Но у меня было не так много времени, чтобы придумать что-то еще. Меня сразу же сразила наповал атмосфера за кулисами, столь привычная и одновременно обескураживающая, пока я тенью следовал за Джудом. Задняя часть здания представляла собой сеть коридоров, офисов и складских комнат, змеящихся за главным помещением бара. В проведении и съемках прослушиваний участвовало множество людей, в том числе охрана, съемочная группа и другие, кто работал на группу или в баре, – все они скакали повсюду в очень тесном пространстве, как шарики для игры в пинбол. Торопящиеся, но неторопливые.

Я поймал себя на том, что высматриваю знакомые лица. Гадая, с кем столкнусь первым и насколько они злы на меня.

Хотя не все в этой вселенной Dirty на меня злились.

Джуд был не единственным, кто мог бы прикрыть мне спину в случае чего. Я знал это, и все же, когда осматривался… я не мог не задуматься. Правда в том, я действительно понятия не имел, кто мог бы отнестись ко мне спокойно, а кто – устроить мне разнос. Отчасти это было связано с тем, что, насколько я знал, большинство людей на самом деле не понимали, почему меня уволили из группы в прошлый раз. Скажем, это не стало достоянием общественности.

Но в основном это было из-за того, что даже в лучшие дни мне было трудно вспомнить, чем все закончилось, когда меня уволили в первый раз люди, которых я когда-то любил как родных.

Было неловко – на самом деле жутко стыдно – признаваться в этом самому себе, но прямо сейчас я не мог от этого прятаться.

Прошло уже почти четыре с половиной года, как я завязал с наркотиками и перестал пить, наконец пройдя курс реабилитации, но мое восстановление определенно продолжалось. Я твердо стоял на ногах, но с головой у меня до сих пор было не все в порядке. Большинство моих воспоминаний о тех годах, когда я употреблял, не были полностью цельными или ясными; те, что исчезли, а позже вернулись ко мне, часто представляли собой разрозненные, противоречивые фрагменты. Были воспоминания, на возвращение которых ушли годы, и я знал, что некоторые из них не вернутся никогда. И мне приходилось жить с этим каждый день.

Это сбивало с толку, это чувство… неуверенности в собственных воспоминаниях. Мои запутанные эмоциональные ассоциации с моей прежней командой, моей прежней семьей.

Я знал, что разочаровал многих людей всем, что натворил. Причинял боль тем, кто когда-то заботился обо мне.

Даже если я не мог этого вспомнить.

Но когда я проходил по коридорам, у меня сжималось сердце, как только я встречался взглядом – все еще в авиаторах – со всеми, кто смотрел в мою сторону… и не узнавал ни одного лица.

И почему-то от этого мне стало еще более неуютно.

Я мог смотреть в лицо своим ошибкам. Я мог смотреть людям в глаза и принимать упреки, разочарование или гнев, как бы тяжело ни было. Я был готов к этому.

Настолько, насколько это было возможно.

Но видеть всех этих людей – незнакомых мне – работающими с группой… Это просто напомнило мне, какая пропасть образовалась между нами, как сильно все изменилось. Не только для меня, но и для них.

И впервые с тех пор, как решился на это прослушивание, я засомневался в себе.

Смогу ли я на самом деле снова стать частью всего этого, даже если они дадут мне шанс, как я себя убеждал?

Джуд повел меня прямо в офис, и буквально на пороге я уловил в коридоре краем глаза первое знакомое лицо.

Кэти.

Жена Джесси.

Я мельком познакомился с ней на шоу-воссоединении в Ванкувере. Милая девушка. Большие сине-зеленые глаза, которые сейчас удивленно смотрели на меня. Это означало, что она тоже узнала меня.

Я остановился и поднял солнцезащитные очки на волосы. Она захлопнула рот, как будто только что осознала, что он открыт. Девушка стояла у стола с едой с несколькими другими девушками, которых я не знал; никто из них не смотрел на меня. Только Кэти.

Я кивнул ей.

Она скрестила руки на груди и выглядела неуверенной. Затем кивнула в ответ.

После она отвернулась, ее темные волосы заслонили лицо, и я последовал за Джудом в офис.

