– Ах вот как. Значит, вы отличаетесь от многих из тех, кто служит тому же владыке, что и вы, – заметил Дюпре с тонкой улыбкой, в которой сквозила ирония – похоже, сам дьявол подтолкнул его к этому. – Месье Бог весьма беспристрастен! Кто-то из его слуг постоянно переедает, кто-то все время голодает, но перед ним, похоже, все равны! Как вы думаете, каких священнослужителей Господь любит больше – толстых или худых?

Сэнди Макфарлейн, который был довольно-таки нетерпим к кощунствам и шуткам по поводу религии и священников, тем не менее, услышав остроту Дюпре, не смог сдержаться и разразился смехом. Однако круглое лицо мистера Дайсуорси выразило крайнюю степень ужаса.

– Сэр, – мрачно произнес он, – есть темы, на которые не следует говорить без должного почтения. Бог знает, кого выбирать себе в слуги. Он с самого начала их жизни поставил их на этот путь. Он призвал, выделив из миллионов, великого апостола реформ, Мартина Лютера…

– Весельчака и кутилу! – смеясь, перебил священника Дюпре. – Его соблазнила хорошенькая монашенка! Хотя какой мужчина устоял бы! Лично я бы нарушил постулаты какой угодно веры из существующих на свете, если бы встретил симпатичную монашенку, которая стоила бы того, чтобы за ней побегать. Нет, серьезно! Жаль вот только, что бедняга Лютер умер от обжорства. Его уход из жизни был таким недостойным!

– Заткнитесь, Дюпре, – жестко одернул его Эррингтон. – Ваши дурацкие шутки не нравятся мистеру Дайсуорси.

– О, молю вас, сэр Филип, не беспокойтесь, – негромко произнес преподобный с выражением бесконечного терпения на лице. – Мы должны уметь без гнева выслушивать мнения всех людей, даже если они заблуждаются – в противном случае мы не сможем достойно выполнить возложенный на нас долг. Однако мне горько сознавать, что на свете существует человек или люди, которые недостаточно крепки в вере для того, чтобы исполнились обетования Божьи.

– Вы должны понимать, мистер Дайсуорси, – сказал медленно и раздельно Макфарлейн, который, казалось, тщательно обдумывал каждое свое слово, – что перед вами молодой француз, который не верит ни во что, кроме собственного существования – да и то не уверен, существует ли он на самом деле или же представляет собой нечто мифическое, нематериальное. У него даже на этот счет есть сомнения, причем очень серьезные.

– Именно так! – воскликнул Дюпре и в восторге кивнул. – Наш дорогой Сэнди так замечательно все объяснил! Быть мифом – это нечто оригинальное. Быть же просто человеком – нечто тривиальное и скучное. Я верю, что может найтись какой-нибудь профессор, деятель науки, который докажет мне, что я миф, движущаяся тень, сон. Только представьте себе! Это так поэтично.

– Вы слишком много болтаете для мифа или персонажа из сна, мой дорогой, – со смехом сказал Эррингтон и, повернувшись к мистеру Дайсуорси, добавил: – Я опасаюсь, что мы вас шокируем, и вы подумаете, что мы ужасные люди. Но, боюсь, ни один из нас не отличается чрезмерной религиозностью. – Сэр Филип изо всех сил старался сохранять серьезность. – Если бы не мистер Лоример, в прошлое воскресенье мы сходили бы в церковь. Но, к сожалению, мистер Лоример был к этому не очень-то расположен.

– Да уж! – процедил упомянутый Эррингтоном джентльмен, отходя от небольшого окна. Непосредственно перед этим он, высунувшись из окна в сад, сорвал розу и вставил ее себе в петлицу. – Я был так измучен. Перед этим у меня случился запой со всеми вытекающими последствиями. Так что этим троим джентльменам в прошлое воскресенье пришлось потратить немало сил, чтобы привести меня в человеческое состояние!

