– Он на втором этаже живет. Тебе повезло, как раз есть койка с ним через стенку, – Жаба облизывается и выдает мне ключи от двести седьмой комнаты, а с ними магнитную карту.

Отлично! Внутри меня что-то просыпается. Забытый трепет, что ли? Я даже улыбаюсь комендантше и от души благодарю. Выскакиваю в коридор довольная. Папа удивляется моей радости.

– Тебе номер люкс выдали? Здесь вообще такие есть?

Он оглядывает потолок и стены, вымазанные синей краской неряшливо. Я только смеюсь.

Хоть лифт работает. Я тащу спортивную сумку и ноутбук, а папа все остальное. Приходится делать это этапами. От лифта на этаж ведет железная дверь. Я ее придерживаю, а папа перетаскивает вещи.

Этаж блочный, то есть все комнаты расположены вокруг общих мест: туалетов, душевых и кухни. Дверей я насчитала восемь, по четыре с каждой стороны. Все закрыты. Приглушенно раздаются голоса и смех. Еще музыка. В душевой журчит вода. И громкий блогерский голос доносится из туалета.

Двести седьмая комната слева от входа, следующая за угловой. Интересно, в какой Слава: двести шестой или двести восьмой?

Я подхожу к своей двери – тонкой, ДСПшной, бежевого цвета. Серебристое покрытие ручки стерлось до медной основы. Изнутри я слышу бодрые биты и легкий скрип. Соседка, очевидно, на месте. Однако дверь закрыта, и я вставляю ключ. Открыв, замираю.

Прямо напротив кровать. На ней двое голых. Грудастая брюнетка сверху. Так и застыла с открытым ртом. А снизу… Слава. Держит ее за бедра, насаживает на себя и смотрит на меня ошарашенно. Золотое свечение в зеленых глазах мгновенно гаснет. И во мне все тушит.

Вселенная, ты надо мной специально угораешь?

Глава 7.

На перезагрузку сознания уходит несколько секунд. Пока операционка* настраивается, я даже не моргаю. Стою с открытым ртом. Краснею. Интимный все-таки момент. А я вторглась без стука.

– Ой, извините, – наконец, речевая функция восстановлена.

Я отшагиваю обратно в коридор и захлопываю с размаху дверь. Чтобы стереть этот кадр из памяти. Жалко, мозг – не жесткий диск. Shift-delete* не поможет.

С закрытыми глазами все внутренние ощущения становятся отчетливее. Сердце жжет, словно его в горячий песок засунули. И такой же песок застревает в горле. Сухо. Режет. И никак не избавиться от ощущений.

– Лерок, что случилось? – папа напряжен.

Я смотрю на него, плотно сжимая губы. Все-таки речь работает с перебоями. И вообще, вся голова глючит. То глаза меня не слушаются, то конечности. Папа только сильнее хмурится и уже порывается открыть дверь, чтобы заглянуть, но я хватаюсь за ручку первой и останавливаю его жестом.

– Там девушка… Ей одеться надо.

– Аа… оо.

Недоумение быстро сменяется смущением. Папа отходит от двери и прислоняется к стене коридора. Мои вещи закрывают проход. Благо все сидят по комнатам, либо где-то ходят.

– И еще там… Слава, – добавляю, чтобы папа был в меньшем шоке, когда сам все увидит.

– Что? – он от удивления даже подбородок вжимает в шею. – Как?

– Вот так, – кроме как пожатием плеч, мне это нечем объяснить. Я лыблюсь, как идиотка. Не рассказывать же, что я полтора косаря отдала, лишь бы увидеть, как Слава занимается сексом с новой подружкой. В моей комнате.

Жаба, верни мне деньги, я на такое не подписывалась!!

Хочется лопнуть. Прям как шарик. Надуться от злости и порваться. Пусть мои ошметки тут и затопчут. Господи, что я натворила в прошлой жизни? Когда перестану расплачиваться?

– Не придавай этому значения, – предупреждаю я папу, слыша, как скрипит ручка двери с той стороны.

– Можно заходить, – улыбается брюнетка в открытом проеме.

Бархатов прячется где-то в глубине комнаты.

Девица напялила на себя спортивный топ и велосипедки в обтяжку. Красный ей не идет. Однозначно. Кожа смуглая, такого грязного цвета, как… как… как белый изюм. Жалко, что не сморщенная. Фигуристая, конечно, не отнять, но рожей не удалась. То есть удалась бы, если бы не эти раздутые губищи. Господи, как подпортился у Славы вкус.

