Мама Леи стоит, поджав губы. Ей происходящее не нравится от слова совсем. Готовится в любой момент выхватить внучку из моих рук.

– Ну, здравствуйте, Дарья Артёмовна, – как только беру малышку на руки, она открывает свои глазки, одна маленькая бровушка ползёт вверх. – Артём, с ума сойти. Как она на тебя похожа, – произношу, не отводя взгляда от его дочки. – Взгляд идентичный. Дознание будет проводить лучше папы. – Малышка пускает пузырь из слюнок и звонко смеётся.

Возможно, мои собственные кошечки слышат, или на них сказывается мой эмоциональный всплеск, но так или иначе, они начинают копошиться. Вот уже две недели, как я их чувствую. Листочки трепещут внутри, счастье до краев заливает, плещусь в нем полуживая.

– Да-да, очень на Артёма похожа, – подхватывает Лея. – Я ему так же говорю, а он отмахивается. На ней, кстати, один из тех костюмов, что ты подарила.

Начинает рассказывать, что они носили все из подаренных мною комплектов. Наш местный дизайнер выпустил огненную линейку одежды для деток с рождения до полутора лет, продавались вещи в наборе. Удержаться я не смогла. Чувствую, что и для малышек начну всё скупать.

В их компании мы проводим ещё пару минут, затем Тёма уводит делегацию на регистрацию.

Костя так смотрит Артёму вслед, что меня коробит.

– Я люблю тебя очень. Именно тебя. Тебя одного, – шепчу ему на ухо, привстав на пальчики. Сейчас каблуки для меня стали роскошью, разница в росте даёт о себе знать.

Призналась впервые. У Кости с этим дела проще обстоят.

– Неужели дождался, – иронизирует, при этом вижу по глазам – он тронут. – Думал, на свадьбе у дочерей, может быть, снизойдёшь.

Обнимаю его крепко-крепко, лицом в грудь утыкаюсь. Он так приятно пахнет, что я успокаиваюсь, даже слабость чуть попускает.

Весь полёт до Калининграда провожу на его плече. Костя гладит, целует в макушку.

Прелести беременности я уже ощутила, хотя ещё ходить и ходить. Железодефицитная анемия у меня как из учебника. Смещение диафрагмы, одышка, быстрая утомляемость, частое мочеиспускание. Это всё мелочи. Я готова весь день принимать железо и витамины группы В лишь бы не было преждевременных родов. Они являются одним из самых частых осложнений при многоплодных беременностях, по разным подсчетам от тридцати до пятидесяти процентов случаев заканчиваются преждевременным прерыванием. Поистине некоторая информация мешает спать по ночам.

Добравшись до кровати в родительском доме, падаю поверх покрывала, успев предварительно переодеться. На другое сил нет. Прошу Костю немного успокоить маму, увидев меня, она запаниковала. Не знаю, чего она больше боится, что я кони тут двину или что папа разозлится, узнав, что без него провернули.

Просыпаюсь от того, что меня легонько гладят.

– Моя девочка маленькая, даже ты отупела. А я ещё на Аню сердился. Родишь моих внучек, тогда отругаю, – папа наклоняется, в щеку целует. – Тебе вредны перелёты, – начинает ожидаемо заводиться. – Утром поедем, сдашь анализы у меня. – Ага, как же, для этого приехала. У нас в центре федерального округа негде кровь сдать. – Я на Константина больше надежд возлагал.

Папа мыслит по принципу: кто не режет, тот не врач; кто прислушивается – не мужик.

На самом деле он умышленно придаёт себе грозности. Костя ему понравился, насколько это в принципе возможно. Но этот секрет знаем только мы с папой. Утром, спускаясь к завтраку, слышу, как родитель даёт напутствия, а-ля как надо со мной себя вести, чтоб я на голову не садилась. Слегка улыбаюсь, звучит очень мило.

Детский дом, куда распределили Родиона, в области считается лучшим. Если зайти почитать отзывы, один хвалебнее другого. Но как бы там ни было, детский дом – это звенящая пустота, боль и несправедливость. Даже самым смелым и стойким малышам нужны мамы.

