– Лея, милая, все ли хорошо? – голос Елены Михайловны, соседки по дачному участку, вырвал меня из задумчивости. – Ты так побледнела.

Мы сидели в беседке на нашей загородной даче, пили чай. Роман уехал с Ильей на рыбалку – редкий случай их совместного времяпрепровождения без моего присутствия. Елена Михайловна, пожилая профессор литературы, часто заходила к нам, когда мы приезжали на выходные. Роман не одобрял этого общения, но и не запрещал открыто – видимо, потому что она была женой влиятельного чиновника и к тому же достаточно пожилой, чтобы не представлять в его глазах «угрозы».

– Просто устала, – я попыталась улыбнуться. – Плохо спала.

– Кошмары? – спросила она, внимательно глядя на меня поверх очков.

Я замерла, не зная, как ответить. Кошмары? Да, каждую ночь. Только они не прекращались с пробуждением.

Елена Михайловна вдруг накрыла мою руку своей сухой, теплой, с выступающими венами.

– Знаешь, – сказала она тихо, – когда я была в твоем возрасте, я тоже жила во сне. В смысле, настоящая я та, что думала, чувствовала, мечтала – существовала только в моих снах. Наяву же была лишь тень, исполняющая роль.

Я потрясенно посмотрела на нее. Эта элегантная, уверенная в себе женщина… тоже?

– Моя мама часто говорила: «Молчание – золото», – продолжала Елена Михайловна. – Особенно для женщины. Не спорь, не возражай, не имей своего мнения. И я поверила. На двадцать лет поверила, представляешь?

Она покачала головой, глядя куда-то вдаль:

– А потом он умер. Мой первый муж. И знаешь, что я почувствовала? Не горе. Не утрату. А свободу.

Я не могла пошевелиться. Не могла дышать. Её слова проникали прямо внутрь, разбивая что-то, что я тщательно строила годами: стену отрицания, стену «так надо».

– Почему… почему вы мне это рассказываете? – прошептала я.

Елена Михайловна мягко улыбнулась:

– Потому что иногда нам нужно услышать чужую историю, чтобы признать свою собственную.

Она помолчала, потом добавила еще тише:

– И потому что вчера я видела, как ты дернулась, когда он поднял руку, чтобы поправить тебе волосы. Это не нормальная реакция, Лея. Это реакция человека, ожидающего удара.

Я почувствовала, как к глазам подступают слёзы. Как внутри что-то ломается, не от боли, а от облегчения. От того, что кто-то видит. Кто-то знает. Кто-то называет это вслух.

– Я не знаю, что делать, – слова вырвались прежде, чем я успела подумать.

– Сейчас – ничего, – Елена Михайловна сжала мою руку. – Просто знай, что есть выход. Всегда есть выход. И моя дверь всегда открыта для тебя. Что бы ни случилось.

Когда я услышала звук подъезжающей машины, я быстро отдернула руку и вытерла глаза. Елена Михайловна с пониманием кивнула и начала говорить о своих розах, как будто мы всё это время обсуждали садоводство.

А я впервые за много месяцев почувствовала что-то, похожее на надежду.

***

– GPS на твоем телефоне глючит, – сказал Роман вечером, просматривая что-то на своем ноутбуке. – Иногда пропадает сигнал.

Я замерла посреди комнаты, сжимая в руках блокнот, в котором составляла список покупок на неделю.

– Правда? – я сделала удивленное лицо. – Наверное, что-то с новой системой обновления.

– Наверное, – Роман кивнул, не отрывая взгляда от экрана. – Странно, что это случается именно тогда, когда ты ходишь в супермаркет. Или когда гуляешь по парку.

Мое сердце пропустило удар. Я недавно выяснила, что в некоторых местах: внутри торгового центра, например, или в определенной части парка GPS-сигнал становился слабее. И я начала пользоваться этими «слепыми зонами» для коротких периодов свободы. Иногда просто сидела на скамейке, наслаждаясь тем, что на время стала невидимой для всевидящего ока Романа.

– Я… – начала я, но Роман перебил.

– Сядь, – он кивнул на кресло напротив себя.

Я медленно опустилась, чувствуя, как пальцы холодеют от страха.

– Ты хочешь что-то мне сказать, Лея? – его голос звучал спокойно. Слишком спокойно.

– Н-нет, – я покачала головой.

– Хорошо, – Роман закрыл ноутбук. – Потому что у меня к тебе только один вопрос: ты что, считаешь меня идиотом?

– Нет! – воскликнула я. – Конечно, нет.

– Тогда объясни мне, – он наклонился вперед, – почему ты прячешься? От меня. От человека, который дал тебе всё.

– Я не прячусь, – во рту пересохло. – Я просто… иногда хожу по магазинам…

– Три часа в парке – это «хожу по магазинам»? – его глаза сузились. – Без покупок? Без встреч с подругами? Просто сидишь на скамейке?

Я не знала, что ответить. Правда звучала бы безумно: «Да, я просто хотела побыть одна, без твоего наблюдения, без твоего контроля, хотя бы на час».

