– Кора засмущалась! – смеются надо мной подруги, толкая меня локтями.

– Да ладно вам… – бормочу я.

Юноша и девушка расходятся. Их лица теперь освещает не только пламя факелов. Они светятся каким-то своим светом.

– Я хочу сказать, что не стоит влюбляться!

Стрелы моих подруг попали в цель, и на обратном пути я пытаюсь объяснить им, что думаю об этом поцелуе и вообще о любви.

– Понимаете? Я имею в виду…

– Кора! – перебивает меня Парфенопа. – Конечно, не стоит влюбляться. Особенно если у тебя такая короткая жизнь, как у смертных! Но ты же видела, как они счастливы от своей любви?

– Не знаю… мне кажется, это так глупо.

– Это глупо. И именно поэтому прекрасно.

Нам ещё долго идти, и мы явно припозднились. Мама будет ругаться, но оно того стоило. Я давно так не веселилась. Хотя этот поцелуй…

– Ты расстроилась, да? – не отстаёт Парфенопа.

Левкосия и Лигейя обмениваются заговорщицкими взглядами.

– Я не расстроилась.

– Нет, ты расстроилась.

– Послушайте, у богов много других забот…

– Да-да, именно поэтому они только и делают, что влюбляются! – вставляет Лигейя.

– Ещё и в смертных. Чтобы потом смотреть, как они умирают, и мучиться. Как будто они с самого начала не знали, что так и будет… – В моём голосе, наверное, слишком много горечи, но я ничего не могу с собой поделать. – Или вот Клития, например! Вы считаете её судьбу справедливой? – Я останавливаюсь на мгновение и заглядываю подругам в глаза. Хочу знать, что они об этом думают.

– Ну, ты же знаешь, Аполлон всегда так… – неуверенно шепчет Левкосия.

– Вот именно. Бедняжка Клития влюбилась в него – и поплатилась. И теперь она подсолнух.

– Зато она может целыми днями смотреть, как он ходит по небу! – восклицает Парфенопа.

– Скорее, она проведёт вечность в поле, крутясь на стебле, чтобы провожать взглядом колесницу солнца. Вот и вся любовь. Аполлон даже не видит её, он уже забыл о ней.

– Но это так романтично!

– Любовь превращает нас в несчастных глупцов, которые проводят дни в надежде поймать взгляд любимого. Спасибо, не надо, – подытоживаю я.

Парфенопа только пожимает плечами:

– Слушай, давай быстрее. – Ей явно больше нечего сказать.

А вообще она права: уже и в самом деле очень поздно. Представляю, что скажет мама.

Мы ускоряем шаг и идём напрямик через вспаханные поля. Стоит глубокая ночь. Луна освещает грозный силуэт Этны перед нами. Вдалеке среди полей мне снова чудится тёмная тень. Я останавливаюсь. Может, это чучело? Люди часто прячут их среди растений, чтобы отпугивать птиц. Я вспоминаю тень, которая мне привиделась на пиру у крестьян. Мне снова как-то тревожно, но, когда я прищуриваюсь, вглядываясь в темноту, тень исчезает.

– Эхо горных вершин, эхо бездонных морей…

Лигейя нарушает тишину и отвлекает меня от неспокойных мыслей. Она улыбается нам. Это песня, которую мы сочинили в честь нашей дружбы.

– Аврора сияет нам ярко, но Геката погасит зарю, – присоединяется к Легейе Левкосия, взяв её за руку. – Эхо горных вершин, эхо бездонных морей… Аврора сияет нам ярко, но Геката погасит зарю.

Парфенопа закатывает глаза, изображая досаду, но потом подхватывает песню:

– Геликонские музы даруют голосу силу, Геликонские музы даруют нам волю…

– Давайте воспевать прошлое и настоящее, будущее не настанет никогда! – заканчивают они хором.

Их голоса сливаются в идеальной гармонии. Мне не хочется нарушать её своим пением.

Эхо горных вершин, эхо бездонных морей… Аврора сияет нам ярко, но Геката погасит зарю.

Они продолжают петь. А я уже вижу вдалеке посреди луга гордый силуэт моей матери.

– Кажется, я просила тебя вернуться домой до наступления темноты, – говорит она резким голосом. Так серп срезает цветы.