– Ты моя новая соседка, очевидно? – она заглядывает мне в лицо, чуть наклоняясь.

Хочет унизить меня этим, типа я для нее коротышка? Не выйдет.

– Очевидно, – с гордо поднятым подбородком я оглядываю комнату.

Тесновато. Оконце двустворчатое – почти во всю ширину помещения, хотя большим его не назовешь. Две кровати стоят вдоль противоположной от двери стены. Между ними только тумбочка. Одна на двоих, что ли?

Сбоку от входа худой шкаф. Из-за него торчит круглый столик с грязной посудой. Заглядываю глубже. Там и холодильник прячется. И письменный стол, пустой. Второй такой же стоит у ее кровати, почти у двери, завален одеждой и косметикой. Обои – серые, линолеум – зеленоватый в пятнышках, потолок – белый. Интерьер сильно отдает советчиной. Наверное, тогда и делался.

Осмотрев все, останавливаю взгляд на Бархатове. Он уже в белой футболке и синих спортивках. Вымахал за год. Подкачался чутка, но все равно кажется стройным и вытянутым. Шевелюра теперь спадает на глаза, волнистые локоны разбросаны в стороны.

Блин, хорош. Слишком. Только лучше стал. Мужественнее, сильнее, харизмы прибавилось. Смотрит теперь так… Жестко, что ли. Удивлен, но чует подвох, первым не накидывается, анализирует сперва.

Как я интересно выгляжу? После половины суток в пути… Аргкх! Не так я себе это представляла!

– Меня Катя зовут, очень приятно, – брюнетка снова переманивает мой взгляд. – А это Славик, мой парень.

Славик. Хм.

Он не двигается, только пилит меня прищуром, пряча кулаки в карманах штанов. Совсем другой стал. Не узнаю. Даже жутко.

– Извини, неловко получилось, – Катя закидывает волосы через плечо вперед и плетет из них косу. Они насыщенно черные, густые и шелковистые, как в рекламе шампуня. Не то, что мои три волосинки без цвета.

– Лера. Бывает, – я пожимаю плечами и оборачиваюсь на папу, который до сих пор в коридоре ждет указания. – Па, заходи.

Он тащит за собой чемодан и первым делом здоровается со всеми.

– Добрый день, – Бархатов отвечает так, будто впервые его видит. – Я к себе пойду.

Кивнув своей подружке, он проходит мимо нас. Я специально опускаю взгляд, чтобы не напороться на его глаза. До сих пор любимые. Оркх… Сейчас заскулю.

Папа откашливается, когда за Славой хлопает дверь соседней комнаты.

– Ну, что ж, давай располагаться.

Теперь я очень благодарно папе, что он все-таки настоял на своем и довез меня до сюда. Я хотя бы сейчас не одна. Так бы не выдержала. До сих пор в груди жжет.

Зато, полагаю, гештальт официально можно считать закрытым.

Папа помогает мне разложиться, распихать все сумки и запихать самокат под кровать. Она пружинистая, скрипучая, проваливается.

– Надо тебе реечное дно купить, а то со спиной потом проблем не оберешься, – наказывает он перед тем, как уйти.

Катя сидит на своей кровати и следит за нами. От этого жутко неловко. Вроде смотрит доброжелательно, но она меня одним своим существованием бесит. Если бы не Славик, я бы к ней со всей душой. Однако теперь она априори мне не нравится.

– А ты тоже первокурсница? – спрашивает у нее папа. Видимо, устал от неловкости.

– Нет, уже второй, – и зубки-то у нее все белые, ровные, виниры, по-любому. Слишком идеальные. – У меня соседку отчислили. Она вообще третьекурсницей была.

Мы с папой мычим и киваем. Как-то неинтересно нам обоим про соседку. Мы пытаемся впихнуть чемодан в угол между столом и стеной – больше его некуда здесь девать.

– А ты из какого города? – спрашивает Катя, вытягивая шею. Что там хочет разглядеть? Меня ей плохо видно?

Мда, я настолько бледная, что, наверное, сливаюсь тут со стенами.

– Из Петербурга, – почему-то мне хочется подчеркнуть свою принадлежность к культурной столице.

– Вай, мой Славик тоже, – она загорается улыбкой.

