Да… я знаю, почему он так говорит. Губу закусываю и краснею, вспоминая вечер, несколько дней назад.

– Что это за инсталляцию вы тут устроили? Красовицкая? Виноградов?

Голос директора вгоняет меня в еще больший ступор. Жду приговора.

– Тётя Ира, это не Соня, это я…– Аринка заходит, встает перед нами виновато хлопая глазками, смотрит на директора художественной студии Ирину Вениаминовну, которая, к счастью, очень хорошо к ей относится, – я устроила, потому что противная Круэлла сказала, что Соня краски украла, а она не крала!

– Круэлла, значит…не крала… – Ирина Вениаминовна чуть поджимает губы, – Ясно. София, нужно навести тут порядок. Потом… зайди в мой кабинет.

Холод ползет по спине.

В кабинет. Что меня там ждёт? Я знаю, что директриса относится к нам хорошо, старается помочь чем может, в память о бабушке, которая стояла у истоков создания студии, и, собственно, почти всю жизнь тут работала, но Ирина не всесильна.

Есть учредители. Есть меценаты, которые дают деньги. Если они получат жалобу, то меня… нас с Аришей просто вышвырнут вон.

А жалоба от Агаповой точно будет.

Она давно мечтает избавиться от меня. А ведь раньше мы дружили. Когда я еще не была сиротой и нищебродкой…

– Варвара Михайловна, – директриса оглядывает помещение, пол и стены которого перепачканы краской, вздыхает, – вы можете провести урок в другой аудитории?

– Учитывая-то, что тут творится? Разумеется. – молодая преподавательница тяжело вздыхает, – Пойду искать.

– Варвара Михайловна, там вторая свободна, Левшин заболел, отпустил своих. – Даня говорит с ней предельно вежливо, но я-то знаю…

В студии многие болтают о том, что Данила втрескался в преподшу. Варвара держит себя с ним очень строго. Так и не скажешь, что они… Нет, никто и не говорит, все уверены, что Даня влюблен, а она вся такая неприступная, как Снежная королева.

А это не так. И я это знаю. Я видела, как они целовались в аудитории. Я случайно зашла. Открыла ключом – я ведь уборщица, у меня есть ключи от всех дверей в здании, кроме кабинета директора.

Я их застукала.

И была в шоке. Всю ночь потом плакала, тихо, чтобы Аришку не напугать.

Утром Да Винчи принёс мне шоколадку и попросил никому не рассказывать.

Естественно, я пообещала молчать!

Хотя меня это возмущает. Ей же нельзя в него влюбляться? Это же незаконно, да? Преподаватель и ученик? Её же… могут обвинить? Хотя он совершеннолетний, но… могут же?

Правда, я всё равно никому не скажу.

– Данила, ты идёшь? Я жду? – Варвара смотрит свысока, надменно. Она очень красивая, изящная, большеглазая, с крупным, красиво очерченным ртом. Идеальная модель для художника.

– Я тут останусь, помогу Соне…

Он это сказал? Правда?

Кажется, моё сердце ждут большие перегрузки…

Глава 5

Лучше бы он ушёл!

Даже не думала, что будет так тяжело находиться рядом, вот так…Стараюсь держаться подальше. Но, как назло, краска со стены оттерлась быстро, а на полу она почти вся сконцентрирована на одном пятачке, и приходится сидеть так близко…

Аришка шумно грызёт яблоко, уставившись в окно. Там метель, крупные снежинки кружатся так красиво…а я думаю о том, что сестра вот-вот вырастет из того комбинезона, который мы еще с бабушкой покупали в прошлом году, была скидка, мы купили на вырост. И вот этот «вырост» уже не спасает. Надо покупать новый. Я откладывала деньги все лето, зная, что на Аришку придется потратиться. Теперь с ужасом думаю о том, что Аделина потребует оплатить ей химчистку, или вообще стоимость вещей…

Вздыхаю судорожно. Где взять денег? Я работаю тут, ставка уборщицы и вахтера. Живём мы тоже тут, в помещении рядом с вахтой. Конечно, постоянно жить тут нельзя, это комнатка отдыха для ночного сторожа, но Ирина Вениаминовна пошла мне на встречу, узнав, что твориться у нас дома.

А дома творится полный треш.

