Мёртвого мальчишку, уже пролезшего внутрь, Митрофан Алтынов ударил камнем точно по темечку. И череп ребёнка-мертвеца раскололся с такой лёгкостью, словно был старым глиняным горшком. А поверженный мальчишка (Митрофан Кузьмич опознал в нём Васятку, умершего лет десять назад младшего сынка местного кузнеца) повалился на пол – носом вниз. И более уже не двигался.

«Мертвяков, стало быть, нетрудно одолеть!» – с неимоверным облегчением подумал купец.

И в ту же минуту последние два шурупа, на которых ещё держался дверной засов, со ржавым взвизгом вылетели из своих пазов.

Надо отдать должное Митрофану Кузьмичу: он не ринулся мгновенно к двери – подпирать её спиной. Хоть первейшим его побуждением было поступить именно так. Вместо этого купец первой гильдии метнулся назад – к своему отцу и его разбитому гробу. Поднатужившись, Митрофан Алтынов приподнял отцовское скорбное ложе и стал тянуть его по полу к двери.

Кузьма Петрович повернул голову к сыну и взметнул вверх тёмную правую руку, словно бы призывая прислушаться к чему-то. То есть выходило: сам он по-прежнему мог слышать! Но Митрофану Кузьмичу было недосуг размышлять о том, какие из органов чувств его убиенного отца продолжают действовать. Живой купец волоком потащил гробовое ложе к двери, в которую протискивались уже двое других покойников: мужик и баба.

Впрочем, пол оживших мертвецов Митрофан Кузьмич определил только по длине их волос. Оба они были теперь пустоглазые, безносые, безгубые. Купец первой гильдии смутно подумал: в земле они пролежали не менее двадцати лет. И уж над их телами бальзамировщики точно не трудились! Впрочем, у обоих мертвецов каким-то образом уцелели зубы – как видно, оба умерли не в таких уж больших летах, не успели их потерять. И оба они щерились теперь, будто голодные волки. А купец продвигался к двери медленно – дубовая домовина двигалась тяжко, неохотно.

Отстранённо, будто не о самом себе, Митрофан Кузьмич подумал: «Я сам почти уже такой же покойник, как и они. Ещё минута – и они меня загрызут. Может быть, и мой отец к ним присоединится». Однако пока что Митрофана Алтынова выручало то, что эти двое застряли в дверном проёме, задерживая друг дружку и сцепившись рёбрами, что выступали из-под их истлевших гробовых одежд. Так что купец сумел нагнуться – подобрать выроненный им давеча складной ножик.

Его он сунул в брючный карман и снова поволок гроб своего отца к двери. А мертвецы возле неё, так и не расцепившись, рухнули на пол – их вдавили внутрь склепа напиравшие на них сзади сотоварищи. Мёртвый мужчина упал поверх женщины, повалившейся навзничь. И выглядело это как адская пародия на любовное соитие. Митрофан Кузьмич ногой в сапоге пнул мужчину, лежавшего сверху. И услышал сухой трест ломаемых рёбер. Но мертвецу, само собой, было хоть бы что. Жуткая парочка извивалась на полу, как до этого – Кузьма Петрович Алтынов. Разве что им было это делать куда несподручнее, и они оба мешали друг другу подняться.

И тут всё тело Митрофана Кузьмича будто серной кислотой ожгло: откуда-то снаружи долетел, проник сквозь толстые каменные стены, крик его сына. Тот будто бы обращался к кому-то – кого-то звал? Звал – его, своего отца?

7

Иван Алтынов даже не пытался сопротивляться – он уверовал в то, что уже умер. Иначе почему он не ощущал того, как зубы ходячих мертвецов рвут его на части? Он просто лежал на спине, закрыв глаза и не двигаясь. И это казалось ему почти благодатью: всё самое ужасающее уже осталось позади. Одно его смущало: вонь, которая по-прежнему лезла ему в ноздри. Да, и ещё: ему было очень неудобно лежать. Левая его нога, согнутая в колене, вывернулась наружу, и её прижимал к земле один из мертвяков. Иванушка и в посмертном своём существовании почему-то ощущал его сухую тяжесть. А правая нога купеческого сына подогнулась так, что пятка чуть ли не упиралась в ляжку. И нечто упругое и горячее не позволяло ей разогнуться. К тому же под спину ему попалось что-то мелкое или колючее – должно быть (отколовшиеся кости), кварцевые камешки, которыми здешние места изобиловали.

