– Именно так, – кивнула София. – Адрес центра конфиденциален. И пока вы там, вы в полной безопасности. Но рано или поздно вам придется выйти в свет.

Я вздохнула:

– И что тогда?

– Тогда мы будем готовы, – она открыла ноутбук. – Мы уже подали заявление на развод и требование об исключительной опеке над Ильей. Учитывая доказательства насилия и попытку Романа увезти ребенка без вашего согласия, у нас сильная позиция.

– Но у него деньги и связи, – напомнила я. – Он может нанять лучших адвокатов, подкупить судей…

– Он может попытаться, – София смотрела на меня с уверенностью, которую я отчаянно хотела ощутить сама. – Но у нас тоже есть сильные союзники. И главное – правда на нашей стороне.

Она повернула ноутбук ко мне:

– Это видео с камер в вашем доме. Роман угрожает вам, физически агрессивен, запирает вас в спальне. Затем – видеозапись вашего горла с синяками от его рук. Показания техника, установившего камеры, и охранника, который был свидетелем попытки увезти Илью. Медицинские заключения о ваших травмах, психологическая оценка от Марины Сергеевны…

Я смотрела на список доказательств, чувствуя странную отстраненность. Все эти факты, запечатленные, задокументированные, выглядели сюрреалистично. Будто речь шла о ком-то другом, а не о моей жизни.

– Что он будет делать? – спросила я. – Как думаете, какой будет его следующий шаг?

София закрыла ноутбук:

– Судя по моему опыту с подобными мужчинами, он пойдет двумя путями одновременно. Публично – попытается создать образ заботливого отца, которого несправедливо лишили семьи. Будет говорить о вашей нестабильности, о том, что вы манипулируете Ильей. Параллельно – будет искать способы добраться до вас. Подкупать, угрожать, шантажировать всех, кто может знать, где вы.

Я вздрогнула:

– Звучит пугающе.

– Я не пытаюсь вас напугать, – мягко сказала София. – Просто хочу, чтобы вы понимали всю серьезность ситуации. В ближайшие недели и месяцы безопасность должна быть вашим приоритетом.

– А что с Ильей? Его образованием? Он не может просто исчезнуть из школы.

– Мы уже работаем над этим, – кивнула София. – Временно он будет заниматься с преподавателями в центре. Затем, когда ситуация стабилизируется, мы найдем для него новую школу. Возможно, даже в другом районе.

– А деньги? – я опустила глаза. – У меня очень ограниченные сбережения. Роман всегда контролировал финансы.

– Это стандартная тактика абьюзеров, – кивнула София. – Финансовое насилие идет рука об руку с психологическим и физическим. Но не волнуйтесь. Мы подали заявление о выплате алиментов и разделе имущества. На время судебных разбирательств вы можете получить экстренное пособие.

Она сделала паузу:

– И еще. Мы нашли информацию о ваших личных счетах.

– Моих счетах? – я удивленно посмотрела на нее. – У меня нет личных счетов. Только карта на бытовые расходы.

– Это не совсем так, – София едва заметно улыбнулась. – Помните трастовый фонд, открытый на ваше имя в первый год брака? Роман представил это как "свадебный подарок", но фактически перевел на ваше имя значительную сумму. Вероятно, для оптимизации налогов. Он контролировал доступ к этому фонду, но юридически средства принадлежат вам.

Я медленно покачала головой:

– Я… слышала что-то об этом фонде, но думала, это формальность. Какие-то бизнес-схемы Романа.

– Это вполне реальные деньги, – София сделала паузу. – Порядка десяти миллионов рублей. И по условиям фонда, вы можете получить к ним доступ.

У меня перехватило дыхание:

– Десять миллионов? Это… это меняет все.

– Не все, но многое, – София была серьезна. – Это дает вам финансовую подушку безопасности. Возможность снять жилье, оплатить образование Ильи, взять тайм-аут для восстановления и поиска работы.

Я почувствовала, как внутри разливается робкая надежда. Деньги. Свобода. Независимость. То, чего Роман так старательно лишал меня все эти годы.

– Есть только одна проблема, – добавила София. – Роман наверняка знает об этом фонде и попытается заблокировать ваш доступ. Нам нужно действовать быстро.

– Что я должна сделать? – я выпрямилась, готовая к действию.

– Сейчас – ничего, – София закрыла ноутбук. – Я уже подготовила необходимые документы и свяжусь с банком сегодня же. Вам нужно будет только подписать бумаги, когда они будут готовы.

Она взглянула на часы:

– Нам пора. Не стоит задерживаться в одном месте слишком долго. На будущее – всегда меняйте места встреч, не создавайте шаблонов, по которым вас можно отследить.

Когда мы выходили из кафе, я внезапно почувствовала паранойю. Мне казалось, что каждый прохожий смотрит на меня, что в каждой проезжающей машине может быть человек Романа. Я инстинктивно надвинула шарф повыше.

– Страх – это нормально, – тихо сказала София, заметив мое напряжение. – Но не позволяйте ему парализовать вас. Будьте осторожны, но продолжайте жить.