Бабушка, наверное, и представить себе подобного не могла. Мы жили с ней в большой квартире, недалеко от студии. В свое время бабушка приватизировала квартиру на себя, сына и дочь. Сын – мой папа – умер, доля осталась мне и маме. Дочь – тетя Света – до смерти бабушки ни на что не претендовала, но она и не появлялась у нас фактически, так, звонила, поздравляла с праздниками. Обещала бабушке, что оставит долю мне – у неё не было своих детей. А когда бабушка умерла выяснилось, что тетя Света вышла замуж, и её супруг решил, что мне и Аришке квартира – слишком жирно.

– Сонь, устала? – Я вздрагиваю от его голоса.

– Нет, все нормально. Просто…

– Воняет, жесть. Хочешь, иди, подыши, и сестренку уводи отсюда, я закончу.

– Ты что? Это… это же моя работа.

– Слушай, извини за дурацкий вопрос… а ты… ну, в общем, ты же отлично пишешь, картины твои всегда были улётные, ты… тебе же надо учиться дальше? Почему ты тут застряла? Еще и… уборщица?

– Не уборщица. Клининг менеджер.

– Что? – я не смотрю на него, я просто чувствую, что он улыбается.

– Клининг менеджер и ночной сторож.

– Для сторожа иностранного названия не нашлось?

– Видимо…

Поднимаю глаза и… мы смеемся! Заразительно, радостно, так, что Аринка смотрит удивленно и тоже начинает хохотать.

– Менеджер, это звучит, да…

Успокаиваемся через пару минут, я мочу тряпку в растворителе, понимая, что мигрень уже стучит в окошко… Сглатываю, приступ тошноты накатывает. Ух… мерзость. Хотя художники должны быть привычны к резким запахам, но у меня, видимо, что-то сломалось…

– Что, плохо? Говорю же, выйди, я закончу.

– Ты не нанимался. Это… моя сестрица натворила, так что…

– Я натворила? Это всё Круэлла! Мерзкая! Со-онь? Я пойду, погуляю во дворике? Тут воняет, у меня головка уже болит!

– Иди, только со двора никуда!

Отпускаю, зная, что Аришка не уйдет. Дворик у нас не большой, за забором.

Сестрёнка подбегает, целует меня быстро, а потом… потом так же порывисто обнимает Да Винчи.

– Ты хороший! Когда я вырасту, я на тебе женюсь!

Выпаливает с жаром и выбегает, хлопнув дверью. А мы с Даней смотрим друг на друга и… снова хохочем.

Глава 6

Верно говорят, что смех – лучшее лекарство. Мне помогает. Я уже почти могу дышать. Краски на полу осталось не так много, а вот вещи мои по ходу безнадежны. Это обидно, потому что переодеться мне особенно не во что.

Нет, вещи были, в квартире бабушки, но я подозреваю, что они, скорее всего уже проданы, как и мебель, посуда, техника…

После смерти бабушки почти сразу умерла тётя Света, её супруг стал наследником. Мы полгода жили спокойно – до того, как он вступил в наследство, а потом началось…

Он пришёл как хозяин, заявил, что все принадлежит ему, а то, что не принадлежит – скоро будет. При этом так посмотрел на меня…

Сначала я пыталась договориться, объясняла, что у него в квартире только одна доля, а у нас с Ариной две, по закону мы… Но он очень быстро дал понять – по закону не будет. И доли свои мне придется ему продать за копейки, или даже подарить, иначе будет плохо.

Я звонила в полицию, вызывала участкового. Писала заявления. Но как говорят – против лома нет приёма? Да, да… окромя другого лома. Вот только другого лома у меня не было. Вступиться за меня оказалось не кому.

Вспоминать об этом мне страшно и больно. Я чудом избежала таких вещей, о которых мерзко говорить. Мы с сестрой сбежали почти в чем были, хорошо, что Ирина Вениаминовна позволила нас остаться. Она пыталась помочь, но очень быстро поняла, что ничего не выйдет.

Сейчас нашу квартиру благополучно сдают большой компании рабочих, и находиться там без страха за свою жизнь мы с сестрёнкой там не можем. Я пыталась воевать за право жить на своей жилплощади, но, увы. Мне не повезло.

Что с этим делать я пока не знаю. Просто… плыву по течению. Правда, течение это становится раз за разом всё более бурным.

