И посмотрел прямо на меня.

Я совсем забыл, что должен был репетировать свою песню, и наши взгляды встретились. На его лице отразилось узнавание, и он направился к открытой двери.

– Это то, о чем я думаю? – спросил он, входя в комнату. Он осмотрел каждый угол, как будто ожидал, что здесь будет кто-то еще.

Мое сердце билось слишком сильно, поэтому я перевел дыхание. Я понятия не имел, в каких мы отношениях с Эшем. Надеюсь, не как с Броуди.

– Если ты думаешь, что я здесь для прослушивания, то да.

Он остановился как вкопанный.

– Да ты гонишь.

– Не-а.

Он переваривал это, окинув меня взглядом с ног до головы. Я сделал то же самое с ним. Черные как смоль волосы с прической, как у серфингиста, пирсинг, татуировки, которые, казалось, приумножались каждый раз, когда я его видел. Серьезный, задумчивый взгляд его голубых глаз.

Я понятия не имел, о чем он думал. Я не очень хорошо знал Эша, хотя и встречался с ним несколько раз за эти годы. На концерте по случаю воссоединения он сказал мне, что восхищается мной в музыкальном плане. Назвал себя фанатом. Весьма кротко, учитывая, что парень умел играть на гитаре, мог сочинять текст и определенно умел петь намного лучше, чем я.

– Ты здесь с Диланом?

– Я здесь с группой, – сказал он. – Домашняя группа. Звездный состав. – На его губах появилась ухмылка. – У нас есть Раф. Мой Пеппер. Мы играем на прослушиваниях с ребятами, стараемся, чтобы они звучали хорошо. Или плохо. – Ухмылка стала коварной. – Должен тебе сказать, сюда приходит всякий отстой. – Он снова оглядел меня, как будто все еще пытался осознать мое присутствие.

– Сегодня?

– Всю гребаную неделю. – Он скрестил руки на груди. – Ты серьезно? Ты здесь ради прослушивания?

– Да.

– Определился с песней?

Да уж, определился. Голову сломал, так как нужно было каким-то образом продемонстрировать, на что я способен, произвести впечатление на Dirty и удовлетворить дурацкую просьбу Джуда о Metallica. Но я по опыту знал, как справиться даже с самыми нелепыми вызовами Джуда.

– Чувак, вы знаете «Stone Cold Crazy»? – ответил я.

Джуд ведь не уточнял, что это должна быть песня, написанная Metallica.

Казалось, это впечатлило Эша, так что, по крайней мере, я был на правильном пути.

– Чертовски верно, – сказал он, взглянув на мою гитару, словно хотел убедиться, что я готов к этому. – Группа Queen или Metallica?

– Эшли чертов Плейер, – сказал я.

При этих словах улыбка озарила лицо Эша. Он покачал головой.

– Лады. – Затем он шагнул ко мне, хлопнул по плечу и сказал: – Осторожнее со своими желаниями.

– Да ты гонишь.

За спиной Эша раздался женский голос. Он повернулся, и в дверях я обнаружил Джуда и Мэгги… и маленькую, похожую на пикси женщину с короткими каштановыми волосами, в очках, свитере, джинсах и армейских ботинках.

Эш ухмыльнулся.

– Именно это я и сказал.

– Привет, Лив, – поприветствовал я ее.

Лив просто шокированно смотрела на меня, но я видел, как ее проницательный ум за маленькими очками работает со скоростью мили в минуту.

– Мы снимем это или как? – Эш перевел взгляд с Лив на меня. Он начал заводиться; я чувствовал, как расцветает его эго лид-вокалиста в предвкушении вызова выбранной мной песни.

– О да. Мы снимем это, – сказала Лив. – Поднимайте свои задницы. – А потом она заговорила по мобильному, Эш рванул по коридору, а Джуд подал знак следовать за ним.

Мэгги вздохнула и пробормотала:

– О боже милостивый, – а затем исчезла за дверью в конце коридора.

Эш прошел через другую дверь, на которой красовались граффити с единственным словом: «СЦЕНА». Я уже был на пороге, собираясь последовать за ним, когда мне на плечо опустилась большая рука Джуда, и я остановился.

– Сделай мне одолжение, – сказал он, глядя мне в глаза. – Не облажайся. – Затем он отпустил меня.

Я кивнул, сглотнув, и вышел через служебную дверь. Дверь была тяжелой, звуконепроницаемой, и она захлопнулась за мной с оглушительным грохотом.