– Я знаю, но я была не одна…

Мама поджимает губы, всем своим видом выказывая презрение к моим подругам.

– В этом-то и проблема…

– Когда мы вместе, с нами ничего не случится, – пытаюсь возразить я.

Кажется, мама меня не слушает. Она быстрым взглядом окидывает всё вокруг. Потом хватает меня за плечи и пристально смотрит в глаза:

– В этих лесах ночью опасно. Ты ещё маленькая…

– Мама, мы уже говорили об этом…

Её глаза сверкают, будто внутри неё закипает буря.

– Видно, недостаточно. Кора, ты же знаешь, на что способны боги…

– Но я твоя дочь, я наследница Деметры. О папе я вообще молчу. Кто посмеет тронуть дочь Зевса!

– О твоём отце… – мама запинается, в её взгляде появляется грусть. – О твоём отце мы уже тоже говорили, Кора. У него столько детей, что он, наверное, и не вспоминает о тебе.

Мне всегда бывает больно слышать эти слова. Мне обидно не за отца, мне обидно за маму. Я не хочу видеть её грустной, никогда.

– Мама, не волнуйся… – говорю я, обнимая её.

Она целует меня в голову и прижимает к себе:

– Ты же знаешь, сколько богов хотят взять тебя в жёны?

– Много, мама, я знаю, но я не хочу замуж…

Мама снова не слышит меня, погрузившись в свои мысли.

– Каждый день объявляется новый жених… – вздыхает она. А потом её губы вдруг растягиваются в широкой улыбке и она заливается весёлым смехом. – Пару дней назад мне пришлось отказать самому царю загробного мира!

– Аиду? – шёпотом спрашиваю я.

– Ему самому.

Я съёживаюсь от одной мысли о нём. Я никогда не видела повелителя подземного царства, но всегда представляла его каким-то жутким и отталкивающим существом. Что ему нужно от меня?

– Не переживай, я ему даже рта не дала раскрыть… – успокаивает меня мама, продолжая весело улыбаться.

– Он приходил к нам? – раздражённо спрашиваю я. Не хочу, чтобы этот тип слонялся по нашему дворцу.

– Да, но у нас была Афродита. Мы начали смеяться, как только его увидели. Он, наверное, понял, что наше веселье связано с ним, и ушёл, не сказав ни слова!

Мне почему-то становится немного жаль его. Боги недолюбливают Аида, вечно подсмеиваются над ним и не хотят иметь ничего общего с его царством. Мне кажется, я вижу презрительный взгляд Афродиты, когда она хохочет вместе с моей матерью, делая вид, что не замечает Аида.

Деметра вздыхает и снова становится серьёзной:

– А вот завтра мы от твоих божественных претендентов так легко не отделаемся.

– Не волнуйся, мама. Мы отвергнем их всех…

– Всех до одного, – повторяет она и, кажется, немного успокаивается.

А я пользуюсь случаем, чтобы сменить тему:

– Кстати, сегодня вечером боги мне не встречались – только люди!

– Вы опять ходили в деревню?

– Да, это было так здорово! – мне хочется ей всё рассказать. – У них там большой двор с прекрасным видом на Этну, кругом светлячки. Они накрыли во дворе стол и устроили настоящий пир! Они не очень богаты, но у них было немного ячменя, и я… ну, я просто посмотрела на ячмень, и его стало больше. Я не знаю, как это получилось…

Мама садится на траву и смотрит на меня весёлыми глазами:

– Молодец, Кора! Ты взрослеешь…

– Наверное. А потом мы танцевали с ними и играли в коттаб. Парфенопа, как всегда, начала мухлевать. Там была девушка в голубом пеплосе…

Мама кивает, но на самом деле не слушает меня. На её лице застыла широкая улыбка, а глаза блестят от гордости и восхищения.

– Я не думаю, что люди должны нас бояться, мама, – заключаю я, очень довольная собой. – Мне кажется, наше предназначение – помогать им. Люди должны чувствовать, что мы здесь, что они не одиноки.

Мамино лицо внезапно темнеет.

– Кора, – шепчет она. – Настанет день, когда люди перестанут верить в богов…

Когда мама заводит такие разговоры, меня охватывает непонятная тревога.

– Но этот день ведь ещё далеко, да?