Продолжайте жить. Эти слова звучали одновременно как вызов и как разрешение.

***

– Как прошла встреча с психологом? – спросила я Илью, когда мы устроились в нашей комнате вечером.

Он сидел на кровати, болтая ногами и рисуя что-то в новом альбоме, который ему дали в центре.

– Нормально, – пожал он плечами. – Мы просто играли и разговаривали. Она спрашивала, что я чувствую.

– И что ты чувствуешь? – осторожно спросила я.

Илья отложил карандаш и задумался:

– Разное. Иногда я злюсь. Иногда грущу. А иногда мне бывает весело, особенно когда мы играем с Димой в футбол.

– Дима – это твой новый друг? – я села рядом с ним.

– Да, – кивнул Илья. – Он тоже здесь живет с мамой. И его папа тоже… – он запнулся, подбирая слова, – не очень хороший.

Я обняла его, чувствуя комок в горле:

– Знаешь, ты можешь рассказать мне о всех своих чувствах. Даже если тебе кажется, что они слишком сложные или запутанные.

Илья прижался ко мне:

– Я знаю, мам. Я… я иногда скучаю по дому. По своей комнате, по игрушкам. Но я не скучаю по тому, как папа на тебя кричал.

– А по папе скучаешь? – я задала вопрос, который боялась задать, но который был необходим.

Илья долго молчал, затем тихо сказал:

– Иногда. По тому папе, который читал мне сказки и учил плавать. Не по тому, который делал тебе больно.

Я поцеловала его в макушку, чувствуя бесконечную любовь и жалость к этому маленькому человеку, который был вынужден так рано столкнуться со сложностью жизни.

– Это нормально, – сказала я. – Можно скучать по хорошим моментам. И злиться из-за плохих. Все чувства имеют право быть.

– Папа говорил, что мальчики не должны плакать, – пробормотал Илья. – Что это слабость.

– Папа ошибался, – твердо сказала я. – Плакать – это не слабость. Это просто способ выпустить чувства наружу.

Илья поднял на меня глаза:

– Мам, а ты плакала сегодня, когда я был с психологом?

Я удивленно посмотрела на него:

– Как ты узнал?

– У тебя глаза красные, – просто ответил он. – И когда ты плачешь, у тебя всегда потом голос немножко другой.

Я улыбнулась, тронутая его наблюдательностью:

– Да, я плакала. И это помогло мне почувствовать себя лучше.

– Тогда можно и мне? – спросил он дрожащим голосом. – Я так долго держал…

Я крепко обняла его:

– Конечно, родной. Всегда можно.

И он заплакал – тихо, судорожно, цепляясь за меня, как будто я была единственной его опорой в этом шатком мире. Я гладила его по спине, шептала слова поддержки, чувствуя, как его маленькое тело содрогается от рыданий.

Я не знаю, сколько времени мы так просидели. Но когда он наконец успокоился, то выглядел опустошенным и одновременно более спокойным.

– Лучше? – спросила я, вытирая его мокрые щеки.

– Угу, – он шмыгнул носом. – Как будто стало легче.

– Так всегда бывает, – я улыбнулась. – А теперь, может, почитаем что-нибудь перед сном?

Илья кивнул, но потом замялся:

– Мам… можно я сегодня буду спать с тобой? Как когда я был маленький?

– Ты и сейчас маленький, – я поцеловала его в лоб. – И конечно можно. Иди сюда.

Мы устроились на моей кровати, я начала читать ему сказку, которую мы взяли в небольшой библиотеке центра. Но уже через несколько страниц сын заснул, измотанный эмоциональным днем.

Я смотрела на его умиротворенное лицо, на длинные ресницы, чуть подрагивающие во сне, на пряди волос, падающие на лоб. И думала о том, как долго я позволяла этому драгоценному ребенку жить в атмосфере страха и напряжения. Как долго я была слишком слаба, чтобы защитить нас обоих.

Но теперь всё изменилось. Я изменилась. Я больше не была той запуганной, сомневающейся в себе женщиной, которая годами терпела унижения и насилие.

Я была матерью, готовой на всё ради своего ребенка. Я была женщиной, нашедшей в себе смелость сказать "нет" и уйти от тирана. Я была человеком, который начинал осознавать собственную ценность и право на лучшую жизнь.

Этот первый день свободы – со всеми его страхами, слезами, неопределенностью – был самым важным днем в моей новой жизни. Точкой отсчета. Началом пути, который мне еще предстояло пройти.

Глава 7. Система страха

– Попробуйте вспомнить первый раз, когда вы осознали, что мужской авторитет выше женского, – голос Марины Сергеевны был мягким, но настойчивым.

Мы сидели в небольшом кабинете в кризисном центре. Прошла неделя с тех пор, как мы с Ильей обрели временное убежище. Неделя относительного спокойствия, наполненная терапевтическими сессиями, юридическими консультациями и попытками осмыслить произошедшее.