– Можете оплачивать. – Я развернулся, достал пакетик с имбирем и кинул его в жестяной чайник. Горячая вода подавалась из какого-то агрегата, который напоминал кулер, но им не был. Я до сих пор не знал, как он называется. Главная его проблема заключалась в том, что вода чертовски обожала брызгаться во все стороны, поэтому на мою руку упала пара раскаленных капель. Машинально закрыв чайник крышкой, я поставил его на поднос вместе с двумя чашками без блюдец. Так мы экономили время и силы не только Дауль, но и свои, чтобы лишний раз не таскать всякую мелочь. – Приятного аппетита.

Они забрали свой поднос и пошли к одному из множества свободных столиков в зале. За ними стоял наш «постоянник», который всегда заказывал только американо со льдом. Потом три подружки, взявшие по кусочку тортика и чай, а там уже очередь дошла и до Ли Ёнхёна.

– Фух, – устало выдохнул я, упираясь руками в витрину. – Что-нибудь подсказать?

Я иронично улыбнулся, но он едва ли это вообще заметил. Половина моего лица была скрыта маской, давящей на уши.

– Хочу пить. – Ёнхён взял батончик, который стоял на витрине над десертами, и повертел его в пальцах. – Чего-нибудь в меру сладкого и холодного.

– Могу предложить… – «…пойти в жопу», – продолжил я мысленно, – …айс-латте на растительном молоке, – вслух пришлось закончить так.

– Годится. – Ёнхён положил батончик на место и пошел к кассе. Я за ним. – Интересное местечко. – Он окинул кафе любопытным взглядом, рассматривая искусственные цветы, белые столики и неудобные диванчики. – Сколько с меня?

Пока он болтал себе под нос, я успел поставить кофемашину (сами кофе мы не варили), достать из холодильника банановое молоко (он же не уточнил, на каком именно хочет кофе, так что я вполне имел право впихнуть ему самое дорогое из меню) и вернуться к кассовому аппарату.

– А чаевые у вас принято оставлять? – Он приложил карту к терминалу, но сам глядел четко мне в лицо, ухмыляясь. – Или это тебя может оскорбить?

– Деньги никогда меня не смогут оскорбить, – заявил ему я. Рядом стояла пустая чашка, в которой когда-то, видимо, была вода. Поставил ее по центру кассы. – Пожалуйста.

Ёнхён как-то не слишком торопился доставать наличку. Это нервировало, мне очень хотелось его выгнать. Мы не были друзьями, чтобы он вел себя так нагло и вызывающе. Кофемашина прекратила шуметь, что означало готовность напитка. Пришлось развернуться и сходить за кофе. Когда я оказался вновь у кассы, Ёнхён все еще ухмылялся, разглядывая меня с ног до головы. Стало даже стыдно за грязный фартук, дурацкую кепку, маску и синяки под глазами. Рядом с ним я выглядел суперпаршиво.

– Спасибо. – Он положил деньги в чашку, но я не позволил себе посмотреть, сколько там. Пусть думает, что мне просто безразлично.

Ёнхён свалил в самый дальний угол кафе, расположившись около окна. Открыл то ли тетрадь, то ли книгу, и больше наши взгляды не пересекались. До чего же странный тип!

Я подтянул к себе чашку и вытащил наличку. Сто тысяч вон?!^[19] Да он явно издевается…

Я нахмурился, засовывая деньги в карман брюк. Еще раз взглянул на Ёнхёна, отмечая, что сидел он как-то вальяжно и элегантно: закинув ногу на ногу, облокотившись о краешек стола, держа спину прямо, точно на него сейчас обращены все взоры мира.

В кафе ворвалась запыхавшаяся Хаюн. Растрепанные пряди упали ей на лицо. Выглядела она весьма измученно.

– Это… – Она грязно выругалась всеми известными ругательствами, вскидывая руки. – Это просто… я не могу…

Пока людей не было, позволил себе налить какао. Размешивая порошок в горячем молоке, наблюдал за Сом И – он вовсю кружил вокруг Ёнхёна. Тот его не видел, хоть и не был человеком, – странно. Кто же тогда Сом И такой? Да и этот чеболь^[20]. Опасный? С виду и не скажешь. Высокомерный разве что, но это не такая уж и большая проблема. Подобных ему выскочек я встречаю каждый день, но они только выносят мозг вместо того, чтобы дать мне сто тысяч вон за просто так.

