Вадика явственно передернуло. Не этого он ожидал, ой не этого.

– Мама сказала, – брякнул этот то ли недоальфач, то ли полуабьюзер. Но тут же собрался и продолжил с вызовом: – Да тебе тридцатник уже. Такие, как ты, на всё пойдут, лишь бы замуж выскочить.

– Такие, как я? – прошипела Стейш сквозь зубы и выгнула правую бровь.

– Залежавшийся товар, – подписал себе приговор Вадик. – Так что не выпендривайся, а соглашайся. Кому ты нужна в своей старой футболке, без сисек и с волосами-сосульками?

Инстинкт «уничтожение мудаков» сработал раньше, чем язык. Подсечка, хват за шею и с силой вниз. Горе-жених успел тихо вскрикнуть перед тем, как ткнуться лицом в оливье. Салат стало жалко, поэтому Стейш поспешила вытащить мужика обратно и, нажав на болевые точки у основания шеи, рыкнуть:

– А теперь слушай сюда, альфа-самец в бета-версии. Я, может, и товар с просрочкой, зато с чувством собственного достоинства у меня все в порядке. А на твои «нюансы» может согласиться только полная идиотка. И еще…

– Ма… ма… – сдавленно пискнул Вадик, с трудом прожевав попавший в рот салат.

– Настоящий мужчина. Мамочку зовет, – фыркнула Стейш, толкая его вперед. Вывела в коридор и, не дав одеться, вышвырнула за дверь. – Если еще раз увижу, с лестницы спущу. Чтобы ни ноги, ни руки, ни рожи твоей здесь не было.

– Чокнутая! Да кто на тебя, мымру, позарится?! Не хочешь – больно надо. Да я себе сотню таких найду!

Истеричный выкрик успешно заглушила дверь. Стейш бросила скорбный взгляд на мужские ботинки: «Эх, а первые полчаса этот тип казался нормальным человеком!» Таким нормальным, что начало подташнивать. Наверное, поэтому, когда он начал гадский монолог о «нюансах», она испытала не отвращение, а странное облегчение. Было бы намного хуже, окажись он СУДАКом. А еще хуже, если бы запал в душу и захватил сердце, как когда-то Шведов. Ну уж нет, лучше мордой в салат – и на улицу.

Взяла ботинки и, приоткрыв дверь, вышвырнула на площадку. Следом полетел плащ. Когда вещей этого типа не осталось в квартире, она наконец смогла выдохнуть.

– Настя, а где Вадик? – В коридоре, благополучно пропустив все самое интересное, материализовались сразу обе мамы.

«Надо же! Даже не подслушивали!» – успела удивиться Стейш.

– Ушел, – пожала плечами как ни в чем не бывало. – Позвонили с работы.

Вторя ее словам, из комнаты раздался громогласный звук рингтона. Скабрезная песенка, которую напевал пропитой мужской голос, стояла на нем уже много лет и проверяла на прочность нервы окружающих.

Мироздание услышало то ли слово «позвонили», то ли слово «работа» и поспешило вернуть Стейш кармический долг. Соврала? Вот тебе звонок с работы в девять часов вечера! Более того: звонок с работы, с которой ты несколько часов назад с триумфом уволилась.

Все три дамы от неожиданности едва не подпрыгнули на месте. Соседи снизу, должно быть, тоже нервно икнули, когда люстра от такого аттракциона опасно покачнулась.

– Настя! Когда ты уберешь со звонка эту кошмарную песню?! – тут же возмутилась мама, поглядывая на вытянувшееся лицо подруги. – Что за ребячество?!

– Вот прямо сейчас и уберу. Торт ешьте без меня, я на диете! – брякнула Стейш и рванула в комнату, радуясь возможности избавиться от расспросов в стиле: понравился ли ей жених и как будут звать их будущих детей.

Телефон обнаружился на широком, заваленном подушками подоконнике. Стейш по достоинству считала его лучшим местом в своей – честно отвоеванной у брата – комнате. Здесь удобно было сидеть, вытянув гудящие ноги, и смотреть, как закатное солнце окрашивает двор то в золотой, то в алый, а люди, не замечая красоты, спешат домой от автобусной остановки. Когда-то она сидела на этом подоконнике и говорила по телефону со Шведовым, смеялась над глупыми шутками и млела от романтических глупостей. А потом плакала, прижимаясь горячим лбом к ледяному стеклу, и кусала губы, чтобы не завыть от боли – мама испугается.

