– Ох, Лея…

– Это не первый раз, – продолжила я, чувствуя, как прорывается плотина молчания. – Годами, мама. Годами я жила в страхе. Он контролировал каждый мой шаг. Унижал. Бил. А когда я наконец решила уйти, он попытался забрать Илью. Увезти его за границу. Без меня.

– Я не знала, – голос матери звучал растерянно. – Я видела синяк тогда, но думала… Почему ты не сказала?

– Я пыталась, – горечь поднялась к горлу. – Помнишь? Ты увидела синяк и сказала терпеть. Ради ребенка.

– Я не это имела в виду! – в ее голосе послышались слезы. – Я просто… Я думала, это были обычные семейные проблемы. Недопонимание. Не насилие!

– А если бы знала, что это насилие? – тихо спросила я. – Что бы ты сказала тогда?

Молчание.

– Мама?

– Я не знаю, – честно призналась она. – В моем мире женщины не уходят от мужей. Они справляются. Выживают. Моя мать терпела отца. Я терпела твоего отца. Не то чтобы он был… такой, как Роман. Но бывало всякое.

Я замерла:

– О чем ты говоришь?

– Твой отец никогда не поднимал на меня руку, если ты об этом, – поспешно сказала мать. – Но контроль? Унижения? Крик? Было, конечно. Я считала это нормальным. Частью брака.

Я вспомнила детство, как отец выходил из себя, если ужин не был готов вовремя. Как мать всегда говорила тише, если он был рядом. Как менялась атмосфера в доме, когда он возвращался с работы.

– Но это не нормально, мама, – тихо сказала я. – Не должно быть нормальным.

– Наверное, – в ее голосе звучала усталость и что-то еще, может быть, запоздалое осознание. – Лея, что ты сейчас будешь делать?

– Восстанавливаться, – ответила я. – Заботиться об Илье. Строить новую жизнь.

– А как же Роман?

– Что «как же Роман»?

– Он твой муж. Отец Ильи. Неужели нельзя… я не знаю… поговорить? Может быть, семейная терапия…

Я не могла поверить своим ушам:

– Мама, ты слышала, что я сказала? Он. Пытался. Задушить. Меня. Какая терапия?

– Просто… – она запнулась. – Развод – это так серьезно. Что люди скажут?

– Меня не волнует, что скажут люди, – я почувствовала, как внутри закипает гнев. – Меня волнует безопасность моего сына. И моя собственная жизнь.

– Конечно, – поспешно согласилась мать. – Я просто беспокоюсь. Роман влиятельный человек. У него деньги, связи…

– Я знаю, – я глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. – У меня хороший юрист. И доказательства его насилия.

– Будь осторожна, – в голосе матери прозвучала искренняя тревога. – Он… изменился с тех пор, как ты ушла. Стал холодным, расчетливым. Говорит о тебе такие вещи…

– Какие?

– Что ты неуравновешенная. Что ты манипулируешь Ильей. Что он боится за твое психическое здоровье.

Точно по сценарию, который предсказала София. Классическая тактика абьюзера – очернить жертву, представить ее нестабильной, опасной.

– Не верь ему, – твердо сказала я. – Ни единому слову.

– Я стараюсь, – голос матери дрогнул. – Но он звучит так убедительно. И твой отец… он склоняется к тому, чтобы поверить Роману. Говорит, что успешный мужчина не стал бы…

– Домашнее насилие существует во всех социальных слоях, – перебила я. – Часто именно успешные, уважаемые в обществе мужчины оказываются домашними тиранами. У них есть образ, который они поддерживают публично, и совсем другое лицо – дома.

Мать замолчала, и я поняла, что она никогда не думала об этом в таких терминах. Для нее мир по-прежнему делился на «приличных людей» и «неблагополучные семьи». И Роман, с его деньгами и статусом, никак не вписывался в ее представление о мужчине, способном на насилие.

– Мама, мне пора, – я посмотрела на часы. – Я позвоню еще, но не знаю, когда смогу.

– Лея, – ее голос внезапно стал твердым. – Что бы ни случилось, помни: ты моя дочь. И я люблю тебя. Даже если не всегда понимаю твои решения.

Я сглотнула ком в горле:

– Спасибо, мама. Я тоже тебя люблю.

Повесив трубку, я еще долго стояла в телефонной будке, пытаясь собраться с мыслями. Разговор оставил горький осадок, но и что-то еще. может быть, надежду? Моя мать, продукт своего времени и воспитания, пыталась понять. Возможно, еще не поздно разорвать эту цепь передаваемых из поколения в поколение установок?

Когда я вернулась в центр, Илья уже ждал меня в нашей комнате, раскладывая на полу пазл, который ему подарила одна из волонтерок.

– Как прошел день? – спросила я, присаживаясь рядом с ним.

– Хорошо, – он посмотрел на меня внимательно. – А ты говорила с бабушкой?

Я удивленно приподняла брови:

– Как ты узнал?