– Я думала, – наконец сказала я. – Просто сидела, думала…

– О чем? – его голос стал еще тише.

– О… своем детстве. О родителях. О живописи, – я судорожно подбирала слова, которые могли бы его успокоить.

Роман смотрел на меня долго, оценивающе, будто пытался прочитать мысли. Наконец он откинулся на спинку кресла.

– Знаешь, что я думаю? – произнес он тоном, который использовал в деловых переговорах. – Я думаю, ты выдумываешь проблемы. От скуки. От безделья. У тебя есть всё: дом, деньги, сын, муж, который обеспечивает вас. А тебе всё мало.

– Нет, я…

– Тебе нужно чем-то заняться, – перебил он. – Чем-то полезным. Может быть, благотворительностью? Ты могла бы организовать сбор для детского дома. Что-нибудь с искусством, раз уж тебя всё еще тянет к этой теме.

Я молча кивнула, испытывая странное чувство облегчения. Он объяснил моё поведение скукой. Не заподозрил попытку вырваться, попытку найти помощь. Просто решил, что мне не хватает занятий.

– Хорошая идея, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал воодушевлённо. – Я могла бы помочь с организацией выставки детских работ.

Лицо Романа смягчилось. Он подошёл ко мне, взял за руку:

– Вот видишь? Тебе просто нужно направление. Я всегда знаю, что для тебя лучше.

Я улыбнулась, чувствуя, как внутри всё сжимается. Он верил в свою версию. В то, что он заботливый муж, а я – немного потерявшаяся, нуждающаяся в руководстве женщина. Может быть, он искренне не видел истинного положения вещей? Не осознавал, как его «забота» превратилась в тюрьму?

Той ночью я долго не могла уснуть. Слова Елены Михайловны звучали в голове: «Есть выход. Всегда есть выход». Но какой? Куда бежать с ребёнком? На что жить? И главное – как убежать от человека, который контролирует каждый твой шаг, который может использовать всю мощь своих связей и денег, чтобы найти тебя?

***

– Мама, почему у нас в комнатах нет камер? – спросил Илья за завтраком. Роман уже ушёл на работу, и мы были только вдвоём на кухне.

Я чуть не подавилась кофе:

– Что?

– Ну, камеры, – Илья показал на маленькое устройство в углу кухни. – Они везде, кроме ванных и спален. Почему?

Я не знала, что ответить. Как объяснить шестилетнему ребёнку, что даже его отец понимает: есть границы, которые нельзя переступать? Что личное пространство должно оставаться личным?

– Потому что есть вещи, которые должны оставаться приватными, – наконец сказала я, тщательно подбирая слова. – Спальня – это место для отдыха и сна. Туда не должны заглядывать чужие глаза.

– А камеры на кухне – это глаза папы, да? – Илья смотрел на меня серьёзно, не по годам вдумчиво.

– В каком-то смысле, – осторожно ответила я. – Папа хочет знать, что с нами всё в порядке, даже когда его нет рядом.

– Но разве это нормально? – Илья нахмурился. – У Миши дома нет камер. И у Саши. И вообще ни у кого из моих друзей.

Я замерла, не зная, что сказать. Мой сын задавал вопросы, которые я сама боялась себе задать. Он видел ненормальность нашей ситуации с той ясностью, которая свойственна только детям.

– Разные семьи живут по-разному, – выдавила я наконец. – У нас… особенный дом. Папа очень заботится о безопасности.

Илья помолчал, размешивая ложкой остатки каши в тарелке.

– А от кого он нас защищает? – спросил он вдруг. – От плохих людей?

Ни от кого, он просто чёртов параноик и тиран, – пронеслось у меня в голове, но я только кивнула:

– Да, милый. От плохих людей.

– А как понять, кто плохой, а кто хороший? – не унимался сын.

Я посмотрела на него, такого маленького, но проницательного. Мне захотелось обнять его крепко-крепко и никогда не отпускать.

– Хороший человек заботится о тебе так, чтобы тебе было хорошо, – сказала я тихо. – А не так, чтобы ему было спокойно.

Илья кивнул, будто это объяснение имело для него смысл. А потом задал очередной непростой вопрос:

– А папа какой? Хороший или?..

Я не смогла сдержать резкий вдох. Камера. Она всё записывает. Если Роман услышит этот разговор…

– Папа очень любит тебя, – сказала я, вставая и начиная убирать посуду. – И делает всё, что считает лучшим для нашей семьи.

– Ты не ответила, – заметил Илья, но больше не стал настаивать.

Когда я укладывала его спать вечером, он вдруг сказал, глядя куда-то в потолок:

– Знаешь, мама, я думаю, что хорошие люди не заставляют других бояться.

Я застыла, окаменев от его слов.

– С чего ты взял, что я боюсь? – осторожно спросила я.

Илья повернулся ко мне, его глаза были серьёзными:

– Я вижу. Когда папа приходит, ты всегда становишься другой. Как будто надеваешь маску. И дышишь по-другому. И голос у тебя меняется.

Я не знала, что сказать. Мой маленький сын видел меня насквозь. Видел то, что я пыталась так тщательно скрыть.