Он с кем-то спорил, пока я ставил футляры с гитарами на пол. Женщина. Миниатюрная и хорошенькая, с длинными, гладкими темными волосами, и я знал, кто она такая.

Мэгги Омура, ассистент менеджера Dirty.

Я никогда не работал с Мэгги. Ее приняли на работу к Dirty после того, как меня уволили, но она была с группой уже долгое время. Дольше, чем я когда-либо.

– Всего лишь еще один, Мэгги, – говорил Джуд.

– Кто? – спросила она. – Как его зовут? – Она сидела, уткнувшись в айпад, и даже пока не заметила меня.

Я просто встал рядом с Джудом, и когда он сказал: «Тодд Беккер», Мэгги незаинтересованно подняла глаза.

Затем она увидела меня.

И ее милое личико застыло.

– О, черт возьми, нет. Как он сюда попал? – Ее пораженный взгляд серых глаз пригвоздил Джуда к месту. – Ты впустил его сюда?

– Я когда-нибудь просил тебя об одолжении, Мэгги Мэй? – спокойно ответил Джуд.

– О, только не мэггимэйкай мне тут, Джуд. Ты никогда так ко мне не обращался.

– Теперь ты понимаешь, насколько это важно, – сказал он.

– Броуди уволит меня, – прошипела она. – И тебя заодно. – Она даже не взглянула на меня, когда говорила это, как будто это могло ускорить процесс увольнения. Вместо этого она пыталась испепелить взглядом Джуда, что было непростой задачей, поскольку Джуд был огромным, а она – крошечной. Эти двое напомнили мне мультфильм «Луни Тюнз» с бульдогом и котенком.

– Этого никогда не случится, сокровище, – протянул Джуд. – И все, о чем я прошу тебя, – это сделать вид, что ничего не происходит.

– Никакого сокровища, – сказала она. – Ты просишь меня сказать Лив, Броуди и группе, что нам нужно продолжать съемки, но это не мне решать. Мы уже закончили на сегодня.

Лив.

Еще один человек, которого я знал с давних пор. Лив Малоун была умопомрачительно талантливым режиссером, снявшим первый видеоклип Dirty, и я знал, что за эти годы она работала с группой над множеством проектов. Лив также была режиссером клипа на версию песни «Dirty Like Me» для сольного альбома Джесси – одного из самых популярных рок-клипов всех времен. Если она режиссировала эту съемку, то, возможно, это сыграло бы мне на руку. У нас с Лив всегда были отличные отношения. Но так было раньше, я не видел ее много лет.

– Можно мне увидеть Лив? – спросил я. – Пожалуйста.

Мэгги наконец посмотрела на меня. Вся мощь ее проницательных серых глаз пронзила меня насквозь. Затем она снова сверкнула глазами на Джуда.

– Это на тебе, – сказала она, кажется, обреченно вздохнув, после чего повернулась и вышла из комнаты, как будто знала, что на самом деле это не так.

– Не волнуйся, – сказал мне Джуд. – Она котенок. – Затем он усмехнулся и, выходя за ней следом, добавил: – Оставайся здесь, черт бы тебя побрал.

Не проблема. Я никуда и не собирался уходить.

Дверь все еще была открыта, и я мог видеть короткий коридор. Мимо прошло несколько человек, но никто не заметил меня, пока я ждал в одиночестве.

Я оглядел типичный для бара кабинет. Дешевая офисная мебель и сейф. На стенах висела куча потрепанных постеров группы. Я уставился на один из них. Это было изображение Эль с обложки ее сольного альбома, выпущенного несколько лет назад. На нем большими золотыми буквами было выведено: ELLE. А ниже черным было указано название альбома: BOLD.

Она стояла на фоне белой стены в обтягивающих белых джинсах и белом топе. Ее волосы были уложены на одно плечо, а губы накрашены вишнево-красной помадой. Она с вызовом смотрела на меня, сама дерзость и уверенность.

Я уставился на нее в ответ, как делал всегда, когда видел ее фотографию.

Затем я отвернулся.

Я достал свою электрогитару «Гибсон» из кейса, пристегнул к ней ремень и начал играть, немного репетируя. Я старался не создавать лишнего шума, не желая привлекать внимание.

