– Теперь, молодые люди, вы знаете, что мы из себя представляем. Мы оба, по мнению лютеранской общины, заслуживаем того, чтобы предать нас анафеме. Моя дочь принадлежит к так называемой идолопоклоннической Римской церкви. Я – один из последних варваров, язычников. – Старый фермер улыбнулся с явным сарказмом. – Впрочем, правду говоря, для варвара я не так глуп, как обо мне говорят некоторые типы. Если бы мы с гнусавым Дайсуорси одновременно держали экзамен по правописанию, я бы наверняка победил и получил приз! Но, как я уже говорил, вы теперь нас знаете. Если общение с нами может каким-то образом обидеть вас, давайте лучше расстанемся, пока мы еще добрые друзья и клинки еще не извлечены из ножен.

– Ни одна из сторон не станет извлекать клинки из ножен, уверяю вас, сэр, – сказал Эррингтон, шагнув вперед и положив руку на плечо бонда. – Надеюсь, вы поверите мне, если я скажу, что буду считать честью и привилегией дальнейшее знакомство и общение с вами.

– И даже если вы не примете меня в последователи Одина, – добавил Лоример, – вы не можете помешать мне пытаться сделать так, чтобы я стал приятным для вас человеком. Предупреждаю вас, мистер Гулдмар, что буду навещать вас весьма часто! Таких мужчин, как вы, нечасто встретишь.

Лицо Олафа Гулдмара выразило удивление.

– Вы серьезно? – спросил он. – Ничего из того, что я вам сказал, на вас не подействовало? Вы по-прежнему ищете дружбы с нами?

Оба молодых человека искренне заверили старого фермера в том, что так оно и есть. После этого Тельма встала со своего низкого сиденья и посмотрела на гостей с радостной улыбкой.

– Знаете ли вы, – сказала она, – что вы – первые два человека, которые, посетив нас однажды, хотите навестить нас снова? Вижу, вы удивлены моими словам, но это так, правда ведь, отец?

Гулдмар кивнул с довольно мрачным видом.

– Да, – сказала Тельма и стала загибать свои белые пальчики. – У нас три недостатка: во‐первых, мы прокляты; во‐вторых, у нас дурной глаз; и в‐третьих, мы не являемся приличными, почтенными и уважаемыми людьми!

И девушка разразилась смехом, похожим на звон хрустальных колокольчиков. Молодые люди, следуя ее примеру, тоже расхохотались. Немного успокоившись, Тельма, с прекрасного лица которой еще не сошло выражение искреннего веселья, откинула голову назад, коснувшись затылком разросшегося розового куста, и снова заговорила:

– Мой отец так не любит мистера Дайсуорси, потому что тот хочет… о… что там они делают с дикарями, отец? Да, вспомнила… он хочет обратить нас в лютеранство. А когда преподобный в очередной раз понимает, что это бесполезно, он сердится. И хотя сам он такой набожный, но если он слышит, как кто-то в Боссекопе рассказывает о нас какие-то нелепицы, он добавляет к этому еще что-нибудь, не менее лживое и неправдоподобное. И все это копится и копится, и… Что такое?! Что с вами?

Удивленное восклицание девушки было вызвано тем, что Эррингтон выругался и угрожающе сжал кулаки.

– Сейчас я бы с удовольствием сбил его с ног! – сказал он негромко.

Старый Гулдмар засмеялся и посмотрел на молодого баронета одобрительно.

– Кто знает, кто знает! – жизнерадостно пробасил он. – Может, когда-нибудь вы так и сделаете! И это будет доброе дело! Я и сам готов это сделать, если он снова начнет меня допекать. А теперь давайте проделаем кое-какие приготовления для вас. Когда вы приедете, чтобы повидаться с нами снова?

– Сначала вы должны нанести визит мне! – тут же откликнулся сэр Филип. – Если вы и ваша дочь удостоите меня чести принять вас завтра, я буду горд и счастлив. Считайте, что яхта в вашем распоряжении.

Тельма, по-прежнему не отходя от зарослей роз в оконном проеме, бросила на Эррингтона долгий вопросительный взгляд – казалось, она хотела понять, каковы его намерения по отношению к ней и к ее отцу.