– Ты сказала, что идешь по делам, но выглядела нервной, – просто ответил он. – И ты всегда так делаешь с волосами, когда разговариваешь с бабушкой, – он показал, как я заправляю прядь за ухо.

Я невольно улыбнулась. Мой наблюдательный маленький мальчик.

– Да, я говорила с бабушкой. Она передает тебе привет и говорит, что скучает.

– Она спрашивала, где мы?

– Да, – я кивнула. – Но я не сказала. Это всё еще наш секрет.

Илья серьезно кивнул:

– Я понимаю. Это для нашей безопасности. – Он помолчал, затем добавил: – Папа наверняка спрашивал ее о нас, да?

– Да, – я не стала лгать. Мы договорились с психологом, что буду честной с Ильей, насколько это возможно с учетом его возраста.

– Он злится? – в его голосе прозвучала тревога.

Я села рядом с ним, обнимая за плечи:

– Наверное. Но помни: что бы ни случилось, я всегда буду защищать тебя. И у нас много людей, которые помогают нам.

Илья прижался ко мне:

– Я знаю, мама. Я больше не боюсь. Не так, как раньше.

Я поцеловала его в макушку, чувствуя, как переполняет гордость за его силу духа. Но и тревога тоже. Потому что я понимала: наша история еще не закончена. Роман не тот человек, который легко отпустит то, что считает своей собственностью.

Система страха, в которой я выросла и которая чуть не сломала меня, всё еще пыталась затянуть нас обратно. Но теперь я знала ее механизмы. И была готова сопротивляться.

Глава 8. Капля за каплей

– Это впечатляющая работа, Лея, – София откинулась на спинку стула, просматривая мою аналитическую статью об экспозиции современного искусства в городской галерее. – С такими навыками письма вы легко могли бы работать арт-критиком.

Мы сидели в маленьком кафе недалеко от офиса юридической фирмы, где работала София. За окном моросил мелкий октябрьский дождь. Прошел месяц с тех пор, как мы с Ильей оказались в кризисном центре. Месяц относительного спокойствия, постепенного восстановления и маленьких, но значимых шагов вперед.

– Спасибо, – я улыбнулась, чувствуя непривычное тепло от похвалы. – Но это всего лишь любительский обзор.

– Не принижайте свою работу, – София покачала головой. – У вас есть образование, опыт и, что самое важное, уникальный взгляд. Это можно превратить в профессию.

– Роман всегда говорил, что мои статьи об искусстве – просто хобби, – я невольно вздохнула. – Что этим нельзя заработать на жизнь.

София сделала глоток кофе, внимательно глядя на меня:

– И вы поверили ему?

– Конечно, – я пожала плечами. – Он успешный бизнесмен. Я думала, он лучше разбирается в таких вещах.

– Лея, – мягко сказала София, – часть стратегии абьюзера – убедить жертву в её профессиональной несостоятельности. Это еще один способ контроля. Если вы верите, что не можете себя обеспечить, вы не уйдете.

Я задумалась над её словами. Действительно, с самого начала наших отношений Роман преуменьшал значимость моей работы, моих интересов. Сначала это выглядело как забота: «Зачем тебе работать, я могу обеспечить нас обоих». Потом как снисходительная терпимость: «Если тебе нравится возиться с этими статейками, пожалуйста». И наконец, как прямое обесценивание: «Серьезно, Лея, кому нужны твои размышления об искусстве?»

– Знаете, я ведь верила ему, – тихо сказала я. – С каждым годом всё больше и больше сомневалась в себе.

– Это нормальная реакция на постоянное обесценивание, – кивнула София. – Но важно, что сейчас вы начинаете видеть ситуацию яснее.

Она достала из портфеля папку:

– У меня хорошие новости. Суд одобрил временное предписание об опеке над Ильей. На время судебного разбирательства он официально остается с вами, а Роману предоставляются контролируемые встречи.

– Контролируемые? – я напряглась. – Это значит, он сможет видеться с Ильей?

– Под наблюдением социального работника, в специальном помещении, – уточнила София. – Это стандартная процедура, если нет прямых доказательств, что отец угрожал ребенку физически.

Я глубоко вздохнула. Мысль о том, что Илья будет вынужден общаться с Романом, вызывала у меня смешанные чувства. С одной стороны, я знала, что, несмотря на всё, Илья любил отца и временами скучал по нему. С другой – я боялась, что Роман использует эти встречи, чтобы манипулировать сыном или выяснить наше местонахождение.

– Я понимаю ваше беспокойство, – София коснулась моей руки. – Но помните: во время этих встреч всегда будет присутствовать профессионал, обученный распознавать манипуляции. Любая попытка Романа давить на Илью будет задокументирована и может сыграть в нашу пользу при окончательном решении об опеке.

Она открыла папку, показывая несколько документов:

– Есть и другие новости. Мы получили доступ к трастовому фонду, о котором я говорила. Роман пытался заблокировать перевод, но юридически деньги принадлежат вам. Первый транш уже поступил на новый счет, который мы открыли.

Она протянула мне банковскую карту: