Где-то три сестры плачут у огня

Под моей ногой захрустит стекло

Ты иди ко мне или от меня

Я иду

По дороге из желтых кирпичей

Бегу по ней

Бреду

Ползу

И снова поднимаюсь

И знаю, что где-то там на ней

Есть один золотой

И как только

Найду его

Вся дорога станет из света

И мы встретимся снова

Пронзительная песня закончилась. Повисла тишина. Несколько секунд было слышно, как трещат фитили свечей. Потом зрители оттаяли, зазвучали аплодисменты и радостные крики. Кто-то пытался кричать «на бис!», но не очень настойчиво. Сэнсэй и так отработал на полчаса больше, чем обещал сначала.

Я снова занял свой пост близ прихожей, чтобы в случае чего разрулить какие-нибудь проблемы, но зрители довольно организованно покинули студию. Я слушал обрывки их разговоров и думал, что все-таки в подобных квартирниках несомненно есть свой профит. Только он не в деньгах измеряется, а вот этом вот градусе тепла…

Я закрыл дверь на замок и вернулся обратно в зал. Нашел глазами Сэнсея, который сидел на полу у стены, блаженно вытянув ноги. В одной руке стакан с красной жидкостью, во второй – бутерброд. Сел рядом.

– Ну что, расскажешь, что там у тебя стряслось с журналистами? – спросил я.

Глава 4

– Было это в давние-давние времена, когда дед моего деда еще не родился, а мне уже было десять лет, – напевно произнес Сэнсэй. Грустно усмехнулся. – Да ладно, банальная была история. Когда гласность объявили, где-то в восемьдесят седьмом, кажется. В общем, случился тогда в нашей компании один любознательный юноша. Крутился вокруг, вопросы задавал. Пару раз с нами на природу съездил. А однажды продираю я глаза после какого-то особо буйного сейшна, а мне в лицо очень авторитетными корочками тычут. Проедем, мол, гражданин хороший, в казенный дом, поговорить надобно.

– Прямо к постели пришли? – спросил я.

– Ну нет, конечно, – хмыкнул Сэнсэй. – Я дополз до двери и открыл сначала.

– А там люди в форме? – раздался голос Евы, которая как-то незаметно подошла и устроилась рядом.

– Нет, не в форме, – покачал головой Сэнсэй. – Прилично одетые, с незапоминающимися лицами. Я думал, похмельный глюк… Но тут эти двое из ларца подхватили меня под белы рученьки, закинули в черную карету и повезли на Лубянку. Тут-то я и протрезвел моментально. А дальше все как в кошмаре. Комната, стол, неудобный стул и неудобные вопросы. Про какого-то Сатану, жертвоприношения, посвящения девиц на алтаре…

– А лампой в лицо светили? – спросил я.

– Да не, никаких особых ужасов, на самом деле, – отмахнулся Сэнсэй. – Говорили вежливо, не били, не угрожали. А когда допетрили, что я вообще не понимаю, об чем передача, сунули мне под нос вырезку из газеты на картонке. А там статья. Как сейчас помню название: «Они поклоняются Сатане!» И мое фото крупным планом.

Сэнсэй потянулся за сигаретами, вытянул одну, сунул в зубы, но подкуривать не стал. Мы молчали, ожидая продолжения.

– Статья была написана живо, подро и с подробностями. И повествовала о том, как героический журналист, рискуя жизнью и здоровьем, втерся в доверие настоящей секте сатанистов. Ну и живописал разные подробности.

– Просто выдумал и все? – округлила глаза Ева.

– Ну… Он не то, чтобы вообще все выдумал, – фыркнул Сэнсэй. – Просто мы думали, что это прикол. И наговорили по пьяной лавочке… всякого. А он взял и написал об этом в газету. Приложив наши настоящие имена и фотографии. В общем, допрос на Лубянке был самым невинным, что с нами тогда случилось. Дяденьки в костюмах позадавали свои вопросы, на которые я честно поотвечал. Они сделали выводы и меня отпустили. Даже на такси посадили у своего крыльца. А вот дальше…

– Газету прочитали обычные люди, – проговорил я.

