– А я хотел, чтобы мой лучший друг все еще был жив, но это, нахрен, так не работает!

– Ты бросил свою команду под автобус, – переходит на рык он. – Не приплетай сюда Сэма!

– Остынь, чувак. Дай ему время, – вмешивается Хоакин, хлопая по плечу Матео. – Для всех нас это до сих пор очень болезненная утрата, и ты это знаешь, как никто другой.

– Пять минут до начала тренировки, – оказавшись в раздевалке, энергично болтает Рори Грегори, второй тренер нашей команды.

Мы прозвали его «Святой Папочка», потому что он вечно решает все наши сопляческие проблемы – от расставаний с девушками или нарушенного пищеварения после кампусной бургерной до долгов по учебе, приводящими к разборкам и риску быть исключенным из команды. Рори – типичный умный парень, никогда не игравший в профессиональный хоккей. Лишь несколько провальных матчей в студенческой лиге и неудачный опыт игры в лакросс. Но, уж поверьте, это не делает его дилетантом. В отличии от взрывного Армстронга, занимающего первые позиции в списке лучших хоккеистов своего времени, Грегори обладает отличными аналитическими способностями, что позволяет ему просчитать игру противников вплоть до последней сирены. Он изучает все их матчи, слабые места и дает отличные рекомендации по ведению игры, которые всегда оказываются полезными.

– Пошевеливайтесь парни, Армстронг уже подготовил для вас наказание за опоздание на лед.

Продолжая прожигать взглядом Матео, нагло поднимаюсь со скамьи, вынуждая его отшатнуться в сторону.

– Ты должен всплыть на поверхность, Джеймс. Если ты снова слетишь с катушек, команда не переживет, – грубит Тео, преграждая мне путь.

– Я знаю, что делаю, Аддерли. Обойдусь без твоих уроков, – оттолкнув его плечом, направляюсь к выходу. – Я не одна из твоих девчонок, чтобы ты снимал с меня трусики.

– С возвращением, Джеймс, – улыбается Рори, перехватывая меня на выходе. – Рад, что ты принял наше предложение и вернулся в команду.

– Взаимно, тренер, – отвечаю я, фиксируя взгляд на его руке, которой он по-отцовски сжимает мое плечо. – За время отсутствия я понял кое-что важное.

– Поделишься?

Киваю, провожая взглядом покидающую раздевалку команду.

– Я хоккеист до мозга костей, Рори.

– Другого ответа я и не ждал, – улыбнувшись, он ободряюще хлопает меня по спине. – Поторопись. Гэри собирается накормить опоздавших квашеной селедкой, которую привез из уикенда в Швеции.

Кривлюсь в лице, вспоминая ролики с поеданием Сюрстремминга и ускоряюсь по направлению к тоннелю, ведущему на лед, под веселый хохот Грегори.

Остановившись у калитки, разделяющей лед и резиновый настил, я замираю. Мое сердцебиение ускоряется, а по телу пробегает колючая, как проволока дрожь. Затуманенный взгляд медленно перемещается на ворота, и я словно пытаюсь заставить свое воображение показать мне Сэма, но вместо него я вижу Рэгги, который разминает ноги и садится на поперечный шпагат, махая мне и выдавливая напряженную улыбку.

Проклятье. Возьми себя в руки, Джеймс.

Глубоко втянув носом холодный воздух, закрываю глаза и, сжав клюшку, толкаю коленом калитку, ступая на лед будто онемевшими ногами.

Сделав несколько неуверенных перебежек, сглатываю образовавшийся в горле ком и приоткрываю глаза, позволяя себе встретиться со своим триггером лицом к лицу. Набрав скорость, размеренно и глубоко дышу, ощущаю как волнение и тревога медленно отступают. Словно отсчет от ста до нуля.

– Отличное возвращение, Малыш! – ободряюще окрикивает меня Грегори, когда я перепрыгиваю через тренировочный барьер прокрутившись в воздухе, а затем приземляюсь на лед и, двигаясь спиной, подхватываю крюком клюшки летящую в мою сторону шайбу.