Родика жду в пустой комнате, сама так попросила. Вся извелась. По позвоночнику катятся холодные капельки, сердце сдавливает. Боюсь сделать или сказать что-то не так. Дверь приоткрывается, Родиоша заглядывает. При виде меня его глазки распахиваются и загораются. В этот момент я безумно жалею, что не забрала его сразу. Несколько предательств от близких людей подряд – невыносимо. Он срывается с места так быстро, что я только и успеваю опуститься на корточки и упереться коленями в пол. Маленькое тельце врезается тут же. Стараюсь не плакать, его не пугать.

– Я знал, что ты ко мне в гости приедешь. Я всем говорил, а они мне не верили, – сообщает торжественно. Он очень доволен, что оказался прав. – Эмилия Валерьевна говорит, что таких, как я, не забирают и даже не навещают. Таких больших, – добавляет. Если сперва сдавливало, то сейчас подведомственный папе орган кровоточит. Язык бы отсекла старой кукушке, это не трудно. – Посмотри, уже почти не заметно, – поворачивается ко мне повреждённой стороной, в глаза заглядывает, в них столько надежды. – Я терпел, как и обещал.

Касаюсь губами шрама, глажу его по светлой головке. Потрясающий мальчик. Самый-пресамый.

– А ты надолго приехала? Я хотел… – он от меня отстраняется, в этот момент касается ручкой живота и замирает. Переводит взгляд на него и долго рассматривает. – Ты мамой скоро станешь? Их там двое, как вас с сестрой? – наконец-то восстанавливает зрительный контакт. Кажется, грустнеет.

– Да, как и нас. Их там две. Две девочки, – вскользь говорила, он помнит.

– Это больно? – на живот снова смотрит.

– Нет, Родюш, но трудно.

– Летать тоже трудно? Ты нескоро теперь прилетишь в следующий раз? Времени не будет, – вздыхает, смотрит по сторонам. В паре метров от меня ещё один стул, он хочет сесть подальше.

– Скорее всего, ты прав. Перелёт дался трудно. Но я очень хотела к тебе. Хотела тебя попросить. Вдруг ты захочешь… – папа прав, я отупела. Слова подбираю с трудом. – Жить с нами. Со мной, с ними, – взгляд на живот опускаю. – И папой их. Вы с ним точно подружитесь.

Костя уже от тебя в восторге. Я снизошла-таки бахнуть злосчастный штамп.

– Ты меня к себе заберёшь?

– Если ты согласишься, то с радостью.

Маленькие ручки начинают меня душить в объятьях. Полагаю, что это положительный ответ.

Эпилог 1

Лена и Соня лежат на разложенном диване, как всегда в обнимку. Наблюдаю за ними через отражение в зеркале. У каждой есть по кроватке, но спят они исключительно вместе, по отдельности могут орать часами напролёт. Мне так кажется. Сдаюсь я обычно быстрее, мой максимум – минут сорок. Каким образом они друг дружку не будят – неизвестно, но преспокойно спят, каждая на боку, ручки кладут друг на друга, порой даже на лица. Зрелище умилительное. Залипаю я на них постоянно.

Возвращаю взгляд к своему отражению. За четыре с половиной месяца я почти восстановилась. Из набранных килограммов ничего не осталось. Но одно «но» всё же есть. За тридцать два года «до» у меня не было ни единой растяжки на коже. В юности проблема обошла меня стороной, резких похудений и набора веса никогда не случалось, эстетика была максимальной. Сейчас же… на моём животе живого места нет. Вертикальные, извилистые полосы весь расчертили. Крема всевозможные до… одного места. Вздыхаю. Неприятно, конечно, но барышни за моей спиной того стоили. Хоть на лбу такие отметины, я бы согласилась.

– Не расстраивайся, ты и с ними лучше и красивее всех остальных, – оборачиваюсь на голос Кости. Ужасная привычка ходить бесшумно снова при нём, как только косточки зажили, перестал бренчать при ходьбе.

Убираю руку от живота, одёргиваю футболку.

Костя подходит, запускает свою руку мне под одежду. Кожей на животе чувствую, насколько его пятерня горяча.

– Если захочешь, мы что-нибудь сделаем с ними, – шепчет мне на ухо, прижимает к себе. – Ты только скажи – что, где и сколько, – в затылок целует. Глаза от удовольствия буквально закатываются.

