Болотные глаза ввинтились в меня, на миг заставляя задохнуться от иррационального ужаса. Я уже говорила, как ненавижу магов, да? После них и к грифону в пасть пойдешь с радостью!

– Прямо сейчас, – мне усмехнулись – и посреди кабинета заплясало, расширяясь, окно.

Что это? Неужели портал? По другую сторону окна хмурились тучи, вздымались пики гор, и царило безмолвие. Или все звуки скрадывала магия?

Я молча подошла и взяла амулет. Нет, я не боялась. Много чести. Унижаться, просить что-то? Он ясно дал понять, чего желает. Я так же ясно дала понять, чего именно готова избежать любым способом. Интересно, он настолько сильный маг, что использует магию другого направления, или же портал был заряжен в амулет?

– Тогда я иду, – не стала задавать вопросов.

Кажется, от меня ждали иного поведения. На миг в глазах мага мелькнуло изумление и даже… восхищение?!

Не прощаясь и не давая возможности себе передумать, я прямо как и была, в форменном платье, шагнула в портал. Он отозвался легкой щекоткой по телу и покалыванием у висков.

А потом я задохнулась от пронизывающего холода, больно плюхнувшись на землю прямо посреди редколесья. Сверху лил дождь. Окно портала схлопнулось, оставляя меня одну.

Пришлось подниматься, подбадривая себя воинственным кличем индейцев, добавить сюда мечту всех пиратов про «йо-хо-хо и бутылка рома» – вот что бы точно ни помешало – исключительно для согрева! – и медленно побрести вперед. Туда, где между ветвей виднелся вдалеке зев пещеры.

Зато есть время подумать. И вспомнить о том, что произошло с того самого момента, как моя жизнь – обычная жизнь обычной женщины на планете Земля – умудрилась покатиться в тартарары…

Да так, что я теперь брела в грязи по направлению к виднеющемуся между отрогов гор проходу, проклиная ушлого Судью, который махом решил избавиться сразу от двух проблем. Испортившей ему настроение служанки и попавшего «на карандаш» к местным властям монстрика.

Себя мне было куда жальче…

Особенно когда осталась ещё, как минимум, половина пути, а хляби небесные разверзлись и хлынул ледяной, пробирающий до костей дождь, моментально вымочивший плотную ткань платья. Идти стало вдвое тяжелее, хотя я даже пыталась бежать.

У меня есть Ян. И ради него я любым грифонам надаю по клювам. Обязательно… Главное, что сейчас дождь смоет мои бессильные злые слезы.

Все бы отдала, чтобы вернуться в привычную теплую квартирку, в госпиталь к своим любящим потрепать нервишки пациентам, да даже в родительскую нору бы заглянула… и сдержалась бы, выслушивая бесконечные упреки.

Поскользнулась почти у самой пещеры, хлопнувшись в грязь. Стало ещё холоднее и грязнее, все пальцы изгваздались в земле, а на волосах, кажется, повисли перепревшие листья.

Наверное, это стало последней каплей. Закричав что-то невнятное, я ринулась вперед, к виднеющемуся зеву пещеры. Нога неудачно проехалась по свежей грязи, зацепилась за какую-то ветку… и я поняла, что такая надежная земля уходит из-под ног.

Поняла – и уже ничего не могла сделать. Я летела вниз. Хорошо хоть приземление вышло мягким. Даже слишком мягким для глубокой и неожиданно большой пещеры, в которой я оказалась.

Хуже всего, что у моей подушки безопасности были… перья? Шерсть? Они были мягкими, а чей-то бок – горячим.

А потом к боку добавилась чужая голова. Она возникла прямо надо мной, неодобрительно кося лиловым глазом.

Тогда я и правда очень старалась не орать. Вообще впала в какую-то прострацию – очевидно, что моя героическая эскапада сквозь дождь и слякоть не увенчалась успехом и стоила мне если ни жизни, то доброй части здоровья.

Забористые глюки… вернее, чудные видения сизоволосого красавчика, обладателя знакомых лиловых глаз твари и его не менее странные угрозы – или обещания – окончательно ввергли разум в ступор. Так что тьму я встретила с облегчением. Так смертельно уставший человек, наверное, радуется кровати, на которую можно рухнуть – и сбежать от неприятного и враждебного мира.