– Сестрица у тебя что надо. Защитница.

– Повезло мне с ней.

– Это точно. Мои тоже часто творят, кстати, так же вот упёрли мои баллончики, решили в своей комнате картину на стене изобразить.

– Ого, и что?

– Пришлось мне стены перекрашивать.

– Хорошо, когда можно просто перекрасить стены…

– Это точно. Ты, кстати, про одежду не сказала. Агапова же тоже вся…

Я сразу мрачнею. Совсем вылетело из головы. Не зря меня Ирина позвала. Агапова точно это просто так не оставит.

– Я ей оплачу химчистку. Или деньги отдам.

– Ты знаешь, сколько ее наряд стоит, Сонь?

В том-то и дело, что не знаю, но подозреваю… и это заставляет меня мучительно холодеть.

– У меня есть немного…я откладывала Аришке на куртку.

На куртку, на новые зимние сапожки, на коньки, о которых она мечтала…

– Сонь, давай так… если ты не сможешь с ней расплатиться, скажи мне, я помогу.

– Зачем? – спрашиваю резко, сама от себя не ожидая. Я не готова к благотворительности. И я не верю в неё.

– Что зачем, Сонь?

– Зачем ты это делаешь? Ты же знаешь, что я и так никому не скажу?

Мы сидим друг напротив друга. Его взгляд сразу из теплого превращается в осколки льда, и подбородок каменеет.

– Я же пообещала молчать? Я не стукачка и не сплетница!

– Я не…

Перебиваю, чувствуя ком подкатывающий, и закипающие в глазах слезы.

– Мне не нужна твоя жалость! И помощь тоже. Уходи!

Бросаю тряпку, подхожу к окну, слышу за спиной стук двери…

Глава 7

Слезы опять подкатывают. А мне нельзя реветь. Я должна быть сильной.

Ушёл! Естественно! А на что я рассчитывала? Останется из жалости? Этого я меньше всего хочу. Чтобы из жалости!

Я ведь хорошо помню…

Два года назад, когда бабушка еще была жива, мне исполнилось семнадцать, и я отмечала день рождения тут, в студии.

Бабушка испекла фирменные пироги, мы с ней сделали салатики, купили детское шампанское и соки.

Отмечали в большой аудитории, там накрыли столы. Меня пришли поздравить ученики из всех классов – делегации отправили. Мы угощали всех.

Даня тоже пришёл. Он мне нравился, хоть и был на год младше. Давно нравился. Он был какой-то… настоящий. Серьёзный, ответственный… Милый. Очень красивый.

Мне нравилось его рисовать. Конечно, я делала это тайно, по памяти. Его легко было рисовать по памяти. Длинная челка, высокие скулы, подбородок с ямочкой. Еще у него была ямочка на щеке, когда он улыбался. И нос с небольшой горбинкой – в детстве ударился.

После поздравлений и небольшого капустника, который ребята из моего класса для меня придумали, мы устроили танцы.

Мне так хотелось пригласить Даню, и я очень смутилась, когда он сам подошёл.

– Потанцуешь со мной, Красотка?

– Да, конечно.

Мы танцевали молча, и это было немного странно, потому что мне казалось, что все остальные пары о чем-то болтают, смеются, а мы были серьёзными. Только он, кажется, с каждым мгновением прижимался ко мне сильнее. И мне это нравилось.

Я думала о том, что мне семнадцать уже, а я всё еще ни с кем не встречалась, не целовалась ни разу, даже танцевала по-моему третий раз в жизни, но два первых были в школе на выступлении.

А когда танец закончился он вдруг потянул меня к выходу…

– Соня, прости, я не хотел тебя обидеть.

Тихий голос заставляет вздрогнуть и вынырнуть из воспоминаний.

Он не ушёл! Мгновенная радость ослепляет, а потом проваливается в горечь.

Это просто страх, страх, что я разоблачу его, их… и жалость.

– Данила, спасибо, но я правда ничего никому не собиралась говорить.

– Я знаю, я не поэтому…

– А почему? – резко поворачиваюсь, смотрю в его глаза.

Раньше мне казалось, что он меня старше. Он высокий, плечистый, сильный не то, что другие парни в студии, которые тяжелее кисти ничего в руках не держали. Художники от слова худой или худо. Да Винчи не такой. Он…

Он действительно очень красивый.