Даже несмотря на долгое отсутствие, я чувствую себя так, словно играл вчера. Возможно, это лишь потому, что несмотря на то что я собирался завязать с хоккеем, я продолжал нагружать себя и вплотную увлекся стрит роллерблейдингом. И нет, я не просто прожигал время, рассматривая рассветы и закаты рассекая на роликах, я ежедневно гонял шайбу или мяч по оживленным улицам Нью-Хейвена, вынуждая людей расходится в стороны. А вдобавок к этому: бегал после пробуждения и перед сном, выжимался в тренажерном зале как проклятый, и несколько месяцев подряд два раза в неделю посещал секцию бокса.

После смерти Сэма я совершено точно прыгнул вниз с обрыва. Моя одежда, вкусы в музыке, навязчивое раздражение и желание причинить себе как можно больше боли. Закрыться от мира, отказаться от любого положительного сценария. За это время я набил больше дюжины татуировок, напоминая в отражении зеркала главаря какой-то бандитской группировки, но в свое оправдание я хочу сказать: это было своего рода обезболивающим, в котором я безумно нуждался.

Открывая глаза каждое гребаное утро, я не мог избавиться от ощущения, что моя жизнь – трейлер к фильму «День сурка». И конечно же, несколько недель я буквально валялся в грязи и растирал сопли сбитыми до ноющих ссадин костяшками пальцев. Но потом ко мне вернулась капля благоразумия. Я начал вспоминать единственную фразу, которую очень часто твердил Сэм, стоило мне включить пластинку о несправедливости судьбы.

«Мы не можем изменить направление течения, но мы в силах плыть против него».

Когда я окреп, то отказался от всего, что могло бы отобрать у меня хоть каплю контроля: никакого алкоголя, тусовок или девчонок.

Конечно же, гибель лучшего друга не была началом апокалипсиса моей жизни, но она явно стала отправной точкой для того, чтобы я наконец-то осознал кое-что очень важное: ты можешь потерять все что тебе дорого, но это не должно отобрать у тебя самого себя.

Когда же случился первый переломный момент в моей жизни? В выпускной год старшей школы. Все началось с раковой опухоли, которую обнаружили у моего отца. Он потерял сознание прямо у крыльца дома, а когда его доставили в больницу и сделали снимок, оказалось, что на борьбу у него осталось слишком мало шансов. Я помню это время как вчера. Вечерняя тренировка и недовольный, вечно вспыльчивый канадец Данай Лемье – тренер нашей школьной команды, который при малейшей промашке швырял в нас шайбами. Он остановил борьбу пятерок и подозвал меня к себе, отпуская команду по домам. Еще тогда я почувствовал, что что-то не так, потому как Лемье впервые не смотрел мне в глаза и был очень взволнован, а это не было похоже на матерого громилу-тренера, которого я видел дважды в день на протяжении нескончаемых недель в роли разъяренного гризли. Но конечно же, тогда я и подумать не мог, что произойдет дальше. Когда я приехал в больницу, меня не пустили к отцу, а моя мама плакала так сильно, что не могла сказать и слова. Ожидая прогнозов врачей, мы просидели молча целую ночь. Я прижимал ее к себе, а моя футболка впитывала ее нескончаемые слезы до самого утра.

На следующий день к нам присоединились бабушка с дедушкой и взявшая академический отпуск Эмбер. Врачи сказали, что мы должны вернуться домой, так как полное обследование, первая химиотерапия и реабилитация займет не менее месяца, но они пообещали, что как только отца переведут в палату восстановления, мы сможем его навещать. Что происходило дальше? Мы все сходили с ума. Я помню как прогуливал школу и тренировки, ввязывался в драки и избегал возвращения домой, некоторое время ночуя у Сэма. Мне было дерьмово от мысли, что я могу потерять отца и было дерьмово еще и от того, что я ничем не мог помочь своей маме. Целеустремленная и жизнерадостная Ребекка Харт, занимающая должность главы городского клуба садоводства, впала в ужасную депрессию. Мой дедушка Риф оборвал телефоны всех знакомых врачей и, выйдя на лучшего в городе, показал ему свою дочь. Маме прописали курс тяжелых транквилизаторов, от которых она с каждым днем выглядела все хуже и хуже. Она напоминала цветок, которому срезали корни и лишили воды. И уже тогда я понял, что жизнь нашей семьи никогда не станет прежней. Но временный просвет, ударивший ярким лучом через штативную лупу, возродил веру и шанс. Бесконечные обследования и три курса химиотерапии с перерывами на реабилитацию под присмотром врачей не прошли зря. Папа вернулся домой. Конечно, он уже не был таким как прежде, но на тот момент мне показалось, что все встало на свои места. Может я просто чертовски сильно этого хотел и продолжал верить, а может просто сошел с ума. Отец правда делал все возможное, чтобы больше не подвергать семью беспокойству. Он улыбался, шутил, планировал совместную летнюю поездку к родственникам в Грин-Бей и вернулся в мастерскую, чтобы продолжить работу над застоявшимися проектами. Мама сияла от счастья, бросила таблетки и вновь приступила к обязанностям в клубе садоводства. Даже открыла новый ботанический сад, чья выручка шла на благотворительность для обеспечения всем необходимым людей борющихся с раком. Эмбер уехала обратно в Мичиганский университет, я приступил к усиленным тренировкам, закрыл долги по учебе, а бабушка с дедушкой купили билеты в Терт-Лейк, чтобы вернуться в свой загородный дом. Все встало на свои места, и мы все словно забыли, что некоторое время назад сука с косой стояла на пороге нашего дома, стуча костлявыми пальцами в дверь.

