Но он угасал. Уже в те дни, когда Шепсет только появилась во дворце, когда только узнала его и после соприкоснулась с его тайнами и кошмарами, которые потом отгоняла, – великий Усермаатра не был на пике своей славы. И дело было не в иссякшей молодости тела. Слишком много врагов, предававших его изо дня в день.

В памяти всплыло видение об убийце, показанное Владыкой.

Женщина с искажённым лицом – лицом, которое Шепсет слишком хорошо знала.

Кровь, заливавшая белые праздничные одежды, и кинжал в опущенной руке. Кровь капала с острия – капала, капала, пока не залила собой всё вокруг…

* * *

30-й год правления Владыки Рамсеса

Усермаатра-Мериамона

– Зачем ты привёл эту девушку во дворец, Сенедж? – голос звучал любезно, но в нём сквозил такой холод, что Шепсет немедленно захотелось исчезнуть.

Они и с придворным чародеем обсуждали жрицу так, словно её не было здесь.

Девушка и без того чувствовала себя здесь не на своём месте и никак не думала, что вообще придётся сводить знакомство с влиятельными придворными. Чародей представил её ко двору и взял в ученики, но ей здесь были не слишком-то рады.

Госпожа Тия, блистательная вельможная дама, смотрела сквозь неё. Тонкий макияж, призванный сохранить молодость прекрасного лица. Наряд из тончайшего плиссированного льна, складочка к складочке, и совершенство многослойных драпировок. Усех и браслеты из золота и бирюзы, в тон макияжу. Она держалась с такой величественной грацией, с такой гордостью, что Шепсет была уверена: перед ней сама царица.

Вот только госпожа Тия не носила титул Хемет-Нэсу-Урет^[42], хоть придворные и преклонялись перед ней.

– Она наделена удивительными талантами и будет полезна нам и Владыке, – Сенедж чуть улыбнулся, но улыбка, как всегда, не коснулась его глаз. Он словно считал утомительным пояснять свои решения кому-либо, а чужое невежество, не позволяющее другим понять необходимость этих решений сразу, раздражало его. – Как ты помнишь, госпожа, она обучалась в храме Хэр-Ди, но родилась недалеко отсюда. В Сет-Маат. Дочь мастера, ныне почившего, и главной целительницы.

Тия изогнула тонкую бровь – не то и правда слышала это впервые, не то просто не считала нужным запоминать детали жизни каждой из прибывающих ко двору девушек.

– Не близкий же получился крюк. И теперь почти что возвращение домой. Подойди, дитя, – она, наконец, соблаговолила посмотреть на жрицу и жестом подозвала её.

Шепсет приблизилась и поклонилась. Протянув руку, Тия приподняла её лицо за подбородок и оценивающе оглядела.

– Пожалуй, и правда хорошенькая, но мало ли по Кемет красивых девушек. Чем ты можешь удивить нас и удовлетворить взыскательные вкусы Владыки Обеих Земель?

Вспыхнув, жрица решительно высвободилась и гордо сообщила:

– Моё лицо не отражает моих талантов, госпожа. Красивых женщин и правда много в Обеих Землях. Но я служу своей Богине не красотой.

Выпалив это, она прикусила язык, но было уже поздно. Тия скрестила руки на груди, прищурилась. Сенедж молчал с непроницаемым лицом.

«Ну вот, сейчас-то меня и отошлют обратно…» – мрачно подумала Шепсет, потом решила, что это не так уж и плохо.

В следующий миг Тия вдруг тихо мелодично рассмеялась.

– Смелая и прямая. Я нахожу это… освежающим. Завтра жду тебя на утренней трапезе у фонтанов.

* * *

После госпожа Тия уже сама обучала Шепсет премудростям придворной жизни, и более никто не смел выказывать девушке своё неодобрение. Её могли опасаться, хотя многих притягивала эта странная, распространившаяся с чьей-то лёгкой руки слава о ней как о тёмной колдунье. О ней могли шептаться за спиной, да и то с осторожностью. Её могли не принимать в тесном кругу слишком уж радушно. Но, как Шепсет быстро успела усвоить, когда тебе благоволят по-настоящему влиятельные люди, это защищает, словно сияющий ореол или надёжный доспех.