– Бог мой! – Мистер Дайсуорси, похоже, собирался поподробнее расспросить мистера Лоримера о текущем состоянии его здоровья, но тут вдруг дверь открылась, и вошла Ульрика. Она держала в руках большой поднос, уставленный бутылками с вином, закусками и прочим угощением. Поставив поднос на стол, она окинула комнату быстрым настороженным взглядом, словно хотела запомнить внешность всех находившихся в гостиной молодых людей. Затем, сделав довольно неуклюжий книксен, она вышла из комнаты так же бесшумно, как и вошла. Однако она, похоже, произвела не самое приятное впечатление на Эррингтона.

– Угрюмая у вас горничная, – заметил он, глядя на священника, который старательно откупоривал одну из винных бутылок. – Не похожа на романтическую пастушку.

Мистер Дайсуорси в ответ улыбнулся.

– О нет, нет! Она вовсе не угрюмая, – сказал он елейным голосом. – Наоборот, она очень добрая и дружелюбная. Единственный ее недостаток – это то, что она, пожалуй, чересчур ретива – да, она очень ревностно отстаивает чистоту веры. На ее долю выпало много страданий. Но она прекрасная женщина, просто прекрасная! Сэр Филип, отведаете этого вина? Это «Лакрима Кристи».

– «Лакрима Кристи»! – воскликнул Дюпре. – Но разве оно есть в Норвегии?

– Это в самом деле кажется странным, – ответил мистер Дайсуорси, – но факт остается фактом – итальянские и церковные, причастные вина здесь можно встретить нередко. У священника, которого я в силу своих скромных возможностей временно заменяю, винный погреб забит ими. Все это объясняется просто. Темные, дикие итальянцы, жители страны, погрязшей в ошибках и заблуждениях, все еще живут впроголодь. Норвежские моряки поставляют им в больших количествах рыбу для их идолопоклоннических ритуалов, обменивают ее на их вино и привозят его сюда.

– Очень неплохая идея, – сказал Лоример, с видимым удовольствием прихлебывая «Лакрима Кристи». – Фил, я сомневаюсь, что ваши вина на борту «Эулалии» превосходят это.

– До этого им в самом деле далеко, – с удивлением отозвался Эррингтон, попробовав напиток в своем бокале и оценив его изумительный вкус. – Священник, которого вы временно заменяете, мистер Дайсуорси, должно быть, знаток вин. А много ли здесь других жителей, которые так же хорошо разбираются в вине?

Мистер Дайсуорси как-то двусмысленно улыбнулся.

– Есть здесь одно семейство, члены которого являются настоящими знатоками в этом вопросе, – ответил он. – Но они нечестивцы, и благонамеренные люди справедливо избегают общения с ними. По этой причине я полагаю, что мне не следует называть их имен.

– Вот как? Вы серьезно? – удивился Эррингтон, и в душе его внезапно вспыхнуло возмущение. Кровь буквально закипела в его жилах, и лицо его покраснело. – А могу я поинтересоваться …

Тут, однако, Лоример, стоявший рядом с сэром Филипом, незаметно ткнул его локтем в ребра и едва слышно произнес:

– Остыньте, старина. А что, если он как раз говорит о семье Гулдмара! Спокойнее – вам совершенно ни к чему, чтобы всем стало известно о ваших планах.

Получив это предупреждение, Филип не стал задавать никаких вопросов, а вместо этого выпил большой глоток вина, чтобы взять себя в руки, и сделал вид, что его заинтересовал разговор о повадках и капризах пчел – в разговор именно на эту тему как раз в этот момент мистер Дайсуорси вовлек Дюпре и Макфарлейна.

– Пойдемте посмотрим на моих пчелок, – с торжественными нотками в голосе сказал преподобный Чарльз. – Они – прекрасный пример трудолюбия и терпения. Ведь они собирают мед для того, чтобы им пользовались другие.

– Возможно, они не стали бы так делать, кабы знали, чем все заканчивается, – со значением заметил Сэнди.

Услышав это, мистер Дайсуорси буквально просиял.

– В том-то и дело, сэр, что они все равно стали бы собирать мед, даже если бы все знали! Потому что на то есть воля Божия. Именно ею они руководствуются, демонстрируя нам образец бескорыстия. Они работают, перелетая с цветка на цветок, чтобы затем разделить результаты своего кропотливого труда с другими, совершенно непохожими на них существами. Это прекрасный урок. Пчелы учат нас, что сладкий мед, собираемый ими, они с радостью готовы разделить с неверующими, и сама эта идея слаще любого меда.