– Соберись, тряпка! – Стукнула себя ладонью по щеке и приняла вызов: – Чем обязана, Станислав Сергеевич? Заявление подписали?

– Анастасия Викторовна, – голос босса звучал напряженно, – тут такое дело…

Он говорил медленно и так тщательно подбирал слова, что Стейш подумала: уж не стоит ли над ним Шведов с пистолетом.

– Я не могу вас уволить. Вы наш хоть и не главный, но заслуженный тренер. Вас очень уважают спортсмены и начальство, – закашлялся, – ценит. Мы подумали, всё обсудили и хотели бы сделать вам интересное предложение.

Умение говорить долго и ни о чем – талант, которого не было у Стейш, зато Малкину он достался в тройном размере. Бесило неимоверно, поэтому сдержать сарказм не удалось:

– А по телефону его сделать нельзя? Или оно незаконное и вы боитесь прослушки?

– Есть нюансы.

– Ну раз нюансы, тогда ладно.

Она с трудом сдержала смешок. Ох уж ей эти нюансы! Один только что вместе с ними в оливье нырнул, теперь новый самовыдвиженец.

Стейш уселась на подоконник и, вытащив из-под подушки блокнот с ручкой, педантично записала время встречи. Она и без звонка собиралась завтра съездить к Дворцу спорта – забрать машину и вещи из шкафчика. Почему бы не зайти на разговор?

Вряд ли Малкин сможет предложить ей что-то по-настоящему интересное или непристойное, как один небезызвестный «пингвин» ее подруге Саше^[4]. Законный брак с боссом вместо продвижения по службе? Стейш бы клюв за такое отбила, а Сашка чуть замуж не вышла. Хорошо, что у подруги есть боевая дочь, которая отпугнет от матери кого хочешь, кроме своего педиатра. Неплохой, кстати, мужик. Стойкий и с чувством юмора, далеко пойдет, если Катюша позволит.

Кстати, о наболевшем. А наболевшим значился брат, который должен был отправить подруге результаты экспертизы одной интересной аудиозаписи. Благодаря ей Саша Зимина навсегда выбросит ненужного мужчину из своей жизни.

АнестейшаНеГрей: «Хэй, бро! Ты отправил Сашке письмо счастья?»

Vlad Endgame: «Обижаешь. Отправил, впечатлил по самые уши, получил тонну благодарностей. Дала Сашка маху, конечно…»

АнестейшаНеГрей: «Хорошо, что есть мы! (злодейский смайл)»

Vlad Endgame: «Ты как, систр?»

Влад работал сутками и временами выпадал из жизни на несколько недель, а потом возвращался и с удивлением обнаруживал, что куча всего случилась. Вот и сейчас Стейш пришлось кратко излагать ему все свои злоключения.

АнестейшаНеГрей: «Мама натравила на меня кавказцев. От них я убежала, с мамой поссорилась. Сегодня помирилась. Макнула очередного жениха мордой в салат, поцарапала дорогую тачку, и меня уволили с работы…»

Vlad Endgame: «Все идет своим чередом».

Брат коротко поставил диагноз и дописал свое любимое: «Помощь нужна?»

АнестейшаНеГрей: «Справлюсь. Я же Анастасия, мать моя чокнутая свекровь без зятя, Эндшпиль!»

Vlad Endgame: «Если что, звони. Маме привет! Сашке тоже. Катюхе купи от меня шоколадное мороженое. На удачу».

Стейш несколько минут смотрела на экран смартфона и кусала губы. Не сдержалась и написала в ответном сообщении: «А что передать Музе?» Оставалось лишь нажать «отправить», но в очередной раз не хватило духу.

АнестейшаНеГрей: «Будет сделано. Береги себя, лягушатник^[5]!»

Придурок. Идиот. Кретин. Трудоголик. Обожаемый брат. Как это убиралось в одном Владике, она не знала, но кто-то все перечисленное в него затолкал и выгнал из родной страны в гостеприимную Францию. Кто выгнал, было хорошо известно, но лучшая подруга – это святое, на нее нельзя обижаться. А если твоя подруга – Муза Загорская, это еще и невозможно.

Последняя будто что-то почувствовала.

МузаТвоя: «Привет! Тебя сегодня ждать? Или с мамой помирилась?»