Увы – надёжный до поры до времени, потому что ты всегда на виду, и твои промахи – тоже.

А ещё, конечно же, была зависть, которая лишь усилилась, когда её приблизил к себе Владыка. Настоящих подруг среди вельможных дам Ипет-Нэсу у неё и так-то не было, но теперь и хороших знакомых поубавилось. Были, конечно, те, кто по разным причинам искал её расположения, видя, что ей благоволит Тия, или же находили её общество любопытным. Жрица уже успела понять – во многом благодаря той же Тии, – что при дворе каждый свой шаг, каждый свой жест нужно выверять со всей осторожностью. И потому она не обманывалась внешней любезностью и ни с кем предпочитала не сближаться. Ходила о ней слава как о замкнутой и не слишком приятной в общении особе – ну и пусть, не привыкать. Раскрывалась она только с теми, кого любила и уважала.

В итоге, как ни удивительно, сдружилась она больше с телохранителями Владыки, кое с кем из его свиты… и с молодым царевичем Рамсесом, но это уже была иная история.

* * *

Шепсет перебирала свои воспоминания, как сокровища в ларце, пытаясь найти нужное, хоть какие-нибудь зацепки теперь, когда смотрела на всё иначе. Люди вокруг неё, блистательный двор Пер-Аа, полный интриг и скрытых игр, разговоры, пронизанные тайными смыслами. Что среди всего этого она упускала? Кто ещё был врагом?..

* * *

31-й год правления Владыки

Рамсеса Усермаатра-Мериамона

Двор собраний, соединявший Храм Миллионов Лет и малый дворец, был полон и гудел разговорами. Перед Окном Явлений собрались множество влиятельных сановников и военачальников с семьями и свитой. Сегодня Владыка лично дарует несколько наград, а это неизменно было событием.

Шепсет пока не доводилось бывать на такой церемонии, где правитель торжественно общался со своими высокопоставленными подданными. Во все глаза она смотрела на Окно Явлений, украшенное искусными рельефами со сценами побед Владыки над иноземными врагами. По нижней части, примыкающей почти вплотную ко двору собраний, расположились сцены с состязаниями, немного над ними – скульптурные головы, символизировавшие побеждённые Усермаатра-Мериамоном народы.

Девушка стояла в первых рядах, поскольку входила в свиту госпожи Тии. Она была удивлена, увидев хозяйку Ипет-Нэсу здесь, вместе со всеми, и ожидала, что та вскоре покинет их, чтобы занять место подле Владыки в Окне Явлений.

Но Тия не спешила уходить, и на её лице застыла чуть печальная улыбка. Высочайший титул, который имела мать старшего царевича – уже почившая, – к ней не перешёл, и подобные церемонии, скорее всего, напоминали ей об этом, неприятно задевая. Впрочем, госпожа Тия всегда умела сохранять лицо и обучала Шепсет тому же.

«Никому не позволяй видеть ни слабость твою, ни сомнения, потому что всегда найдутся те, кто охотно использует это против тебя, – говорила она. – Носи свою уверенность гордо, словно доспех. Улыбайся, коли тебе угодно, или вовсе не удостаивай их лишним взглядом – ты можешь позволить себе всё, что лежит в рамках приличий».

И девушка старалась подражать своей наставнице, хотя с улыбками у неё дела обстояли плохо, и проще было носить уже привычную безучастную маску.

Эта маска помогала и сейчас, потому что жрица боялась ненароком выдать себя. Молодой царевич Рамсес, сын Владыки и Тии, конечно же, был здесь сегодня. И когда он украдкой улыбался Шепсет, сердце колотилось, словно птица в силках. Эта улыбка, игравшая на мягких, красиво очерченных губах, обезоруживала, вспыхивала искрами в его ярко-зелёных глазах и предназначалась словно только ей одной. Жрица смущённо отводила взгляд, но то и дело смотрела снова, любуясь тем, как его инкрустированный сердоликами браслет охватывал руку выше локтя и подчёркивал рисунок мышц. Как чёрные вьющиеся волосы падали непокорными волнами, удерживаемые золотой диадемой.

