– Так и есть, – радостно согласилась Энн. – Раньше я пекла ужасные пироги – миссис Аллен может подтвердить. Но теперь с этим все в порядке. Я испекла его для членов «Общества по улучшению жизни в Эйвонли», но можно ведь испечь такой еще раз.

– Тогда я предлагаю съесть его вместе. Сейчас я поставлю чайник, и мы выпьем по чашечке чая. Вы согласны?

– Только при условии, что чай приготовлю я, – сказала Энн неуверенно.

Мистер Харрисон усмехнулся.

– Вижу, вы сомневаетесь в моей способности приготовить хороший чай. Но вы заблуждаетесь… Я могу заварить отличный чай – такого вы и не пробовали. Впрочем, не возражаю – принимайтесь за дело. К счастью, в воскресенье шел дождь и почти вся посуда чистая.

Энн проворно вскочила с места и принялась за работу. Прежде чем заварить чай, она вымыла чайник в нескольких водах. Протерла плиту и накрыла стол, взяв из кладовой посуду. Вид кладовой привел Энн в ужас, но у нее хватило такта промолчать. Мистер Харрисон сказал, где взять хлеб, масло и банку консервированных персиков. Энн украсила стол цветами из сада и постаралась не замечать пятна на скатерти. Скоро чай был готов. Энн сидела за столом напротив мистера Харрисона, разливала чай и непринужденно болтала с хозяином о школе, друзьях и своих планах. Энн казалось, что это был сон.

Мистер Харрисон вернул Рыжего из ссылки, объяснив это тем, что бедная птица страдает от одиночества, и Энн, чувствуя, что теперь готова простить всех и вся, предложила попугаю кусочек грецкого ореха из пирога. Но чувства Рыжего были настолько глубоко ранены, что он с презрением отверг предложение дружбы. С мрачным видом он сидел на жердочке и из-за взъерошенных перышек стал похож на золотисто-зеленый шар.

– Почему вы назвали его Рыжим? – спросила Энн, которая, испытывая интерес к именам собственным, считала, что попугай с таким роскошным оперением заслуживает лучшего имени.

– Так назвал его мой брат-матрос. Может, это как-то связано с его нравом? Я высокого мнения об этом попугае… возможно, вас это удивит, но это так. Конечно, у Рыжего есть свои недостатки. Из-за него я не раз попадал впросак. Некоторых смущает его склонность к смачным выражениям, но тут уж его не исправишь. Я пытался, пытались и до меня, но тщетно. А у некоторых есть предубеждение против попугаев. Ну не глупость ли? Лично мне они нравятся. Рыжий скрашивает мое одиночество. Ничто не заставит меня расстаться с этой птицей… ничто на свете.

Последнее предложение мистер Харрисон произнес с такой экспрессией, будто заподозрил Энн в том, что она собирается убедить его расстаться с Рыжим. Девушке тем временем все больше нравился этот странный, нервный, суетливый человек, а к концу трапезы они были уже добрыми друзьями. Энн рассказала мистеру Харрисону об «Обществе по улучшению жизни в Эйвонли», и он горячо одобрил эту идею.

– Все правильно. В добрый путь! В поселке много чего стоит улучшить… и жителей тоже.

– Ну, не знаю, – вспыхнула Энн. И она, и ее близкие друзья считали, что Эйвонли и его обитателей можно чуточку улучшить, но слышать такое от чужака – совсем другое дело. – Мне кажется, Эйвонли – прелестное место, и люди здесь приятные.

– Вижу, я вас расстроил, – сказал мистер Харрисон при виде пылающих щек Энн и ее укоризненного взгляда. – Люди с вашим цветом волос очень впечатлительные. Эйвонли действительно приличное место, иначе я не поселился бы здесь. Но нельзя не признать – кое-какие недостатки у него все же имеются.

– Тем больше он мне нравится, – сказала преданная родному месту Энн. – Места или люди без недостатков неинтересны. Идеальный человек скучен. Миссис Мильтон Уайт говорит, что сама никогда не встречала идеального человека, но достаточно об одном наслушалась… это первая жена ее мужа. Наверно, не очень приятно жить с человеком, у которого первая жена была совершенством, правда?

