Она переживает, – не представляю как. – Рассказывай, как угораздило?
– Что именно? – Костя пытается сесть ровнее. Но из конечностей у него осталась только левая рука, поэтому маневренность снижена до нуля. – Кстати, привет.
– Не дергайся, – делаю жест руками, мол, замри. Встаю и поправляю ему для удобства кровать. – Привет. Для начала расскажи, откуда вся эта красота? – обвожу взглядом загипсованную руку, торс и ноги, накрытые простынёй.
То, что происходит на работе, я предпочитаю дома не обсуждать. Во-первых, хорошего там не очень много, во-вторых, зацикливаться не хочется. Чем больше гоняешь через себя этот поток воспоминаний и переживаний, тем тяжелее. Это та причина, по которой все судебно-медицинские эксперты считают проведение вскрытия деток одним из самых трудных моментов в работе, отмахнуться от этих мыслей нелегко, картинка перед глазами остаётся надолго. Неделями варишься в котле своих чувств и переживаний. У Кости есть схожая черта: он не любит делиться, да и вообще о работе рассказывать. Но потеря более литра крови сама по себе повод весомый.
Закидываю ногу на ногу, переплетёнными пальцами обхватываю колено и жду.
– Как будешь готов, можешь начинать.
Он вздыхает, тут же морщится.
– Не делай глубокие вдохи. Так лёгкое будет дольше заживать.
Услышав мой совет, Костя приподымает уголок губ. Уверена – ему приятно моё небезразличие.
– Местное руководство не давало разрешения на проведение задержания, но постановление подписано у меня было давно, оставалось дату проставить. Когда понял, что тебя про*бал окончательно, решил, что надо отпускать без хвостов. Чтобы жизни ничего не угрожало, – Костя смотрит в глаза, хмурится. Зрительный контакт усиливает эффект. В висках пульсирует. – Обычный рабочий момент, Алёнка. Через них столько наркоты шло и оружия, что оттягивать дальше было нельзя.
– Ты знал, что сдали детали?
– Нет, но мы понимали, что кто-то из наших замешан. Виктора слили не просто так, – его настроение резко меняется. – Ты можешь не переживать, никто не потревожит. Обещаю тебе. Кирилл тебя не потеряет?
За секунду злость вспыхивает внутри. Какой к чёрту Кирилл? Ты меня бросил… в сообщении, к семье вернулся. А я тут с тобой рядом сижу. Серьёзно? Мы о Кире говорить будем?
– Нет, он в курсе. Заедет за мной, – смотрю на наручные часы. – Скоро.
Крылья его носа раздуваются на моё удовольствие. Неприятно, я знаю.
– Не буду тебя задерживать, – цедит сквозь зубы, которые того и гляди крошиться начнут.
– Ты слишком расточительно себя ведёшь, Род. Даже если ты творог на завтрак, обед и ужин есть будешь, кальция тебе не хватит на генерацию, да и зубы, увы, регенерации не подлежат. Побереги их лучше, – мне неимоверно хочется до него дотронуться, соскучилась очень.
– О мальчике своём…
– Костя, скажи честно, у тебя язык на этих словах не отсыхает?