Молодой Рамсес стал самым первым её другом при дворе, ворвавшись в её жизнь с внезапностью песчаной бури и мягко, исподволь там укрепившегося.

Увы, с некоторых пор рядом с ним Шепсет пребывала в совершенном смятении, сама не зная, что с ней творилось и почему даже простые разговоры теперь давались с таким трудом. А он словно бы замечал это, но ни на чём не настаивал и ни о чём не спрашивал.

Глашатай объявлял имена присутствующих, но Шепсет стояла слишком близко к госпоже Тие и её сыну. Это отвлекало. В голове у неё вместо имён и титулов звучали слова лиричной песни, которую она не так давно услышала в исполнении одной из придворных арфисток.

«… моё сердце, словно охотница, устремляется
                                                     за тобой.
Спящие чувства девы, пробуждённые тобой, —
Ты создал целый мир для меня!

И вот я стою, затаив дыхание, только
                                       расставив ловушки,
С охотничьими инструментами в руках,
Метательное копьё и сети… (я готова)…
Ради любви к богам, выйди же на охоту!..»^[43]

Общее волнение во дворе собраний возвестило о прибытии Владыки. Занавеси распахнулись, и Рамсес Усермаатра-Мериамон вышел на балкон Окна Явлений. Сегодня он был облачён в одно из своих парадных одеяний – длинную драпированную тунику, прихваченную широким золочёным поясом. Несколько тяжёлых ритуальных усехов, широкие золотые браслеты и перстни с амулетами придавали его облику особую серьёзность и торжественность. Его голову венчала двойная ало-белая корона Обеих Земель.

В тенях за спиной Шепсет различала Руджека и отряд телохранителей. Слуги несли ларец с наградами, которые сегодня Владыка вручит особенно отличившимся военачальникам или чиновникам.

Зазвучали приветственные крики и восхваления. Шепсет радовалась, что стояла ближе всех, вместе с госпожой Тией и царевичем. Иначе, при её невысоком росте, она бы мало что разглядела, или её бы унесло назад, как бурное течение уносит рыбацкие лодки.

Вельможи толпились, стараясь привлечь внимание Владыки и, возможно, выпросить личную аудиенцию или внеочередное решение каких-нибудь прошений. В какой-то момент Шепсет случайно оттолкнули, оттеснили. Она едва не потеряла равновесие, когда чья-то рука деликатно сомкнулась на её локте, поддержала. Вскинув голову, она натолкнулась на взгляд молодого царевича. Рамсес ободряюще улыбнулся ей.

– Ты в порядке?

Девушка скованно кивнула, чувствуя, как её охватывает неуместное смущение. Ещё больше она смутилась, когда Рамсес украдкой переплёл свои пальцы с её, удерживая её рядом с собой, заслоняя от толпы. Царевич не смотрел на неё, внимал своему отцу, как раз начавшему свою торжественную речь, но несколько раз чуть сжимал ладонь девушки в своей в знак поддержки.

Смущение смешивалось внутри с радостью. Шепсет чувствовала себя счастливой и защищённой. До неё доносились обрывки разговоров и обсуждений. Её внимание привлекла приглушённая беседа какого-то военачальника с чати Таа – вскользь обсуждали, что Владыка в очередной раз отклонил какое-то из предложений своего сына на последнем совете.

– Разговор получился пренеприятный, – приглушённо заметил военачальник, – но и нечего юнцу лезть в дела, которых он не понимает. Своего брата он не заменит.

– Его брат стал частью истории куда более неприятной, – деликатно заметил чати, – и не будем об этом. Он неопытен, но весьма проницателен. Позволь напомнить о ряде мудрых шагов ещё недавно, выявивших несколько…

Их слова потонули в криках ликования, когда Владыка даровал первую из наград.

Украдкой Шепсет посмотрела на орлиный профиль царевича, повторявший отцовский. Наверняка Рамсес услышал то же, что и она. Но он умел держать лицо и сделал вид, что разговор его не просто не задевает, а вообще не касается.