Хаюн вернулась из раздевалки. Взяла две одноразовых маски под кассой. Одну натянула на лицо, а другой завязала волосы в хвост. Приметив мою курилку, бесцеремонно взяла ее и засунула краешек под маску, делая затяжку.

– Просто тупые пособия куда-то исчезли, – тихонько выговорила она, размахивая рукой, чтобы скрыть дым. – Сраный коп опоздал, да еще и все эти говноинстанции футболили меня туда-сюда. Пришлось завести новую карту.

– У вас деньги-то хоть остались?

– Да. – Хаюн потерла глаза. – Но это были деньги на Гисока. Тупизм, короче, но решаемый, плевать. Только нервы мне растрепали.

– Все равно на, это вам, – я вытащил из кармана подачку от чеболя. – Сегодня были щедрые чаевые. Думаю, ты можешь их забрать себе.

Хаюн на мгновение опешила, смотря на купюру с подозрением. Впрочем, она, как и я, никогда от денег не отказывалась. Она дернулась, будто хотела что-то спросить, но тут заметила Ли Ёнхёна. Как-то неприлично долго Хаюн всматривалась в него, прежде чем сощурилась и недовольно выдала:

– Что этот хер здесь забыл?

– Не знаю. – Я пожал плечами. – Игнорируй его, и все.

– Мог бы уж не одну чашку кофе заказать, – пробубнила она, отходя к кофемашине. – Нам выручку надо бы сделать. Сколько там?

– Мало. – Я отмахнулся.

Наша точка располагалась возле бизнес-центров, поэтому аншлаг и запары приходились в основном на обеденное время. Реже, но все же чаще, чем обычно, второй волной запар становился вечер, когда люди уходили из офисов. Но конкуренция играла свою роль: рядом находилось еще несколько заведений, где цены были ниже, качество лучше, а в некоторых еще и нормальный алкоголь подавали, не то что у нас – какие-то вина, которые я бы ни в жизнь не купил.

За последние месяцев пять план мы выполнили всего раз. Такой себе результат, но меня он волновал мало. Премии за это были копеечные, раза в два меньше, чем сегодняшний спонтанный чай от Ёнхёна. Так что и смысла стараться я не видел. Мне нравились спокойные вечера, когда не нужно никого обслуживать.

Всю оставшуюся смену проводили в привычном темпе. После сплетен за чашкой чего-то вкусного принялись заниматься каждый своим делом. Я перетащил всю чистую посуду, освободил самые большие гастры и отнес их Дауль. Вымыл микроволновки, освободил холодильник для персонала. Даже удосужился пополнить одноразовые контейнеры, а то утренники иногда жаловались на их отсутствие. Часов в девять вечера списал остатки супа на глаз и оттащил кастрюлю тоже на мойку. Перетащил обратно большие гастры, которые уже вымыли. Попутно обслуживал редких гостей.

У Хаюн дел было тоже невпроворот: убрать всю выпечку с «хлебки» в корзинку, вымыть саму «хлебку», предварительно разобрав ее и после собрав обратно. Нарезать новый пергамент, пересчитать кассу, поставить хотя бы одну кофемашину на промывку, чтобы потом не тратить на это время. Написать список «списанки» – мне тоже пришлось повозиться с накладными, но в целом я был достаточно подкован, чтобы определять все так, без бумажек.

Эта рутина была нашим постоянным ритуалом.

Часам к десяти я вытащил паллеты^[21] из подсобки, но оставил их на линии. Так, что они перекрывали небольшой вход между линией и залом. Как бы не мешали гостям, но и мне не пришлось бы потом их тащить через половину кафе.

– Какие тортики сегодня списываются, Хаюн-хан? – Дауль кружила между витринами, высматривая самое вкусное. Она приобняла Хаюн за плечи. – Этот будет?

Она ткнула пальцем в свой любимый шоколадный торт. Как по мне, он был слишком сухим и необоснованно дорогим – за счет своего веса. Единственное вкусное в нем – это свежие ягоды сверху. Я постоянно таскал клубнику или голубику, если он списывался.

– Нет, Дауль, все, иди давай. – Хаюн отмахнулась от нее. – Нам работать надо.

– Тц. – Та пригрозила ей пальцем, а потом ущипнула за задницу.

– Да, Дауль! – воскликнула Хаюн, отпрыгивая в сторону.