Иванушка не выдержал – заёрзал на земле, чтобы хоть как-то избавиться от этого непонятного удобства. И невольно чуть приоткрыл глаза.

Мертвяки по-прежнему склонялись к нему и как бы его обнюхивали, но – что за притча? – ни один из них купеческого сына так пока и не укусил. Их безглазые рожи склонялись к самому лицу Ивана, рты раззявились, и, кабы у мертвяков имелась слюна, они бы уже обмусолили ею всего Иванушку.

«Почему они не нападают? – была первая мысль купеческого сына; и лишь во вторую очередь он подумал: – Так что же это – я всё ещё жив?!»

И второе предположение напугало его настолько, что он едва снова не зажмурился. Но тут обложившие его мертвяки начали шевеление. Да нет – не просто шевеление: они начали отступать от него! Правда, поначалу тех, кто неловко пятился от Иванушки, сменяли другие. Но и они, проведя свой диковинный ритуал с принюхиванием («Чем же они принюхиваются – носов-то почти ни у кого нет?»), теряли к Иванушке интерес и торкались обратно, врезаясь в толпу своих собратьев. И все они дёргающейся походкой устремлялись в одну сторону – к воротам кладбища. Иванушка запрокинул голову и увидел: прутья ворот по-прежнему обматывает цепь.

«Значит, Зина уже успела выйти, – подумал купеческий сын. – И застопорила створки, как я ей и велел».

Вот только времени, чтобы закрепить их как следует, поповской дочке явно не хватило: цепь держалась, что называется, на соплях. И в любой момент могла спасть наземь, открывая мертвякам дорогу в город. Если вдруг они передумают и перестанут осаждать одну только калитку.

Купеческий сын, продолжая недоумевать – почему его не сожрали? – попробовал перекатиться на бок, чтобы подняться на ноги. И даже вздрогнул, когда услышал невероятно знакомый звук: недовольный кошачий мяв. Только тут Иванушка понял, почему его правой ноге было жарко и почему он не мог её разогнуть: его ногу подпирал своей рыжей спиной сидевший подле него Эрик. Его пушистый хвост захлёстывал Иванушкину лодыжку.

– Рыжий, ты вернулся… – прошептал купеческий сын и с удивлением ощутил слёзы на своих глазах. – Эти твари тебя унюхали – потому и отступили!..

И кот – словно подтверждая эти слова – отлепился от Иванушкиной ноги, встал на все четыре лапы и сладко потянулся, словно после сна.

Ивана Алтынова больше никто не удерживал, так что и он встал в полный рост. Но, едва он это сделал, как от ужаса его чуть было не стошнило: Зина никуда с кладбища не ушла! Она стояла возле самых ворот – вжималась в них спиной. И неловко взмахивала перед собой Иванушкиной махалкой – описывала ею в воздухе неровные дуги.

Иван даже не знал, заметила ли девушка, что он поднялся с земли: всё её внимание приковали к себе нападавшие. А подать голос он не решился: если бы он отвлёк её хоть на миг, в Зину тут же могли бы вонзить клыки (псы) ходячие покойники. Уж она-то наверняка показалась бы им съедобной – в отличие от самого Иванушки!

И тут порядок необходимых действий возник в Иванушкиной голове с такой ясностью, что он с трудом поверил сам. Это у него-то, кто даже в гимназии не сумел выучиться, родился такой план? Однако медлить было нельзя.

Иванушка устремился к калитке погоста, распахнул её и выскочил за чугунную ограду, состоявшую из прутьев-пик с острыми навершиями. А в следующий миг уже стоял возле ворот – у Зины прямо за спиной.

– Только не оборачивайся и не дёргайся, – произнёс он ей в самый затылок. – Просто продолжай их отгонять – сейчас я тебя вытащу.

И он в три взмаха руки размотал цепь на воротах, а потом резко их распахнул. Двое мертвяков ещё успели потянуться к Зине – один даже ухватил её изломанными пальцами за кисейный рукав платья. Однако Иван Алтынов уже рванул девушку на себя, и она буквально упала ему на руки. Но махалку с тряпицей на конце она при этом так и не бросила!

Купеческий сын опустил Зину спиной прямо в пыль – на грунтовую дорогу, что вела к погосту.