И священник с набожным видом несколько раз покачал головой. При этом поры на его лице продолжали источать пот. Дюпре сдавленно хихикнул. Что же касается Макфарлейна, то он принял самый торжественный и благочестивый вид.

– Пойдемте же, – повторил свое приглашение преподобный, приторно улыбаясь. – Поглядите на моих пчелок – и на клубнику тоже! Буду очень рад послать на яхту корзинку ягод – сэр Филип, надеюсь, вы позволите?

Эррингтон в приличествующих случаю выражениях выразил священнику свою благодарность и тут же ухватился за представившуюся возможность откланяться.

– Надеюсь, вы извините нас, если мы отлучимся минут на двадцать или около того, – сказал он. – Но дело в том, что мы с Лоримером хотим проконсультироваться с одним человеком, живущим здесь, в Боссекопе, насчет новых рыболовных снастей. Мы ненадолго сходим к нему. Мак, вы с Дюпре подождите нас, пожалуйста, здесь. И смотрите не съешьте всю клубнику мистера Дайсуорси.

Причина отлучки сэра Филипа и Лоримера была объяснена так просто и естественно, что ее приняли без каких-либо возражений. Дюпре предвкушал возможность подразнить преподобного Чарльза атеистическими заявлениями. Макфарлейн же, который любил споры даже больше, чем виски, надеялся устроить острую дискуссию по поводу морального и физического превосходства Джона Нокса над Мартином Лютером. Поэтому, когда Эррингтон и Лоример ушли, это не вызвало у их приятелей ни малейшего подозрения. Тем более не возникли они у мистера Дайсуорси, который, если бы узнал, куда именно они отправились, не стал бы с тихой радостью рассказывать о повадках пчел, хотя всегда с огромной увлеченностью рассуждал на темы, которые были ему интересны. Идя впереди Дюпре и Макфарлейна по росистой траве, которой густо зарос сад, он первым делом отвел гостей в место, которое с мягким юмором называл «Пчелиным Метрополисом». Тем временем Эррингтон и Лоример вернулись на берег фьорда, где оставили лодку, пришвартовав ее к маленькому пирсу, корявому и неказистому. Отвязав лодку, они сели на весла и повели ее вдоль побережья, посылая суденышко вперед длинными, мощными гребками, техника которых была разработана и распространена студентами Оксфорда и Кембриджа и которой владели многие выпускники этих двух университетов. Минут через двадцать активной работы веслами Лоример взглянул на Эррингтона и, в очередной раз рассекая лопастью ярко-зеленые воды фьорда, заговорил:

– Я чувствую себя так, словно одновременно вам помогаю и подстрекаю вас к какому-то преступлению, Фил. Знаете, мое отношение ко всему этому остается прежним. Я считаю, что вам лучше отказаться от своих планов.

– Почему? – холодно поинтересовался Эррингтон.

– Клянусь жизнью, я не знаю, почему. Просто я на своем немалом опыте испытал, что бегать за женщиной – значит навлечь на себя неприятности, а то и опасности. Пусть она за вами бегает – при желании вы рано или поздно сможете этого добиться.

– Вам сначала следует взглянуть на нее. Кроме того, я вовсе не бегаю ни за какой женщиной, – с жаром возразил Филип.

– О, прошу прощения, я и забыл. Она не женщина – она солнечный ангел. Да, вы не бегаете за этим солнечным ангелом, вы гребете изо всех сил. Это верно, по крайней мере? Прекратите так дергать веслами – вы того и гляди лодку перевернете.

Эррингтон чуть сбавил темп, а затем, на секунду перестав грести, рассмеялся.

– Мною движет всего лишь любопытство, – заявил он, приподняв шляпу и откидывая назад темно-каштановые пряди волос, облепившие вспотевший лоб. – Готов побиться об заклад, что этот жирный тип Дайсуорси, говоря о нечестивцах, с которыми избегают общаться порядочные люди, имел в виду старого фермера и его дочь. Чтобы жители Боссекопа были настолько разборчивы – что за абсурд!