АнестейшаНеГрей: «Помирилась, кажется. Не жди».

МузаТвоя: «Что-то случилось?»

АнестейшаНеГрей: «Да. Слишком много всего. Выпьешь со мной кофе?»

МузаТвоя: «Прямо сейчас?»

АнестейшаНеГрей: «Завтра вечером. Часов в семь. Сможешь?»

МузаТвоя: «Конечно. Буду ждать дома!»

«У тебя дома…» – грустно подумала Стейш и поняла, что нет. В квартиру Музы она возвращаться не хочет.

АнестейшаНеГрей: «Нет, в кафе. Скину адрес».

Она сама не знала, зачем ей эта встреча и о чем говорить с Музой. Подруги ничего не знали про Шведова и о том, что случилось после. Но она чувствовала какое-то иррациональное желание поговорить хоть с кем-то близким. Просто о чем-нибудь. Возможно, чтобы забыться и снова почувствовать себя счастливой, а не замерзшей под весенним дождем.

* * *

Мерзнуть под дождем пришлось и на следующее утро. Вспоминая незабвенное выражение «Весна покажет, кто где срал», Стейш могла дополнить его следующим: «А дождь к лету смоет!» Выйдя из подъезда, она тоскливо глянула на парковочное место, где сегодня не было ее жигуленка, зато стояла незнакомая красная машина. Или знакомая?

Серый, под цвет неба, зонт медленно опустился. Дождь тут же намочил собранные в конский хвост волосы и лицо, не нагруженное косметикой. А пара самых наглых капель уже скользнула за шиворот объемной толстовки. Да быть не может! Стейш ошарашенно смотрела на слишком знакомую ламборгини с царапиной во весь бок. Вряд ли в городе есть еще одна такая машина…

Оглянулась, но не заметила поблизости ее приметного хозяина.

– Буду думать, что у него здесь бабушка живет, – шепнула себе под нос и, сложив зонт, со всех ног рванула к метро.

Решать проблемы надо по мере их поступления. И быстро бегать, чтобы новые не догнали.

* * *

По злосчастной лестнице, ведущей к кабинету Малкина, она поднималась промокшая насквозь, но довольная. Не попалась! Выжала хвостик в пустой приемной, протерла лицо рукавом серой толстовки и трижды постучала в дверь.

– Войдите!

Стоило ей переступить порог, как лицо Колобка просветлело, будто солнце из-за туч вышло. Круглое такое, чуть желтоватое и обрюзгшее, но все-таки солнышко!

– Анастасия Викторовна! Как я рад вас видеть. А вы чуть раньше, чем планировалось. Присаживайтесь. Чай? Кофе? Я сейчас сам сварю.

– Эм-м, – озадаченно протянула Стейш, – а что происходит?

– Ничего! Вы промокли, еще заболеете. Я берегу ценные кадры. Может, кофе с коньяком? Согреетесь.

Тут она растерялась окончательно. За почти семь лет руководства Дворцом спорта этот тип ей и присесть ни разу не предложил, чего уж говорить о кофе и тем более о коньяке? Неужели он так Шведовым дорожит, что готов ковриком ползать у ее ног, лишь бы осталась? Бред. Незаменимых, как водится, нет. Тогда что происходит?

– Кофе! С коньяком! – ответил за нее Малкин и выбежал из кабинета, тщательно прикрыв дверь, словно боялся, что она убежит.

Оставшись одна, Стейш осмотрелась в поисках то ли скрытой камеры, то ли Шведова с дробовиком в углу. Но ничего выдающегося не обнаружила. Кабинет как кабинет: большой заваленный бумагами стол, потертое кожаное кресло с высокой спинкой, шкаф с толстыми папками и пыльный монитор компьютера. Ничего нового. Тогда почему сегодня это место больше похоже не на логово канцелярской крысы, а на мышеловку? Впервые за много лет она заметила решетки на окнах.

К моменту, когда за спиной щелкнул замок и с едва слышным скрипом открылась дверь, Стейш уже потеряла терпение и, оборачиваясь, выпалила:

– Не хочу я ваш кофе! Объясните, что происходит, и я пой… ду.

Конец фразы застрял в горле. Перед внутренним взором промелькнули решетки на окнах и отсутствие запасного выхода из кабинета – бежать некуда, а очень надо. Мышеловка захлопнулась.

– Ну здравствуй, неуловимая незнакомка.