Гулдмар сразу же принял приглашение. Когда время визита, намеченного на следующий день, было согласовано, молодые люди собрались уходить. Пожав Тельме руку на прощание, Эррингтон решил рискнуть. Он легонько дотронулся до розы над ее головой, которая почти касалась волос девушки.

– Могу я взять ее? – негромко спросил он.

Глаза Тельмы и сэра Филипа встретились. Девушка густо покраснела, а затем вдруг стала бледной. Она сорвала цветок и вручила его Эррингтону. Затем она повернулась к Лоримеру, чтобы попрощаться. Друзья спустились с крыльца. Тельма прикрыла ладонью глаза, в которые били солнечные лучи, и смотрела им вслед, пока они спускались по извилистой тропинке к берегу, сопровождаемые фермером, который любезно вызвался проводить их к лодке. Друзья пару раз оглянулись, желая еще раз увидеть стройную высокую девушку в белом, которая стояла среди роз, похожая на ангела, а солнце освещало золотистую корону ее волос. Наконец, уже в самом конце тропинки, Филип приподнял шляпу и помахал ею в воздухе, но уже не смог разглядеть, помахала ли Тельма рукой ему в ответ.

Оставшись одна, девушка вздохнула, медленно вернулась в дом и снова села за прялку. Услышав жужжание колеса, в комнату вошла служанка Бритта.

– Вы не будете спускать на воду лодку, фрекен? – поинтересовалась она тоном, в котором слышались одновременно почтение и теплота.

– Уже поздно, Бритта, и я устала.

В глубоких синих глазах Тельмы, взгляд которых перебегал с прялки на широко открытое окно и обратно, временами ненадолго останавливаясь на темных кронах торжественно выстроившихся неподалеку от дома сосен, можно было заметить мечтательное выражение.

Глава 7

Есть шип в центре сердца моего;

Нет цирюльника, кто бы вытащил его, —

Только любовь своей ручкой.

Народные стихи

Эррингтон и Лоример довольно долго гребли по водам фьорда в молчании. Гулдмар стоял на краю своего небольшого причала до тех пор, пока их лодка не скрылась из глаз. Поэтому до того момента, пока суденышко не оказалось за сильно выдающимся вперед выступом скалы, который закрыл от них и бонда, и сам причал, молодые люди видели живописную фигуру старика с серебристыми седыми волосами, которая четко рисовалась на фоне неба. Небосклон теперь уже был окрашен в нежно-розовые тона, словно внутренняя часть хрупкой, изящной ракушки. После того как фермер перестал быть виден друзьям, они еще какое-то время работали веслами, не произнося ни слова, слушая, как лопасти, вызывая рябь на поверхности моря, с плеском ритмично уходят в оливково-зеленую воду. Воздух был странно неподвижным. На мелких волнах, возникавщих от движения весел, играли блики. В западной части горизонта то и дело возникали розовые всполохи, а над склонами гор клубился розоватый туман. Он медленно сползал вниз, в долины и ущелья, время от времени принимая очертания фантастических фигур, словно это потусторонние духи спешили по своим тайным и скорбным делам. Наконец Эррингтон спросил почти с досадой:

– Вы что, утратили дар речи, Джордж? Вам совсем нечего сказать мне, вашему другу?

– Именно такой вопрос я как раз хотел задать вам, – беззаботным тоном ответил Лоример. – И еще я хотел отметить, что в доме Гулдмара мы не видели вашего сумасшедшего приятеля.

– Нет, не видели. И все же я не могу отделаться от ощущения, что он как-то связан с ними, – задумчиво произнес Эррингтон. – Говорю вам, он выругался в мой адрес, произнеся какое-то слово, которое для древних норвежцев обозначало ад – или что-то вроде этого. Осмелюсь предположить, что и он тоже поклоняется Одину. Но оставим его. Что вы скажете о ней?

Лоример, сидя на банке, с ленцой повернулся, чтобы взглянуть приятелю в лицо.