Когда я снова поднял глаза, то увидел Эль – во плоти.

Она стояла в коридоре и разговаривала с Эшли Плейером, лид-вокалистом группы Penny Pushers. Очевидно, никто из них меня не видел.

Pushers часто гастролировали с Dirty, и мне оставалось только гадать, из-за Дилана ли здесь Эш; я знал, что они были лучшими друзьями. Но сейчас он разговаривал вовсе не с Диланом, понизив голос и находясь в опасной близости.

Я наблюдал, как Эш положил руки на тонкую талию Эль. Его пальцы впились в нее. Я не мог уловить точного настроения разговора, но мне показалось, что это что-то… интимное.

Я отвел взгляд, чувствуя, как к горлу подкатывает изжога. Я сглотнул. У меня вспотели ладони, и мне пришлось прекратить игру, чтобы вытереть их о джинсы.

Эта песня бросала вызов. Особенно учитывая, что я не играл ее много лет.

Господи, может быть, это правда было ошибкой.

В голове промелькнули картины моего провала, того, что я облажался на прослушивании и выставил себя на посмешище…

Но я попросил Джуда помочь мне зайти так далеко, и теперь в этом была замешана Мэгги. И Лив вот-вот…

Так что к черту все это. Теперь я связан обязательствами.

Я стольким обязан Джуду.

Он был прав в своих словах, когда увольнял меня – во второй раз – от имени группы. Дело было не в деньгах и даже не в музыке. Для группы и для меня это было нечто гораздо большее.

Дело было в преданности. Товариществе в группе. Семейных узах.

И я не мог отказаться от всего этого без борьбы.

Я поклялся себе, что никогда больше так не поступлю.

И все же… я ужасно нервничал из-за предстоящей встречи с группой. Из-за того, что они увидят меня.

Я не виделся лично ни с кем из участников Dirty с тех пор, как они уволили меня более полугода назад. После потасовки с менеджером Dirty Броуди Мейсоном в старой церкви, где группа писала музыку и репетировала; тогда он врезал мне по лицу на сцене несколько раз.

Я несколько раз перекинулся парой слов с Зейном по телефону, и хотя, кажется, его вся эта ситуация не радовала, его позиция была примерно такой: «Я мало что могу сделать, брат. Это решать Броуди и Джесси».

Однажды я переписывался с Диланом, и он сказал примерно то же самое.

Ни Джесси, ни Броуди разговаривать со мной не пожелали.

Эль не отвечала на мои звонки. На самом деле это ранило больше всего. Эль и то, что она, должно быть, подумала обо мне после того, что случилось… Броуди, набросившийся на глазах у группы и сломавший мне нос…

Обвинивший меня в изнасиловании Джессы Мэйс.

От этого воспоминания мои внутренности словно свернулись в узел, как обычно. Но и это мне предстояло опровергнуть. Это было частью сделки, чтобы вернуться сюда.

Потому что я не мог позволить такому обвинению оставаться в силе вечно.

Я снова посмотрел на Эль и Эша в коридоре… и увидел, насколько она изменилась за эти годы. По-прежнему великолепна. Может быть, даже больше. Более… элегантная. Эффектная в белом топе без бретелек, золотых подтяжках и стильно рваных обтягивающих джинсах с низкой посадкой. Ее длинные платиновые волосы были распущены и перекинуты через плечо, а их верхняя часть была заплетена в толстую косу, открывающую лицо. Но, несмотря на поцелованную солнцем сияющую кожу, губы с глянцевым блеском, свежее, безупречно накрашенное лицо… все же она выглядела изнуренной.

Или, может быть, причиной тому служил утомивший ее разговор.

Когда Эш что-то тихо сказал ей, приблизившись к ее хорошенькому личику, она просто кивнула, поджав губы. И меня осенило: меня не было рядом, чтобы наблюдать все то дерьмо, что сопровождало успех, безумие славы.

Я подвел ее.

Я подвел их всех.

Я смотрел, как она развернулась и пошла прочь, и мой взгляд упал на ее упругую, идеальную попку в облегающих джинсах. Затем она исчезла за дверью.

После ухода Эль Эш еще немного постоял, уставившись в стену. Затем он повернулся.