– Но быть женатым на совершенстве еще хуже, – произнес мистер Харрисон с неожиданной теплотой в голосе.

После чая Энн настояла на том, чтобы вымыть посуду, хотя мистер Харрисон уверял ее, что в этом нет необходимости, – посуды у него много, ее хватит не на одну неделю. Энн с удовольствием подмела бы пол, но щетки в пределах видимости не было, а спрашивать, где она, девушка не решилась – вдруг щетки вообще в доме нет.

– Иногда приходите ко мне поболтать, – предложил мистер Харрисон, когда Энн собралась уходить. – Мы живем по соседству, а соседям надо дружить. Меня заинтересовало ваше «Общество». Думаю, из этого может выйти толк. И кем вы займетесь в первую очередь?

– У нас нет цели перевоспитывать людей… Мы собираемся улучшить наш поселок – место, где мы живем, – произнесла Энн с достоинством. У нее зародилось подозрение, что для мистера Харрисона их инициатива – просто веселая затея.

Мистер Харрисон, глядя из окна, проводил взглядом стройную девичью фигурку, которая легкой походкой шла по полю в мягком закатном свете солнца.

– Ах ты, старый одинокий ворчливый хрыч, – произнес он вслух, – однако в этой девочке есть нечто такое, что заставляет чувствовать себя вновь молодым – очень приятное ощущение. Хотелось бы иногда переживать такое состояние.

– Рыженькая малявка, – презрительно проскрипел попугай.

Мистер Харрисон погрозил Рыжему кулаком.

– Ах ты, гадкая птица, – пробормотал он. – Лучше б я свернул тебе шею, когда брат-матрос прислал тебя. Вечно приносишь неприятности.

Энн радостно влетела в дом и чуть ли не с порога начала делиться новостями с Мариллой, которая изрядно переволновалась и была готова идти на ее поиски.

– Все-таки мир прекрасен, правда, Марилла? – закончила свой рассказ Энн, сияя от радости. – Миссис Линд на днях жаловалась, что мир уже не тот. Если ждешь чего-то хорошего, говорит она, то в результате получишь разочарование… Что ж, может, и так. Но бывает и по-другому. Ты ожидаешь плохого, даже скверного, а твои опасения оказываются надуманными, и все оборачивается наилучшим образом. Сегодня я шла к мистеру Харрисону как на казнь, а он встретил меня по-доброму, и я прекрасно провела у него время. Думаю, мы подружимся при условии, что будем снисходительны к недостаткам друг друга. Так что все хорошо, что хорошо кончается. И все же, Марилла, теперь я никогда не продам корову, не удостоверившись прежде, кому она принадлежит. И я точно знаю, что не люблю попугаев.

Глава 4
Разные мнения

Однажды вечером на закате Джейн Эндрюс, Гилберт Блайт и Энн Ширли стояли у ограды в тени легко покачивающихся ветвей ели в том месте, где узкая тропа, называемая ими Березовой, вливалась в главную дорогу. Джейн собиралась провести вечер с Энн, и они уже прошли часть пути, когда встретили Гилберта. И как-то само собой заговорили о завтрашнем сложном дне – первом дне сентября, когда дети возвращаются после каникул в школу. Джейн отправится в Ньюбридж, а Гилберт – в Уайт-Сэндз.

– У вас обоих есть преимущество передо мной, – вздохнула Энн. – Вы будете учить детей, которые вас не знают. А мне придется учить тех, с кем я сидела на соседних партах. Миссис Линд говорит, что они не смогут испытывать ко мне то же уважение, какое проявили бы к учителю, пришедшему со стороны. Единственное, что тут может помочь, считает она, это сразу установить дистанцию. Но я не думаю, что учитель должен быть очень строгим. И все же, какая это ответственность!

