И все эти люди, окружавшие её теперь, очень испугались бы, если б узнали. Но трепать языком попусту было нельзя. Об этом её предупреждала и наставница Нетакерти перед самым отбытием из храма, и новый учитель здесь. Да она уже и сама усвоила с детства, что не стоит обсуждать с кем попало, что она видит и слышит что-то, недоступное другим. Хватит, уже обмолвилась пару раз в детстве.

«– Странница!

– Странница с перевёрнутым лицом!

– Нет, нет, я же хорошая!»

Шепсет тряхнула головой, отбрасывая воспоминания. Мелодично зазвенели золотые бусины на концах кос.

«А может, и стоило бы сказать? – подумала она. – Тогда бы меня точно не выбрали… не оказали бы честь стать…»

Эту мысль даже додумать было страшно. И всё же с каждой минутой она была на шаг ближе к Владыке, которому уже наверняка донесли, кто она и что умеет. Говорили, что она хорошенькая и скоро расцветёт в настоящую красавицу. Но мало ли при дворе настоящих красавиц? Утончённых и грациозных, сладкоголосых музыкантш и талантливых сказительниц или вершительниц судеб Та-Кемет, дам, искушённых в политике, способных поддержать любую мудрую беседу советом и делом.

Шепсет чувствовала себя совсем юной и неумелой, чужой среди всех этих блистательных женщин. Она предпочла бы, чтоб внимание Владыки не пало на неё вовсе. А вместо роскошных пиров с радостью проводила бы больше времени в библиотеке придворного чародея, постигая тайны, к которым только-только начала приобщаться.

Но Боги распорядились иначе. И теперь она шла в сопровождении служанок по коридорам дворца, украдкой любуясь прекрасными росписями с причудливыми птицами и зверями и диковинными растениями. Краски были живыми и яркими, словно в святилищах или гробницах, и колонны в миниатюре тоже повторяли гипостильные залы Храма Миллионов Лет, к которому примыкал дворец.

Залы, через которые они проходили, были украшены экзотическими статуэтками из оникса и эбенового дерева, яркими драпированными тканями и циновками, кувшинами всевозможных форм. Столько роскоши Шепсет не доводилось видеть за всю её жизнь, хоть это место и называлось «малым дворцом». Каков же тогда был дворец Владыки в Пер-Рамсесе? Наверное, как внутренние залы Амона в Ипет-Сут, о которых даже среди жрецов слагали легенды.

«Никогда не привыкну к обители Пер-Аа», – думала девушка, стараясь не озираться по сторонам, будто дикая. Она пыталась повторить стать и походку вельможных дам и самой госпожи Тии, ступала грациозно, гордо вскинув голову, будто несла на себе чашу с дарами Богам, которые ни в коем случае нельзя было рассыпать и расплескать.

Но жрица чуть не растеряла весь свой тщательно поддерживаемый величественный образ, когда распахнулись узорные золочёные двери из редкого дерева. Они оказались в саду, ступили на присыпанную жемчужным просеянным песком дорожку.

Из зарослей тамарисков к ней вылетел Ветер. Чёрный щенок, приехавший вместе с Шепсет из храма Хэр-Ди, к дворцовым порядкам пока не привык. Он подпрыгивал, радуясь хозяйке, а потом попытался поставить на неё лапы, чуть было не испортив наряд. Щенок, посвящённый Инпу, крутил хвостом, бегал вокруг, несмотря на шиканья служанок, и угомонился, только когда Шепсет аккуратно присела и обняла его, почёсывая за острыми ушами.

– Придётся ему остаться здесь. К Владыке с собакой точно нельзя, – строго сказала одна из служанок.

– Совсем ведь вести себя не умеет, – согласилась вторая и буркнула себе под нос: – Ну прямо как его хозяйка недавно.

– Вдруг сотворит что-то неподобающее, – добавила первая.

Ветер не понимал, о чём они, и тщательно вылизывал руку погрустневшей Шепсет.

– Это, например, что сотворит? Задерёт лапу на особо священный дворцовый куст? – весело спросил мужской голос.

