Лоример настолько серьезно настроился предпринять вылазку, что сэр Филип не стал даже пытаться его отговоривать, но отказался составить компанию под тем предлогом, что планирует закончить эскиз, над которым недавно начал работать. Поэтому, когда на «Эулалии» развели пары, подняли якорь и яхта направилась к расположенным неподалеку островам, ее владелец по собственному желанию остался один на берегу в укромном местечке на побережье Альтен-фьорда, где сумел запечатлеть в наброске развернувшееся перед ним великолепное зрелище. Однако краски неба явно вышли за пределы доступной ему цветовой палитры, и после нескольких попыток перенести на холст невероятные оттенки пейзажа, он в отчаянии бросил это занятие и погрузился в сладостное безделье и созерцание окружающих красот. Затем он снова переключился на приятные, но в то же время грустные воспоминания и стал представлять себе голос неизвестной девушки, которая так поразила его воображение и в то же время так задела его тем, что в ее чудесных глазах он прочел нечто похожее на презрение.

Поскольку с ее отъездом его интерес к окружающему пейзажу несколько остыл, он остался глух и к пению уже проснувшихся птиц. В его памяти то и дело всплывали лицо и голос незнакомки. Более того, он испытывал недовольство собой из-за того, что повел себя неправильно и допустил промашку, обидев девушку и таким образом оставив у нее неблагоприятное впечатление о себе.

– Пожалуй, я в самом деле был груб, – произнес он через некоторое время. – Во всяком случае, ей, судя по всему, так показалось. Боже милостивый, ну и взгляд она на меня бросила! Крестьянка? Ну нет, только не она. Я бы не слишком удивился, если бы она назвалась императрицей. И потом, у нее такая фигура, такие белоснежные руки! Нет, никогда не поверю, что она простая крестьянка. Быть может, наш лоцман, Вальдемар, знает, кто она такая. Надо будет его спросить.

Внезапно сэр Филип подумал, что было бы интересно взглянуть на пещеру, из которой появилась незнакомка. Она находилась совсем рядом и представляла собой естественный грот с высоким сводом в виде арки. Мужчина решил его обследовать. Взглянув на часы, он обнаружил, что еще нет и часа ночи. Тем не менее со стороны близлежащих холмов отчетливо раздавались крики кукушки, а вокруг стремительно чертили по воздуху ласточки, чьи крылышки временами поблескивали, словно драгоценности, в теплом свете так и не ушедшего за горизонт солнца. Подойдя ко входу в пещеру, сэр Филип заглянул под свод. Пол пещеры, проделанной в прочной скальной породе водой, был покрыт толстым слоем отшлифованных волнами камней-голышей. Войдя, он смог сделать лишь несколько шагов в полный рост. Затем потолок пещеры начал понижаться, а пространство сузилось. Сразу стало темнее. Сюда, в глубину, пробивался лишь тоненький лучик света, так что, не видя толком, куда ступает, сэр Филип был вынужден зажечь фальшфейер. Сначала он не заметил никаких следов пребывания человека – ни веревки, ни цепи, ни крюка, необходимых для того, чтобы держать здесь лодку. Фальшфейер быстро погас, и сэр Филип зажег еще один. Оглядевшись вокруг более внимательно, он различил на плоском скальном выступе небольшую старинную лампу, этрусскую, судя по форме, сделанную из металла и исписанную странными, похожими на буквы значками. В лампе оставалось масло, а ее фитиль сгорел до половины. Нетрудно было понять, что лампой пользовались совсем недавно. Он решил зажечь ее.

Фитиль загорелся ровным пламенем, и появилась возможность получше разглядеть все вокруг. Прямо перед ним располагались уходящие вниз кривоватые ступеньки, ведущие к закрытой двери.

Замерев, сэр Филип прислушался. Его уши не уловили ничего, кроме плеска волн у входа в пещеру. Толстые каменные своды глушили все остальное – и веселый щебет птиц, и другие звуки просыпающейся природы. Тишина, промозглый холод и почти полная темнота оказали гнетущее воздействие – Эррингтону почудилось, что даже кровь понемногу остывает и медленнее циркулирует по жилам. Другими словами, сэр Филип испытывал примерно те же ощущения, какие возникают даже у самого беззаботного и жизнерадостного путешественника, впервые оказавшегося в римских катакомбах. Человеку становится зябко, тело начинает бить мелкая дрожь, а в душе возникают безотчетный страх, ощущение безнадежности и предчувствие ужасного. Преодолеть это неприятное телесное и душевное состояние можно только одним способом – быстро вернувшись на поверхность земли, залитую яркими солнечными лучами, и выпив хороший глоток вина.

Сэр Филип, однако, держа над головой горящую лампу, осторожно спустился по неровным ступенькам, которых насчитал двадцать, и остановился перед закрытой дверью. Она была сделана из прочного, твердого как железо дерева, потемнела от времени и казалась почти черной. На ней были вырезаны замысловатые символы и надписи. При этом в самом центре отчетливо виднелось написанное крупными буквами слово – «ТЕЛЬМА».

– Боже милостивый! – воскликнул сэр Филип. – Вот я и узнал его! Конечно же, это имя девушки! Это, должно быть, ее частное прибежище – что-то вроде будуара моей леди Уинслей, но только в несколько ином виде.

Мужчина громко рассмеялся, вспомнив обшитые изысканным золотистым атласом панели комнаты в одном богатом особняке на Парк-лейн, где некая дама аристократического происхождения, из высшего света, законодательница мод, занималась с ним тем, что очень близко к занятиям любовью, но все же позволяет женщине не потерять репутацию порядочной и сохранить высокое положение в обществе. Хохот громким и странным эхом отразился от сводов пещеры, словно какой-то невидимый демон, веселый, но страшный, как все демоны, насмехался над непрошеным пришельцем. Мужчина долго, с любопытством и даже восхищением прислушивался к отзвукам, которые, казалось, доносились с разных сторон.