– Я подумаю, – враньё на постном масле. – Есть проблемы серьёзнее, – оборачиваюсь к «вынужденному» мужу. – Сегодня ты будешь мне ассистировать, – киваю на девочек. – Как уснут ночью, поможешь ногти им подстричь, – мой тон споры не предполагает.

– Родион прекрасно справляется с этой миссией, – чуть ли не с придыханием вспоминает о нашем идеальном мальчике.

Костя может всё: покормить из бутылочки, искупать, развлечь или наоборот уложить спать, но помочь срезать им маленькие, да остренькие ноготки он стрессует.

Всё по причине того, что это квест. В кромешной темноте, вооруженные ножничками и фонариком мы крадёмся на дело. Если девочки начинают ворочаться, фонарик надо тут же прикрыть рукой или выключить и затаиться. В противном случае начинается многочасовая вакханалия. Расставаться со своим оружием они не хотят. Родион безропотно в этом участвует, а папашка халтурит.

– Родик со всем прекрасно справляется, но хочу я с тобой, – тычу ему пальцем в грудь.

Всё с тобой хочу. До глубокой старости.

– И на работу ты ночью не поедешь, пока не поможешь, – тянусь к его щеке, Костя голову поворачивает, подставляя губы.

В дверь скребутся. Сразу понятно, кто по ту сторону. Мама суперчувствительной девочки Маргаритки. От громких звуков Наташа сходит с ума.

– Ты где своих потеряла? – интересуюсь у неё, распахивая дверь настежь.

Туль заходит и, стоя на коврике, по сторонам головой крутит. Наличие Кости в зоне видимости проверяет. Они так и находятся в охлаждённой стадии неприятия друг друга.

Крёстными моих крох стали Толя, Гоша, Ната и Аня. А у Маргаритки – я и Кир. Не сказать, что Наташа и Кирилл крепко дружат. Но в своей необходимости насолить Косте она неудержима.

Костя старается держать себя в руках. Последние месяцы беременности были сложными. Родить ещё раз я не смогу даже при неимоверном желании. Он старается заботиться обо мне изо всех сил, помогает во всём и идёт на поводу во всех ситуациях, в том же выборе крёстных. Мне, как валявшейся пару недель в реанимации, разрешено было выбрать всех из своих. И когда Ната выдает что-то похабное а-ля «Что за кума, что под кумом не была», тоже терпит, знает, что Киру я давно объяснила, что между нами ничего быть не может.

– Лёня с мелкой в парке гуляет. Пусть воздухом дышат. Твоего лишний раз не нервировать. Он ведь дома? – знает, что да. Костя к мужу её не ревнует, это тоже ей известно.

Киваю, приглашаю её пройти. В этот момент слышится кряхтение из гостиной. Выспались.

Опускаюсь на коленки рядом с малышками. Они внимательно смотрят на меня круглыми, как бусинки, глазками. Выглядят они необычно: блондинки с почти чёрными глазными радужками. Мы собирались гулять, они одеты на выход, на головах повязки с большими бантами, Лена с бежевым, Соня с розовым, комбинезоны тех же оттенков. Малышки с большими брюшками.

Соня тянет в рот ручку сестры и тут же, причмокивая, начинает её сосать. Меня переполняет восторг такой силы, что недолго лопнуть от удовольствия.

– Твои ноги стали, как две палки, из жопки торчащие. С этим можно что-нибудь сделать? – голос Наты вторгается в задворки моего сознания.

– Чудесно у неё всё и с жопкой, и с ножками, – Костя заходит с балкона в квартиру.

Понимаю – что-то не так. Он расстроен, сдерживается, но злится.

Прошу Наташу позвонить Лёне и на чай позвать, неудобно. Вручаю Косте Соню, сама забираю Лену и прошу его помочь мне переодеть их, вспотели немного.

– Что случилось? – интересуюсь, когда мы остаёмся без лишних ушей.

– Родион звонил, – он гостит сегодня у бабушки и дедушки – родителей Кости. – Отец за Петей уехал. Жанна его снова скинула. Мама мне боится уже рассказывать, – судя по его состоянию, если бы не мелкая на его руках, он бы уже стены долбил.