К ним приближался высокий широкоплечий воин. Его можно было бы даже назвать красивым, если бы лицо не пересекал росчерк шрамов – словно от чьей-то когтистой лапы. Но первое устрашающее впечатление сглаживалось, стоило ему улыбнуться. Эта улыбка играла в его глазах, располагая к хозяину, несмотря на внушительный облик. Шепсет залюбовалась его амулетами и знаками на усехе и наручах, узнавая символы дворцовой стражи Пер-Аа.

– Здесь и правда есть священный куст? – не удержалась девушка и прикусила язык, кляня себя за излишнее любопытство.

– А как же! Здесь у нас много священного, благословлённого присутствием самого Владыки. Не дайте Боги лапу задрать или хвостом не в ту сторону махнуть, – торжественно сообщил воин… и рассмеялся.

– Господин Руджек, – чуть укоризненно, но с почтением произнесла одна из служанок.

Вторая сверкнула глазами на Шепсет, жестом показала ей, что пора бы перестать гладить собаку и приветствовать воина как подобает. Жрица поднялась, грациозно склонила голову. Похоже, этот мужчина был кем-то очень важным.

– Уверяю вас, наш Владыка любит собак и прекрасно осведомлён о том, на что они способны, – весело продолжал Руджек. – Страшно сказать, он даже собственного коня умеет чистить, представляете?.. Что ж, дальше, прекрасные дамы, позвольте, я сам. Пойдём, молодая госпожа. И щенка с собой бери.

Шепсет выдохнула. Этот воин ей понравился, и с ним было как-то свободнее, чем с чопорными служанками из Ипет-Нэсу, готовившими её сегодня к важной встрече. Она почти смогла расслабиться, пошла уже было за стражем, когда одна из служанок цепко ухватила её за запястье и шепнула:

– Веди себя подобающе, не опозорь нас. Господин Руджек – главный телохранитель нашего Владыки.

Шепсет сбилась с шага, но сумела сохранить достойное выражение лица. Расслабиться теперь, конечно, стало значительно сложнее: от волнения она чувствовала такое напряжение в позвоночнике, словно проглотила прут. В садах царило умиротворение, благословлённое лучами солнечной ладьи, и пели птицы, а жрице казалось, словно она идёт на самое страшное испытание, сулившее ей погибель.

– Интересно, для чего же тебя к нам прислали? – улыбнулся Руджек, ведя её куда-то в заросли, к разросшейся роще плодовых деревьев. – Совсем ещё молодая.

Отвечать что-то про «радовать взор» и «услаждать слух» показалось невероятно глупым, и Шепсет предпочла промолчать, надеясь, что телохранитель Владыки не сочтёт это дерзостью. С каждым шагом ей становилось всё страшнее, и ноги, обутые в золочёные сандалии, словно прирастали к земле. Хотелось развернуться и сбежать, и даже не смотреть на живого Бога, не то что становиться его наложницей. Так страшно ей не было уже очень давно, с тех самых пор, как она только начала слышать голоса Тех. Или когда впервые оказалась в Хэр-Ди, вдали от дома, когда ещё не знала, что храм станет ей настоящим домом, а община жрецов – второй семьёй.

Руджек пытался развеселить её, показывал красивые необычные растения, привезённые из дальних стран, но она едва разбирала слова, так громко кровь стучала в висках. А когда заросли расступились и впереди показался небольшой шатёр беседки, Шепсет показалось, что она вот прямо сейчас умрёт на месте.

У шатра двое воинов откинули полог, предлагая ей войти внутрь, в тенистую прохладу. Мысли заметались, как перепуганные птицы. «Значит, вот где всё случится… И совсем никак нельзя отсрочить?.. А может, ещё не поздно отказаться?..»

Ветер пронёсся мимо и ворвался в шатёр. Шепсет резко окликнула щенка, но от волнения голос сорвался. Руджек с улыбкой покачал головой. Вместе со жрицей он поспешил к шатру, и Шепсет замерла на пороге.

Чёрный щенок развалился на земле, болтая лапами и метя́ хвостом по полу. Сидевший в плетёном кресле мужчина почёсывал ему живот и улыбался. Шепсет видела его в полупрофиль со спины и почему-то несказанно удивилась, что он оказался… человеком. Не золотой статуей Божества, вышедшей из наоса^[41] и спустившейся со своего постамента, не ожившим храмовым рельефом.