Не знаю, сколько бы я так провалялась, если бы не настойчивая мысль. Ощущение, что о чем-то забыла… о чем-то или, вернее, о ком-то очень важном. И когда память обнаружила нужный ответ, я подскочила с громким отчаянным криком:

– Ян!..

Вернее, мне хотелось думать, что я кричала, а на самом деле это был едва слышный писк… лебедушка умирающая. Да и оторваться – и вырваться из объятий кровати – оказалось слишком сложно. Все тело было ватное, слабое. В голове шумело. Очень хотелось пить и в туалет и, как ни странно – есть. И вымыться тоже… короче говоря – всего и сразу.

Но больше всего настораживало, что в нашем маленьком пристанище никогда не было такой огромной и роскошной кровати. И комнат таких… с трудом смогла все-таки приподнять голову и оглядеться. Комната действительно завораживала. Раньше я такую красоту видела только во дворцах-музеях да на иллюстрациях в сети.

Высокий потолок, расписанный как будто под небо. Создавалось полное впечатление, что ты лежишь на поляне, а потолка и вовсе нет – есть лишь лазоревая синева, снежные облачка и розоватый отсвет солнца. Облака даже перемещались так, что казалось – дует ветер, а положение солнца меняется.

Но и это ещё было не все. Помимо огромной роскошной кровати на четырех столбиках, с прозрачными занавесями балдахина, здесь была небольшая удобная тумба, на которой стояли несколько флаконов, графин – кажется, с водой, две чашки и лежала раскрытая на середине книга.

Вода-а! Я неловко перевалилась на бок и потянулась к графину. Руки дрожали. Но я не сдавалась. В какой-то момент почти удалось дотянуться до темно-золотого произведения искусства с узорной крышечкой, но я неловко задела несколько флаконов с неизвестным содержимым. Дернулась, зажмурилась, почему-то ожидая, что вот-вот раздастся грохот.

– Лесса, что же вы так неосторожно, – негромкий спокойный голос был мне незнаком.

Я резко распахнула глаза – и едва не заорала от неожиданности снова, чувствуя, как бухает тяжело в груди сердце.

На меня смотрели ярко-желтые глаза с вертикальным зрачком. Смотрели они со скуластого и вполне симпатичного, если бы не мелкие светлые чешуйки, лица молодой женщины – наверное, моей ровесницы или даже младше.

– Й-я… простите… – в висках снова запульсировала боль, и я поморщилась. – Что происходит? Где я? Кто вы?

Я пленница? Но тогда вряд ли бы спала на таком, не побоюсь этого слова, королевском ложе. Последнее, что выдавала память – слякотную разбитую дорогу, отроги гор, зев пещеры и все разрастающуюся головную боль и усталость.

– Вы в безопасности, лесса Марис, вам не о чем беспокоиться, – служанка – а кто ещё это мог быть – низко поклонилась, – господин вылечил вас. Это было нелегко – вы были сильно истощены, магия утекала, как в решето…

– Айра, я просил без откровений, – от низкого, словно клекочущего голоса внутри все передёрнулось и заныло – в предчувствии неприятностей.

Яркие лиловые глаза надменно взирали на меня с острого, с резкими хищными чертами лица. Длинные волосы были забраны в хвост, и потому у висков особенно ярко выделялись сизые перышки. То ли они были вплетены в волосы, то ли у этого мужчины они росли сами по себе… одно уже ясно. Это не маги. Это… твари?!

– Интересно, что же такое вы скрываете? – я ринулась в бой прежде, чем осознала, с кем именно спорю. – Сколько я была… без сознания? – уточнила уже суховатым спокойным тоном.

А сердце леденело при мысли о том, что могло за это время случиться с Яном.

– Мне найдется, что скрыть от той, которая пришла убивать одного из нас, – ледяные глаза впились в меня. Кровать прогнулась неслышно – и он сел рядом.

– Зачем же вы тогда меня спасли? Чтобы казнить уже здорового и полностью все осознающего человека? – пальцы стиснули мягкое покрывало.