– Ты цела? – быстро спросил он, склоняясь к ней. – Они тебя не покусали?

– Нет. – Зина глядела на него снизу своими огромными чёрными глазищами, которые выражали даже не страх – непередаваемое изумление. – Но я думала – они сожрали тебя!

Однако Иванушка уже не слушал её. Метнулся обратно к воротам – возвращать на место цепь. Он опасался, что не успеет вовремя: сколько-то мертвяков всё-таки вырвется наружу. Но нет: линию, что разделяла мир живых и мир усопших, ни один из них так и не пересёк. Иван обмотал цепью воротные прутья раз десять, а потом поспешил к калитке и запер её на ключ.

Впрочем, кое-кто всё-таки сумел просочиться наружу: Эрик Рыжий вальяжной рысцой подбежал к Иванушке и с мурчанием потёрся о его правую ногу. Кот не выглядел напуганным, напротив: имел вид победительный и залихватский. Иванушка нагнулся, чтобы погладить его, и только тогда – по длинной косой тени от собственной руки – понял: солнце скатилось почти что к самому горизонту.

Глава 7
Внучка ведуньи

1

– Тебе нужно без промедления бежать за помощью! – Иванушка повернулся к Зине.

Та сидела на земле, подтянув колени к груди, и тихо, беззвучно плакала. Иванушка подумал: будь он чуточку поумнее, знал бы, какие слова ей сказать, чтобы её утешить. А так – всё, что он смог: подойти к ней, опуститься рядом на корточки и неловко обхватить её одной рукой за плечи. Эрик Рыжий покрутился возле них, а потом уселся на траву чуть в стороне. Утешать он тоже явно не умел, как и его хозяин.

Зина не отстранилась от Иванушки: повернулась к нему и уткнулась носом в его рубаху – изгвазданную мертвяками, уже не белую, а серую с грязными разводами. И купеческий сын ощутил у себя на груди тепловатую влагу.

– Твой отец остался там, – сквозь слёзы произнесла поповская дочка. – А эти умирашки с самого начала обложили склеп вашего семейства – я видела с колокольни.

– Ничего, – сказал Иванушка, – я за ним туда вернусь.

– Ты что?! – Зина даже перестала плакать, вскинула к нему лицо. – Они же тебя и так чуть было не растерзали!..

– Я им не по вкусу пришёлся. – Иванушка попробовал улыбнуться, но не был уверен, что у него это вышло. – А ты беги в город – приведи сюда людей. И главное – про телеграмму не забудь.

Иван отпустил плечи девушки и поднял с земли свой шестик с тряпицей. Однако теперь он не намерен был повторять прежнюю ошибку. Хоть времени у него не оставалось вовсе, он собирался вначале спровадить Зину отсюда и только после этого возвращаться на погост.

– А ежели ты ошибся? – попробовала спорить с ним поповская дочка. – Ежели умирашки всё же надумают тебя сожрать?..

Иванушка вздрогнул – ему и самому такая мысль приходила в голову. Однако он очень рассчитывал теперь на Рыжего. И не стал ничего отвечать Зине. Если бы вступил с нею в спор, мог бы поддаться на её уговоры: отказаться от возвращения к мертвякам. На Эрика-то он рассчитывал, а вот на себя самого – не особенно. Раззявленные зубастые пасти так и стояли у него перед глазами.

– Поспеши! – бросил Иванушка Зине. – Лучше всего – найди исправника или подойди к первому же городовому. Скажи: Митрофану Кузьмичу Алтынову срочно нужна помощь. Пусть пошлют сюда всех, кого только смогут!

И он помог девушке подняться с земли. А потом провожал её взглядом до тех пор, пока она не перешла с грунтовой дороги, что вела к кладбищенским воротам, на деревянную мостовую Губернской улицы.

Только после этого он поспешил к замкнутой на ключ калитке, отпер её и снова ступил во владения мертвяков. Эрик Рыжий бежал на шаг позади него – хоть Иванушка ни голосом, ни жестом звать его не стал. Древние египтяне, как видно, не ошибались в своей оценке кошек.

2

Купец Алтынов припал ухом к двери, которую он подпёр гробовым ложем. А у него за спиной двое мнимых любовников тем временем расцепились на полу и оба теперь пробовали встать. Иван крикнул вдали что-то ещё раз, и ему словно бы ответил тонкий девичий голосок.