– Да, все так, Велиал, все так… – покивал Сэнсэй. – Обычные люди. И устроили охоту на ведьм. Я тогда работал на непыльной работке в одном НИИ. Высокое начальство до этой статьи даже не подозревало о моем существовании. Я причинял какое-то добро, мыл пробирки, носил инструменты. После статьи меня вызвали на ковер и с работы выкинули. Та же фигня случилась со всеми остальными героями. В общем, дерьмовые воспоминания. С полгода жизнь была похожа на партизанство в тылу врага. Я высовывал нос на улицу только по ночам, перемещался перебежками. В больницу попал. Но потом пришлось спешно оттуда бежать прямо на костылях. Вот с тех пор и… Ну, ты понимаешь?

– И газета не опубликовала никакого опровержения? – удивленно спросила Ева.

– Ева, ну кто же читает опровержения-то? – я обнял девушку и притянул поближе к себе. – Это же как с теми ложечками. Которые нашли, но осадочек остался.

– Было опровержение, да, – кивнул Сэнсэй. – Недели через две после публикации. В десять строчек, где-то в конце газеты. Как раз между объявлением «продам гараж» и оповещением от службы вывоза говна.

– Понятно, – нахмурилась Ева.

– Эй, пипл, не грузитесь так! – Сэнсэй потрепал Еву по плечу. – Дело прошлое. Сейчас я уже общаюсь с прессой. Ноблесс оближ, как говорится. Но только с надежными ребятами.

– Жан надежный, – заверил я. – Если накосячит, я ему голову откушу.

– Да все нормально, я поговорю с парнем, пообещал же, – Сэнсэй подмигнул. – А теперь предлагаю плавно закруглить этот разговор и влиться в коллектив. А то мы отрываемся, нехорошо.

Ночная афтепати покатилась по накатанным рельсам. Горлышки бутылок звенели о края стаканов и рюмок, велись разговоры с разной степенью экспрессии. Звенел то гитарный перебор, то флейта, то варган. А то все вместе. Люди перетекали от одного кружочка к другому. Обнимались. Делились ценными мыслями, которые тут же забывали.

И я тоже бродил. Разговаривал, подпевал, чокался стаканами. Со стороны наблюдая за своей сестрой. Не вмешивался, тем более, что судя по румянцу на ее щеках и блеску в глазах у нее все было отлично. На ее запястьях появилось несколько бисерных фенечек – это Люся и Ася постарались. Пила ли она алкоголь? Да хрен знает, разве что втихушку. Я не настолько внимательно следил, чтобы каждую секунду за ней наблюдать. А даже если и да… Заметного опьянения не видно, и ок.

Похоже, у них с Бельфегором и правда что-то такое намечается. Несколько раз отсек их вместе – как они довольно долго сидели в уголке и интимно шептались, как держались за руки, и уже совсем глубокой ночью сестра как будто задремала, склонив голову на плечо рыжего клавишника. А тот бережно ее обнимал, и по лицу его блуждала мечтательная улыбка. Дурачкая такая, блаженная практически.

– Как оно? – шепотом спросил я, чтобы сестру не разбудить. Но Лариска встрепенулась и посмотрела на меня сонными глазами.

– Вооова… – протянула она. – Я не сплю, не сплю…

– Можем вызвать такси и поехать домой, – предложил я.

– Нет-нет, все нормально, – запротестовала она. И Бельфегор тоже встревожился и обнял ее крепче. – Давай еще побудем, пожалуйста!

– Как скажешь, – подмигнул я. – Боря, можно тебя на пару слов?

Бельфегор нервно так задергался, шепнул что-то Ларисе на ухо, и мы отошли в дальний уголок.

– Вов, ты не подумай, я ничего такого, – затараторил Бельфегор. – Лариса такая классная, с ней, оказывается, так разговаривать интересно. А я-то думал, что она еще совсем детсадовская…

– Эй-эй, полегче, – засмеялся я. – Я вообще-то не с претензиями. Как она?

– В смысле? – захлопал глазами Бельфегор.