– Такое эхо произвело бы фурор при представлении «Фауста». Если бы Мефистофель так адски хохотал – «Ха! Ха!», – а эхо вторило бы ему, это было бы просто шедеврально, – сказал сэр Филип, а затем снова занялся разглядыванием имени на двери. Внезапно он, ощутив странный порыв, громко крикнул: – Тельма!

– Тельма! – повторило эхо.

– Это ее имя?

– Ее имя! – снова продублировало эхо.

– Я так и думал! – выкрикнул сэр Филип и снова рассмеялся – и эхо послушно захохотало в ответ. – Такое имя кажется очень подходящим для норвежской нимфы или богини. Тельма – это звучит очень колоритно и уместно. Но, если я не ошибаюсь, в английском языке это имя ни с чем не рифмуется. Тельма!

Филип ощущал странное удовольствие, проговаривая эти звуки.

– В звучании этого имени есть что-то таинственное, неземное. Оно словно музыка, доносящаяся издалека. Ну, а теперь, я полагаю, мне следует попробовать войти в эту дверь?

Баронет легонько толкнул дверь рукой. Она лишь слегка подалась. Он повторил свое движение еще раз, и еще, но без особого результата. Тогда он поставил лампу на пол и изо всех сил налег на дверь плечом. Раздался неприятный скрип, и дверь дюйм за дюймом растворилась. За ней царила темнота, и поначалу Филип не увидел ничего. Он снова поднял лампу над головой, посветил в проем, и из его груди вырвался возглас удивления. Внезапный порыв ветра, прилетевший со стороны моря, погасил лампу, и вокруг снова сгустилась непроглядная тьма. Нисколько не смущенный этим, сэр Филип нащупал мешочек с фальшфейерами – оставался всего один. Он торопливо зажег его и, с осторожностью прикрывая свет рукой, снова поджег фитиль лампы, а затем смело шагнул в глубь таинственного грота под шелест и бормотание ветра и волн, напоминающие голоса невидимых духов.

Он очутился в просторном тоннеле, который, по всей видимости, вырубили в скале человеческие руки. Удивляли стены – они были облицованы раковинами моллюсков самых разных форм и цветов. Некоторые тонкие, словно лепестки роз, другие толстые, с острыми выступами, третьи походили на отшлифованную слоновую кость. Нашлись и такие, которые сверкали и переливались всеми цветами радуги, и белоснежные, словно морская пена. Многие были развернуты к свету блестящей внутренней частью – пурпурной, молочно-белой или жемчужной. Все они были выложены в определенном, математически правильном порядке, образуя разнообразные фигуры – звезды, полумесяцы, бутоны роз, соцветия подсолнухов, сердечки, скрещенные кинжалы и другое холодное оружие, даже корабли. И все это было выполнено с удивительной тщательностью, словно каждая фигура или эмблема, каждое изображение служило своей определенной цели.

Сэр Филип шел по тоннелю медленно, восхищенный открывшимся ему необыкновенным зрелищем, то и дело останавливаясь, чтобы получше рассмотреть каждый участок стен, представавший перед ним. И, разумеется, он размышлял о том, для чего была создана эта замечательная пещера, которую кто-то украсил так кропотливо и старательно.

«Вероятно, это какое-то культовое сооружение, – думал он. – Должно быть, таких много спрятано в различных частях Норвегии. Это не имеет ничего общего с христианской верой, потому что среди всех этих фигур и эмблем я не видел ни одного креста».

И действительно: крестов нигде не было. В то же время очень часто встречались самые разные изображения солнца – восходящего, заходящего, в зените. Лучи его выкладывались из крохотных ракушек, размером с замочек английской булавки.

«Кто-то потратил на это очень много времени и усилий, – продолжал рассуждать сэр Филип. – Кто стал бы это делать в наши дни? Страшно подумать, сколько старания и терпения потребовалось, чтобы расположить все эти раковины в нужном порядке! Причем все они закреплены с помощью раствора, то есть предполагалось, что вся эта конструкция будет очень прочной и просуществует долго».

Крайне заинтересованный, он продолжал продвигаться вперед, проходя под многочисленными арками, каждая из которых также была богато украшена, – пока не дошел до высокой круглой колонны, которая, похоже, поддерживала свод всей пещеры, поскольку все арки с разных сторон сходились именно к ней. Колонну сверху донизу украшали бутоны и листья роз, сделанные из розовых и сиреневых ракушек, среди которых были разбросаны вкрапления из полированного янтаря и отшлифованного малахита. В свете лампы, которую сэр Филип держал в руке, все это сверкало, словно сплошная масса самоцветов. Поглощенный созерцанием, сэр Филип не сразу заметил, что из самой дальней арки также струится свет. Арка вела дальше вниз, куда он еще не успел заглянуть. В этот момент его внимание отвлек яркий блеск на одном из фрагментов гигантского панно из раковин. Быстро подняв голову, он, к своему изумлению, увидел на участке облицовки странное сияние с красновато-розовым оттенком.

Повернувшись в ту сторону, откуда оно должно было исходить, сэр Филип в нерешительности замер. Неужели там, в одном из дальних концов пещеры, куда, по всей видимости, вел проход, часть которого он уже миновал, кто-то есть? Кто-то, кому могло не понравиться его дерзкое вторжение? Скажем, какой-нибудь эксцентричный художник или отшельник, для которого пещера служила жилищем? А может, пещера служит убежищем контрабандистам? Сэр Филип в тревоге прислушался, но вокруг не было слышно ни звука. Выждав минуту или две, он без колебаний двинулся вперед, намереваясь разрешить загадку.