Руджек с поклоном удалился. Воины запахнули полог, отсекая сад и весь внешний мир, и жрица осталась наедине с правителем Обеих Земель. Жрица сглотнула, оглядев шатёр, с удивлением и облегчением отмечая, что нигде не приготовлено ложе.

– Здравствуй, Шепсет, – проговорил Владыка, не отрываясь от своего занятия. – Мне о тебе рассказывали.

Девушка почтительно поклонилась, не зная, что сказать, а когда подняла голову – натолкнулась на его взгляд…

В тот миг её охватило удивительное необъяснимое чувство. Она словно нежилась в лучах солнечной ладьи, окутанная теплом и светом даже изнутри. Внешне Владыка выглядел как немолодой уже мужчина, чьи резкие черты сохранили свою прежнюю благородную красоту, а в руках всё ещё оставалась сила воина. Того самого воина, которого боялись чужеземцы и даже ужасающие Народы Моря.

Но он был одновременно и человеком, и чем-то бо́льшим, недосягаемым и непонятным. От него исходила такая Сила, что Шепсет даже не с чем было сравнить. Ни один жрец и чародей не мог бы встать рядом с ним. Она словно оказалась в святилище, глядя в глаза Божества, отражавшие всю её жизнь и ещё целую вечность.

Именно в тот миг она поняла, почему многие с радостью служили Рамсесу Усермаатра-Мериамону. Его милость даровала сердцу радость и крылья и словно придавала самому твоему существованию дополнительный смысл. Он видел тебя до самой сути, и видел всё то, чем ты только можешь стать.

– Ты боишься меня? Не нужно, – мягко проговорил Владыка, и на его губах заиграла улыбка. – Сколько у тебя разных… мыслей. Нет, я хочу лишь поговорить с тобой и узнать тебя.

Глава XI

1-й год правления Владыки

Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона

Шепсет

«… вернуться к началу… когда только узнала…»

Шепсет плохо помнила, о чём именно они беседовали в тот день, хотя сам день запомнила навсегда. Что-то о доме и о собаках, о служении в храме и о Богине, о страхах и даже о Приходящих из Тьмы.

Просто подле него страх переродился в благоговение, которому после суждено было перерасти в любовь – настоящую, искреннюю и совсем иную, чем она могла бы себе представить. Как и Руджек, и другие, она бы с радостью умерла за него, своего учителя и названного отца.

Впрочем, так и случилось. Только её смерть не помогла ему, а вот возвращение…

«Найди…»

Это был не родной голос, звучавший явственно, как голоса Тех, а лишь воспоминание, лёгкое эхо. Искрящийся солнечный свет, ласковый ветер из заводей – но слишком далёкие и потому почти нереальные.

Почему же из всех Шепсет было так сложно найти его? Его присутствие было не перепутать ни с чем, и нити родства, связавшей их, должно быть более чем достаточно! Владыка ведь уже помог ей вернуть память после возвращения и выводил её из тягучей тьмы кошмаров…

… но никогда не проявлялся до конца. Не мог или она сама была не готова?

Много жрица размышляла над тем, с чем же ему приходилось бороться в последние годы его жизни.

Сердце сжималось от боли, горело от осознания бессилия, когда девушка вспоминала, как обнаружила его распростёртое на полу тело в последние дни фестиваля Опет.

Родная ладонь, похолодевшая, словно камень, никогда не видевший солнца. Голова запрокинута, лицо застыло, горло – глубоко рассечено так, что все величайшие жрецы Кемет уже не сумели бы вернуть его к жизни…

Отчётливо в сознании всплыли холодные, выверенные слова бальзамировщика:

«Первый удар был нанесён в спину, тяжёлый, но не смертельный – прошёл вскользь по кости, не задев важные органы. Потом убийца перерезал Владыке шею – так глубоко, что от такого не оправился бы даже живой Бог…»

Нет, Владыке Рамсесу нанесли гораздо больше ударов. Наносили долго, выверенно, упорно, а убийство физического тела лишь довершило начатое. Его Силы хватало на всю Кемет, и при нём Исфет не смела подняться, выползти из самых укромных уголков бытия.