– Конечно, это будет не скоро. Но рано или поздно люди перестанут заботиться о земле…

Мне кажется, это невозможно. Мама продолжает гладить меня по волосам, а я пытаюсь представить себе мир без нас. А как же наш труд в полях, плодородная земля, приносящая людям столько даров, голубое небо, прозрачный воздух и наши алтари с видом на чистое море?

– Земля – это дар, но он не вечен… – шепчу я.

– Да, Кора, – мама смотрит на меня своими большими добрыми глазами. – Когда люди перестанут верить в нас, они забудут и о земле.

Я таращу на маму глаза – я хочу, чтобы она знала, что я обеспокоена так же, как она.

– И что они будут делать?

– Они станут жестоки к земле. Небо заволокут облака чёрной пыли, дождь, проливающийся на землю, станет ядом. Животные будут страдать, ими будут нещадно пользоваться, их будут запирать в тесных клетках, а люди станут сваливать вину друг на друга…

Я ложусь на траву и смотрю в тёмную бездну над нами. Небо венчают безмолвные созвездия. Люди будут смотреть на звёзды, когда перестанут верить в богов? Или они будут слишком заняты своими распрями? Зачем тратить столько времени на то, чтобы делать друг другу больно, когда можно просто поднять глаза и смотреть в небо?

Звёзд так много, и они такие яркие, что кажется, будто они совсем близко и вот-вот прольются на нас дождём. Вот Плеяды. А это Гиады. А там Большая Медведица. Люди называют её Повозкой. Она одна никогда не заходит в воды Океана. Но ярче всех сияет Орион. Это моё любимое созвездие.

– Мама, смотри, как сверкает Орион… – пытаюсь я сменить тему.

– Великое созвездие для великого охотника, – отвечает мама. – Самого великого! Говорят, он всё ещё охотится в подземном царстве…

Растянувшись на траве, мы ждём прихода зари. Аврора медленно тянет свои тонкие розовые пальцы к небесному своду, и тьма, прежде такая глубокая, светлеет.

Этим утром в большом дворце на склоне Этны меня ждёт бесконечная череда женихов.

Я смотрю на них из окна, спрятавшись в комнате за большой посеребрённой занавеской. Их очень много. Интересно, что среди них делает Гера. Наверное, пришла просить за кого-то. Я не хочу попусту терять время. Я не выйду замуж, даже если мне Олимп к ногам положат.

Я надела хитон, такого же синего цвета, что и вуаль у меня на голове. Хитон подчёркивает бёдра, я выгляжу в нём старше. Я долго смотрю на себя в зеркало, пытаясь подражать грациозным движениям вчерашней крестьянки.

– Кора, ты готова? – Голос мамы раздаётся так ясно и отчётливо, будто она в моей комнате.

Я медлю ещё минуту, пытаясь привести в порядок причёску. Мне нравятся мои волосы. Они такого насыщенного каштанового цвета. Если бы ещё не эти медные пряди. Я всегда их прячу. Сегодня их скроет вуаль. Я выхожу из комнаты. Дельфины, нарисованные на стенах большой мраморной лестницы, словно оживают и быстро плывут рядом со мной. Их цвет идеально сочетается с цветом моей одежды.

Я вхожу в просторную приёмную залу, где в мою честь накрыт длинный стол, украшенный скатертью с позолотой и жёлтыми нарциссами, источающими тонкий аромат. Гости заняли свои места и в ожидании моего прихода потягивают сладчайшую амброзию.

Я сразу замечаю Афину. Она ловит мой взгляд и сурово косится на моих подруг. Их присутствие её явно раздражает.

– Они так хотели поучаствовать… – пытаюсь оправдаться я, но мой голос тонет в их громком смехе, похожем на кудахтанье переполошившихся кур, которых люди приносят нам в жертву на алтарях.

Я сдаюсь, опускаю глаза и сажусь за стол.

Рядом с моими подругами сидит Афродита. И, как всегда, разыгрывает спектакль, рассказывая неприличные истории о людях и богах:

– …они, значит, обнимаются и когда уже лежат рядом друг с другом… – доносятся до меня её слова вместе с озорным хихиканьем.

– Так, всё, хватит! – громогласно гремит мама у меня за спиной.