Кто мог знать, что она лишь взяла перерыв, чтобы захватить в закусочной кофе и пончиков, весело наблюдая за тем, как мы снова живем нормальную жизнь?

Через несколько недель отец отправился в больницу на плановое обследование и последующий курс химиотерапии, а уже через пару дней мне поступил звонок от мамы прямо во время экзамена. Она плакала и кричала в трубку, что у меня осталось слишком мало времени и я должен поторопиться, если хочу с ним попрощаться. Я оставил в аудитории все свои вещи, послал к чертям охранника, который отказался выпускать меня из здания во время сдачи экзаменов и выбрался через окно школьного туалета на втором этаже. Вспотевший и напуганный, я бежал через весь город по заснеженным улицам Сент-Пола в школьной форме, не думая о себе и гребаной пневмонии, которая свалила меня с ног через некоторое время.

Когда я оказался в палате, застал отца в ужасном состоянии. Сильные отеки, бледная липка кожа, синюшные губы. Он с трудом дышал через запотевшую маску, а его жизнь держалась на волоске или, если точнее, на трубках гребаных аппаратов. Я не смог с ним поговорить, лишь обнять на прощание и подержать за ослабевшую руку некоторое время, которого было категорически недостаточно.

В тот день одна часть меня умерла вместе с ним. Чертовски важная часть.

– Переходим к борьбе пятерок! Грэттон, Хопкинс, Джонсон, Кэмерон, Френсис и Кессел, надевайте черные футболки и занимайте позиции, вы в красной команде! Ригсс, на ворота синей команды. Флорес, Рэйден – защита. Харт, Кейнджи и Аддерли в нападение! – командует Армстронг и мы беспрекословно слушаемся, занимая разные стороны игрового поля.

Звучит свисток и Рори делает вбрасывание шайбы на лед, которое я лузерски проигрываю Коди Джонсону. Уолт Френсис оказывается поблизости и принимает от него подачу, молниеносно вырываясь в наступление.

– Харт, прими-забей! – орет Гэри.

Нагнав и толкнув плечом Френсиса, я выбиваю у него шайбу и, разогнавшись на полную мощность, беспрепятственно прохожу линию защиты. Оторвавшись от настигшего и пытающегося остановить меня Кессела, ловко подбрасываю шайбу на крюк клюшки и забрасываю ее в ворота над плечом Кэмерона.

– Он не Малыш, а чертов супергерой! – продолжает разрываться «Прими-Забей». – Похоже, что не он пропустил сотни тренировок, а вы – сопляки!

– Ты должен был отдать мне пас, – недовольно бурчит молниеносно затормозивший рядом Дей-Джо. – Я был ближе к воротам!

– Ты слышал фамилию, которую назвал тренер? Она моя, – сухо отвечаю я, поправляя давящую из-за выброса адреналина форму.

– Пошел ты! – выплевывает Аддерли, врезаясь в мой шлем своим, что призывает Гэри дунуть в свисток еще более агрессивно.

– Аддерли! Не начинай сезон со своего привычного дерьма! Еще одна стычка и почтишь задом скамью!