Это «вай» звучит очень приторно, кажется, даже в аниме милашки ведут себя естественнее.

Не знаю, стоит ли ей рассказывать, что мы встречались. Он сделал вид, словно вообще меня не знает и не хочет. Наверное, пока не буду ничего говорить. Надо оно мне? Лезть еще в их отношения.

Может, удастся договориться с Жабой опять за полторашку, и она меня переселит?

Я изображаю жуткую обеспокоенность состоянием своей спортивной сумки, которая немного испачкалась в пыли, повалявшись тут во всех коридорах. Папа подхватывает и помогает мне стряхнуть грязь. Катя замолкает и утыкается в телефон.

Самокату находится место только в коридоре. Мы оба надеемся, что его не сопрут и что он здесь никому особо не мешает.

С вещами мы расправляемся быстро и прощаемся уже в холле, отойдя поближе к окнам и подальше от поста охраны. Папа решил отоспаться в хостеле, а в ночь поехать обратно.

– Держи, это тебе на шалости, – он сует мне незапечатанный конверт. – Только маме не говори. Это моя заначка.

Я заглядываю внутрь.

– Вау! Спасибо! – там несколько пятитысячных – для меня огромные деньги.

Папа радуется моему восторгу, а потом спрашивает вкрадчиво.

– Как ты? Я про Славу, – у самого глаза все еще на лбу, никак не спустятся.

Я стою с опущенной головой. И сердцем.

– Да нормально. Уже год прошел. Все давно… кончено, – отмазываюсь неестественной улыбкой.

Папа вздыхает.

– Кажется, сама судьба вас сводит. Очуметь, вы теперь соседи. Не верил, что такое случается.

Он смешной. Над ним судьба вообще конкретно поиздевалась. Мытарила, мытарила, а потом бац и свела с мамой опять, спустя семнадцать лет.

– Ну, так вы с мамой отличный пример, – я хлопаю его по плечу и получаю в ответ ухмылку.

– Как сказать. Я, вообще-то, чуть ли ни каждые полгода в Питер мотался, постоянно придумывал себе поводы по работе и не только. Все надеялся, что где-нибудь пересечемся. А потом и вовсе переехал. Правда, уже почти отчаялся.

– Да ладно?! – теперь и у меня глаза на лбу. Этого я не знала. Мама, интересно, в курсе? – Ты ее все это время искал?

– Ну, не прям искал. Там искать-то нечего было. Имя да лицо по памяти. Я ее и узнал-то не сразу при встрече, на самом деле.

Я в шоке! Вот это любовь! Семнадцать лет! И после короткого курортного романа! А мы со Славой почти год встречались, и он меня уже на следующий день забыл. К черту его! Найду себе настоящего парня, который будет меня любить до конца жизни. Есть же такие, как папа.

Мне так приятно об этом узнать, что настоящая любовь существует, и не где-то в кино, а прям рядом, буквально у моих родителей, и я кидаюсь папу обнимать. Сжимаю его крепко, особенно когда осознаю, что все. Он сейчас уедет. И я останусь здесь одна-одинешенька. С новой девушкой бывшего парня, которого, несмотря ни на что, еще люблю.

И что я здесь забыла? Будущее на кон поставила ради тупой идеи фикс – закрыть гештальт. Какая же я все-таки дура. В настолько тупую ситуацию я себя еще не загоняла. Однако прогрессирую.

В глубине души я, конечно, надеялась на другой результат. Что Слава, как я, весь этот год сидел затворником в комнате и жалел обо мне под депрессивные песни Билли Айлиш. Но нет. Слава не такой. И я это прекрасно знала.

Блиииин! Хватит сопли распускать. Я же взрослая. Я за этим сюда и приехала – получить от Бархатова прямой отказ. Прямее некуда, блин. Достало быть нюней. Славу надо забыть. Окончательно. Живу дальше. Все.

Глава 8.

В комнату возвращаться я даже побаиваюсь, вдруг Бархатов с Катей там опять развлекаются. Как часто, интересно, у них это происходит? И неужели всегда в ее комнате? Не хочу приходить с учебы и наталкиваться на их страсть. Мне только реалити порно не хватало. С бывшим в главной роли.

Но идти мне больше некуда, поэтому я плетусь в комнату номер двести семь.

Мама сказала, что я могу в любой момент вернуться… Хм…