– У нее вчера были неприятности в школе, – не стал я вдаваться в подробности. – Вот я и захватил ее с собой на концерт, чтобы развеялась.

– Она ничего вообще не говорила, – помотал головой Бельфегор. – Но ты не подумай, что я…

– Вот и славно, – я похлопал рыжего по плечу. – Хорошо, что ты рядом с ней. В тебе я на все сто уверен, что ты не обидишь девчонку.

– Я правда не… – начал Бельфегор.

– Топай уже к ней, а то уснет твоя принцесса, – я подмигнул. – Там на кухне я вроде кофе видел…

Бельфегор умчался до того, как я договорил. Я усмехнулся и пошел на следующий круг по афтепати. С семейными делами все в порядке, теперь нужно вернуться к приземленным деловым вопросам. И нюх на эти вещи безошибочно привел меня на кухню, где сидели Сэнсэй, Шутихин-старший и еще один перец из компашки хозяина студии – в пестром пиджаке, очечках в золотой оправе и с золотыми зубами с правой стороны рта.

– …если бы ты заранее предупредил! – сокрушался последний. – Тогда бы можно было собрать концерт в театре драмы или в каком-нибудь ДК…

– Василий, да не сепети ты! – отмахнулся Сэнсэй. – Я уже устал оправдываться. Ну да, решение было спонтанным…

Тут все трое заметили меня и замолчали. Золотозубый скорчил недовольную рожу и отвернулся, Шутихин-старший принялся сосредоточенно раскуривать сигарету. Зато Сэнсэй наоборот разулыбался и похлопал по месту рядом с собой на диване.

– И вообще! – заявил он. – Этот концертный тур был организован вот этим парнем, прошу любить и жаловать, как говорится. И мероприятия согласовывать тоже с ним, если что.

– Семен, ты же понимаешь, что это несерьезный разговор? – тихо и веско проговорил золотозубый Василий.

– Почему же несерьезный? – широко улыбнулся я. – Если что, я сюда пришел не права качать и не вето накладывать. И уже понял, что имело смысл организовать несколько выступлений, а то получается, что «Папоротник» в Новокиневск просто за спасибо смотались.

– Я же говорил тебе, что он умный парень, – подмигнул Сэнсэй. Василий поджал губы. – У него котелок нормально варит, может вместе вы что-то еще сможете сочинить. Интересное и взаимовыгодное.

– Да что уже тут сочинишь-то? – Василий скрестил руки на груди и наградил меня высокомерным взглядом. – Когда на все про все – три дня.

– Даже меньше, – едва дернув уголками губ, сказал Сэнсей. – Вася, если что, можешь не дергаться. Считай, что я просто так приехал, в отпуск. Ну и вас вот повидать еще.

– Ну да, ну да… – Василий снова глянул на меня недобро. Ага, кажется, я просек, в чем причина неприязни. Василий – это местный менеджер «Папоротника». Именно он занимается концертами группы, когда московские звезды понаезжают в Новокиневск. А тут все получилось в обход него, любимого. И заработать не удалось. Но никаких письменных договоров, заверенных авторитетными печатями, у него не было, только личная договоренность. Или, что еще более вероятно, судя по расслабленной позе Сэнсэя, просто «так сложилось». И Василий привык относиться к этому положению вещей, как к чему-то само собой разумеющемуся. Ну что ж, попробуем наладить мосты… Получится – посотрудничаем. А не получится, так не получится.

– Василий, мы как-то не так начали, мне кажется, – улыбнулся я. – Такое впечатление, что мне надо выйти и снова зайти нормально.

Я встал, вышел за дверь и прикрыл ее. Выждал секунды три, постучал, имитируя условный стук. Затем снова открыл дверь.

– Добрый вечер, – вежливо сказал я, встав на пороге. – Меня зовут Владимир, и мне нужна помощь старших товарищей, а то я боюсь снова как-нибудь накосячить.

– Вот ведь клоун! – покачал головой золотозубый. Но как будто расслабился. Сверкнул золотыми зубами, улыбнувшись.