– Знаете, старина, если вы хотите услышать честный ответ, то я скажу, что она самая красивая женщина, которую я когда-либо видел – и даже, если хотите, о которой когда-либо слышал. А я в этом вопросе беспристрастный критик – абсолютно беспристрастный.

С этими словами Джордж погрузил лопасть своего весла в воду, а затем снова поднял его над бортом, наблюдая за тем, как тяжелые капли падают в воду, словно бриллианты, сверкая в лучах солнца, все еще остающегося на небе, несмотря на поздний час. Затем он снова бросил любопытный взгляд на Филипа. Тот сидел молча с мрачноватым и сосредоточенным лицом. По нему сразу было видно, что Филип Эррингтон честен, благороден и порядочен, но его грызет какая-то глубоко спрятанная мысль. Он выглядел как человек, которого кто-то удостоил высокого доверия и который чувствует по этой причине не только гордость, но и нежность. Лоример, говоря его собственными словами, встряхнулся и с шутливым видом дотронулся до руки друга.

– Вы наконец встретили дочь короля Норвегии, Фил, – сказал он с легким оттенком печали в голосе, – и вам придется привезти ее домой, как поется в старой песне. Полагаю, вы нашли наконец женщину, которую можно назвать достойной вас. А вашему другу, то есть мне, после этой истории придется играть в вашей жизни вторую скрипку – а, старый приятель?

Эррингтон густо покраснел, но при этом крепко ухватил руку Лоримера и сжал ее с невероятным жаром.

– Господи боже, я оторву вам кисть, если вы будете говорить в таком тоне, Джордж! – со смехом воскликнул сэр Филип. – Вы ведь знаете: ваше место в моей жизни не изменится никогда. Говорю вам, – добавил Эррингтон, в раздумье подергивая себя за ус, – я совершенно не могу понять, что со мной происходит. Эта девушка просто завораживает меня! В ее присутствии я чувствую себя дураком. Вероятно, это признак того, что я влюблен?

– Разумеется, нет! – тут же воскликнул Джордж. – Потому что в ее присутствии я тоже ощущаю себя дураком, но я не влюблен.

– Откуда вы это знаете? – поинтересовался Эррингтон, устремляя на своего друга полный пристального внимания вопросительный взгляд.

– Откуда я знаю? Да бросьте! Вот это мне нравится! Разве я зря изучал себя все эти годы? Посмотрите сюда. – Лоример осторожно достал уже начавший вянуть маленький букетик маргариток, который он похитил. – Вот вам, держите. Я знал, что вы хотели завладеть этими цветами. Но вы не решились подобрать их – а я решился. Я подумал, что, возможно, вы захотите положить их себе под подушку, и все такое. Я считаю, если уж кто-то собрался превратиться в пораженного любовью лунатика, то все надо делать как следует – терпеть не могу полумеры. Так вот, если бы во мне трепетала хотя бы легкая тень влюбленности, то – надеюсь, вы это понимаете – этот миленький букетик было бы не вырвать у меня из рук даже с помощью упряжки диких лошадей! Я бы ни за что не выпустил его из пальцев, а вы никогда бы о нем не узнали. – Джордж мягко рассмеялся. – Возьмите же его, дружище! Вы теперь богаты – ведь Тельма подарила вам еще и розу. Чего стоит все ваше состояние по сравнению с той ценностью, которую представляют эти растения! Послушайте, не надо смотреть на меня с таким ликованием, или мне придется высмеять вас – просто ради того, чтобы вернуть вам чувство здравого смысла. Значит, вы влюбились в девушку с первого взгляда, и дело с концом. Ну, так и не ходите вокруг да около.

– Я в этом не уверен, – сказал Филип, тем не менее с благодарностью принимая от Джорджа маргаритки и пряча их в свою записную книжку. – Я не верю в любовь с первого взгляда!

– А я верю, – твердо заявил Лоример. – Любовь – она как электричество. Двух телеграмм достаточно, чтобы дело завертелось – одну посылает глазами мужчина, другую таким же образом – женщина. А вы с мисс Гулдмар обменялись по меньшей мерой дюжиной таких посланий.

– А вы? – с нажимом поинтересовался Эррингтон. – У вас ведь были такие же шансы, как у меня.

Джордж пожал плечами.