– Ла-а-а-адно. – Дауль чуть повисла на ее плече, но довольно быстро отпрянула и пошла заваривать себе чай, напевая под нос какую-то песню. – Я же шучу, Хаюн-хан.

Время стремительно близилось к закрытию. За огромными окнами в пол уже давно смерклось. Чеболь все еще тихонько сидел в дальнем уголке и не отсвечивал. Выругавшись себе под нос, я принялся списывать еду чуть раньше положенного: просто хотелось поскорее уйти домой.

Вся списанная еда должна идти в холодильник персонала, кроме десертов. Их только в мусорку – политика компании. Нам троим (да и всем вечерникам в целом) плевать было на правила компании. Мы давно нашли слепую зону между холодильником и раковиной на линии, куда заранее притащили одноразовые контейнеры. Хаюн, списывая десерты, оттаскивала их к раковине. Дауль загораживала от одной из камер, а я, сидя на корточках, распределял еду между нами и собирал контейнеры в пакеты.

– Мне вот этих побольше. – Дауль тыкала в черничный чизкейк. – Он вкусный же, Джихо?

– Не знаю, я не люблю чернику…

– Эй, не забудь положить мне парочку моти с клубникой, еще карамельный рулет, два тирамису и сэндвич с лососем… а по обычной еде у тебя там что? – встряла Хаюн, подбегая ко мне и разглядывая, что вообще можно стащить.

– Подожди. – Я не успевал складывать все, что она просила. Работал небрежно, беря десерты руками. Времени все равно было немного. – Еще что-нибудь?

– Да, закинь еще два банановых молока.

– Положил.

– Канпунги^[22] списываются? – Хаюн стянула с лица маску и закусила нижнюю губу.

– Только одна порция, и ее заберу я. – Пришлось пожать плечами. – Раз ты забираешь сэндвич с лососем.

– Ладно. – Она ушла куда-то к кассе, чтобы доделать все дела.

Мы с Дауль справедливо разделили оставшиеся десерты, где она забрала, наверно, процентов семьдесят от общего остатка. Кинул в свой пакет еще пару миндальных круассанов, те самые канпунги, в которые я насыпал немного токпокки, и пару кругляшей кимпаба. Дауль же, как обычно, собрала просто нереальных размеров пакет, из которого торчал батон. Открыла пустой мусорный мешок, а я аккуратно поставил в него все наши пакеты, завязанные на узел. Таким образом мы могли незаметно выносить еду и разбирали ее уже на улице после окончательного закрытия.

– Все, пошла я. – Дауль взяла в одну руку пакет с едой, в другую – мусорный пакет из бака рядом и пошла к мойке. – Джихо, Хаюн-хан, давайте поторапливайтесь.

– Да иди уже, – хмуро ответила ей Хаюн. Ее всегда бесило, что Дауль нас подгоняла с грязной посудой. – Эй, а ты? – повернулась она к Ёнхёну. – Долго еще будешь сидеть? Мы закрываемся.

– Как невежливо, – хрипло ответил ей он. – Можно же посидеть у вас до приезда такси?

– Хорошо. – Отрезала Хаюн и, взвалив на себя сразу несколько керамических подставок для десертов, понесла их на мойку.

Я сложил еду для персонала, замотал витрину. Дауль везла огромный контейнер для мусора на улицу, скрываясь где-то в черноте ночи. Пока оттирал поверхность витрины от капель соусов и другой грязи, проглядел, кто зашел в кафе. Сперва подумал, что Дауль справилась супербыстро, но, подняв голову, увидел перед собой двоих.

Один был каким-то старым, немного серым и невероятно толстым. Его живот выглядел до того круглым, что создавалось ощущение, будто он проглотил воздушный шар или арбуз. Его товарищ же, напротив, был тощим, как палка. Лицо его скрывалось в тени капюшона, руки – в карманах толстовки.

– Мы закрыты. – Я не скрывал своего отвращения и негодования.

– Продайте мне пирожное.

– Мы закрыты, – повторил я, глядя на то, как этот самый толстяк лениво прохаживается вдоль витрины.

Хаюн выглянула из-за стены, что была между кассой и моей линией. На ее лице отразились недоумение и липкий страх – иногда к нам действительно захаживали неадекватные. Эти двое не первые, но каждый раз надеешься, что последние.

Сом И оказался поодаль от нее. Он качал своей рогатой головой, но что это означало, я не знал.