– Да все у нас будет хорошо, – уверенно произнесла Джейн. У нее не было стремления научить детей добру. Она собиралась честно отрабатывать свое жалование, удовлетворять все пожелания попечителей и видеть свое имя на памятной доске у входа в школу. – Главное – сохранять порядок, а для этого учитель должен проявлять строгость. Если ученики не будут меня слушать, я прибегну к наказанию.

– Какому?

– Ты забыла про порку.

– Джейн, ты шутишь! – воскликнула Энн в ужасе. – Ты этого не сделаешь!

– Это еще почему? Могу и сделаю, если будет нужно, – решительно объявила Джейн.

– Я никогда не смогла бы ударить ребенка, – столь же решительно заявила Энн. – Я считаю такие методы вредными и не верю в них. У мисс Стейси всегда был на уроках порядок, хотя она никогда не поднимала на нас руку. Мистер Филипс практиковал телесные наказания, но какой гомон стоял у него в классе! Нет, если учителю нельзя обойтись без порки, я лучше уйду из школы. Но уверена, что есть и другие методы. Я постараюсь завоевать любовь учеников, и тогда они захотят следовать моим указаниям.

– А если не захотят? – спросила прагматичная Джейн.

– Все равно не стану никого пороть. Ничего хорошего это не принесет. О, Джейн, прошу тебя, не наказывай жестоко учеников. Не бей их ни за какие провинности.

– А ты, Гилберт, что об этом думаешь? – потребовала ответа Джейн. – Ведь некоторым детям порка пойдет на пользу – только так до них можно хоть что-то донести.

– Разве ты не считаешь, что пороть детей – сущее варварство? Любого ребенка! Любого! – воскликнула Энн с пылающим от волнения лицом.

– Ну, – медленно начал Гилберт. Ему хотелось соответствовать идеалу Энн, однако он понимал, что в жизни бывают разные обстоятельства. – Вы обе, по существу, правы. Не думаю, что стоит часто прибегать к физическому наказанию. Я согласен с Энн, что есть лучшие способы уладить сложные ситуации, и порка – крайнее средство. Но, с другой стороны, как говорит Джейн, встречаются, пусть редко, дети, которые не понимают другого обращения. Такие заслуживают порку, и она приносит результаты. Мое правило: телесное наказание – это последнее средство.

Стараясь угодить обеим, Гилберт, как обычно бывает, не удовлетворил ни одну сторону.

Джейн встряхнула головой.

– Если ученик выведет меня из себя, я его выпорю. Это самый короткий и простой путь поставить его на место.

Энн бросила на Гилберта разочарованный взгляд.

– Я никогда не буду сечь детей, – решительно повторила она.

– А что ты сделаешь, если в ответ на твою просьбу, школьник просто огрызнется? – спросила Джейн.

– Оставлю его после уроков, поговорю с ним твердо, но по-доброму, – сказала Энн. – В каждом человеке есть что-то хорошее, если поискать. В этом и заключается долг учителя – найти эту крупицу добра и развить ее. Так нас учил профессор в Королевской Академии, вы помните? А что можно развить с помощью плетки? Профессор говорил, что привить ребенку тягу к добру важнее, чем научить его письму, чтению и арифметике.

– Однако инспекторы ждут от учащихся именно знаний, и если подготовка учеников не соответствует определенным требованиям, повинен в этом будет учитель, – возразила Джейн.

– Мне важнее, чтобы ученики любили меня и спустя годы вспоминали как человека, который помог им на первых порах в жизни, чем оказаться в почетном инспекторском списке, – не сдавала позиции Энн.

– Выходит, ты вообще не собираешься наказывать учеников за плохое поведение? – спросил Гилберт.

– Придется, конечно, хотя я буду делать это с большой неохотой. Однако можно просто не выпускать ребенка на перемену, или поставить его у доски на уроке, или заставить написать лишние предложения.

– И девочек ты не будешь в наказание сажать к мальчикам? – спросила Джейн не без лукавства.

Гилберт и Энн переглянулись и смущенно улыбнулись. В прошлом провинившуюся Энн посадили к Гилберту, и последствия такого наказания были печальными.

– Что ж, время покажет, кто из нас прав, – философски произнесла Джейн при расставании.