– Вы здесь уже шестой день. Первые три, признаться, мы думали, что вас уже не спасти, – будто проигнорировал мой вопрос нелюдь.

Сердце ухнуло в пятки. Хотелось вскочить и побежать… но в этом не было смысла. А подобные свои порывы я уже научилась обуздывать. Давно, очень давно.

– Но вы так и не ответили – зачем спасали? И кто вы? – я окончательно взяла себя в руки. Кто бы это ни был – и с какими бы намерениями меня ни спас – в любом случае мне повезло.

– Кто я? – прищурились холодные насмешливые глаза. – Что же, не будет падения в обморок, воплей «лучше убей меня, тварь», «я буду жаловаться в магический совет»?

– Нехорошо отвечать вопросом на вопрос, – голос поневоле дрогнул. – Я лесса Рейна Марис и благодарна вам, кто бы вы ни были, за мое спасение. Умирать мне совсем не хочется, – заметила почти смиренно, опустив глаза на кремовое покрывало, – а где находится магический совет и на что ему жаловаться – понятия не имею. Впрочем, я не сомневаюсь, что ему есть дело только до жалоб самих магов, а не простой женщины.

Острый коготь поддел подбородок, заставляя меня посмотреть в лицо местного хозяина.

– Ирргонар. Просто Ирргонар, – длинный узкий язык облизал губы, заставив меня внутренне вздрогнуть. Слишком уж… нечеловеческим было это движение.

Не знаю, что его отличало… не считая слишком уж змеиного на вид языка, разумеется. Наверное, так любой человек инстинктивно чует хищника, опасного и яростного. Но чему меня научил бывший муж, дай боги ему попасть в когти к местным тварям – так это делать хорошую мину при плохой игре.

– Приятно, – говорю, смотря в глаза твари, – познакомиться, Ирргонар, – может быть, теперь вы позволите выразить свою благодарность за вашу помощь? А также ответите на вопрос? Тот, где я спрашиваю "зачем вы меня спасли"? Вы же были тем грифоном, верно?

Память урывками возвращалась.

– Верно, – усмехается мужчина, который может одним своим видом вогнать в заикание местных магов, – я был грифоном. А спас… считайте это моей прихотью – вот и все. Знаете ли, это даже как-то обидно, когда меня настолько недооценивают, что посылают на задание женщину.

Коготь ласково, почти нежно скользит по щеке, едва заметно царапая и заставляя чувство самосохранения захлёбываться воплями.

– А с женщинами, значит, вы не воюете? – смотрю открыто. Хищников нельзя дразнить – говорила моя знакомая, которая променяла работу в офисе на работу в заповеднике.

Не смотри им в глаза, не показывай страха, не отступай.

– Я вообще не любитель войн, – тонкая усмешка. Он вглядывается напряженно, настороженно, словно что-то ищет во мне. Ноздри раздуваются, подрагивают, как будто он пытается что-то унюхать, – и очень не люблю, когда мои враги пытаются использовать в своих делишках чужих. Обычных людей.

Веди себя со зверем «на равных» – и тогда он признает в тебе свою – говорила мне Скворцова.

После фото со здоровенным белым тигром я к её советам решила прислушаться. Больно морда у зверя была умильная и наглая. И обнимающую его ласково, но уверенно Женьку дикий зверь терпел совершенно спокойно. Даже стоически.

– Тогда… вы меня отпустите? – решаюсь спросить.

Не думать о Яне. Иначе сердце кровью обольется от страха и тревоги.

– Куда же вы так рветесь, лесса, а? – мой подбородок отпускают.

Иррго… Ирргонар отсаживается, словно чувствуя, что давит на меня. Или просто не желая, чтобы давление было явным.

– Простите, господин, – опускаю глаза. И так выделилась. Обычная лесса действительно бы уже заливалась слезами и умоляла её не жрать, – но у меня там сын. Пусть он почти подросток, но он один и я боюсь за него.

Леший его знает, как он воспримет ложь. По городу ходили слухи, что твари чувствуют, когда им лгут. Животные вообще крайне чувствительны к любой фальши. Ирргонар отнюдь не животное, но, похоже, древние инстинкты им вполне владеют.

– Честна… умна… надо же… – не могу понять, что скрывает эта интонация чужого голоса.