Я вышел на черную сцену, в глаза мне бил верхний свет. Сцена была в буквальном смысле черной: выкрашена в черный цвет и заставлена оборудованием. Это был рок-бар, который переоборудовали в танцевальный. Иногда здесь по-прежнему играли группы, иногда публику развлекал диджей. Прямо сейчас гвоздем программы выступал я.

Хоть никто меня и не видел.

Я слышал голоса, неразличимые за бархатной стеной классической рок-музыки, звучащей из звуковой системы бара. Это была песня «Undun» группы The Guess Who. Что имело смысл, если знать, что Зейн считал Бертона Каммингса одним из крутейших вокалистов всех времен и народов, а также что Зейн любил выступать в качестве диджея везде, где только мог, даже, по-видимому, в баре Дилана.

Я мог представить себе Зейна с его удлиненной блондинистой прической «ястреб», который, откинувшись на спинку стула, спорил с Джесси практически о каждом гитаристе, посетившем прослушивание. Зейн и Джесси редко могли прийти к согласию в чем-либо; интересно, изменилось ли это за прошедшие годы?

С каждым моим шагом на сцену это дерьмо становилось все более реальным. В этом зале находились участники моей бывшей группы. Прямо сейчас.

Чувство изжоги снова подкатило к моему горлу, и я попытался прочистить его – бесшумно, как будто кто-нибудь мог меня услышать. По крайней мере, это было не вокальное прослушивание; вероятно, с ним я бы не справился.

Но, невзирая на степень моей нервозности, руки знали свое дело.

Когда мои глаза привыкли к освещению, я увидел на другой стороне сцены ударную установку, а за ней Пеппера, барабанщика группы Penny Pushers, который вертел в руках палочки. Казалось, он меня не заметил. Он разговаривал с кем-то в тени позади себя, возможно с членом съемочной группы. Эш исчез, растворился где-то там, чего я не мог разглядеть из-за гигантской шелковой ширмы, отделяющей меня от остальной части зала, включая бо́льшую часть сцены и мою группу поддержки.

Появилась пара ребят из съемочной группы, они суетились вокруг меня, снова приводя в рабочее состояние оборудование, и кто-то подключил мою гитару.

И этот знакомый звук… треск электричества и воя обратной связи. Это отбросило меня назад – к тому времени, когда я в последний раз был на сцене с Dirty, на концерте воссоединения в Ванкувере. И к тому, как он понравился публике. Как им нравился я.

Я глубоко вздохнул, позволяя воспоминаниям о том концерте наводнить мое сознание… и нервозность покинула меня.

Мной снова овладела уверенность.

Вся эта чушь о том, что меня вышвырнули из группы – моей группы… казалось, будто этого никогда, черт возьми, не было.

Вот он я.

Вот где мне самое место.

Фанаты знали это, даже если Dirty – нет.

Возможно, Джуд тоже это знал. Может быть, еще Эш. Вероятно, и Лив, именно поэтому она все это устроила.

И если это правда, мне просто нужно было доказать это Dirty. Доказать им, что я всегда был такой же частью группы, как и любой из них.

Чего уж греха таить, я облажался. Я понимал это. Мой талант когда-то позволил мне воплотить в жизнь самые смелые мечты, но я позволил своей зависимости превратить эти мечты в кошмар.

Я ударил в грязь лицом.

Я провалился. Эпически.

Но мои воспоминания о неудаче не остановят меня. Я терпел одну неудачу за другой, пробивал дно, карабкался обратно, цепляясь за всякую подворачивающуюся возможность, и все же продвигался вперед, становясь сильнее, чем раньше, – вот что требовалось, чтобы стоять здесь.

Прямо сейчас.

Сильнее, чем когда-либо.

Я стал другим человеком и больше не валял дурака.

Dirty нужен был новый гитарист, но уж точно не Сет Бразерс, которого они знали раньше; даже я это понимал. Или Сет, который бестолково совершил камбэк на шоу воссоединения, стремясь к какой-то развязке, которой, черт возьми, так и не произошло.

Когда я снова спустил на глаза солнцезащитные очки и приготовился разорвать зал этой чертовой песней, то понял, что готов – более чем готов – вернуть то, что принадлежит мне. И я был уверен, что оторвусь по полной на этом прослушивании.

Они думали, что знают меня…

Но на самом деле они даже пока не знакомы с Сетом Бразерсом.

Глава 3
Эль

Да пошло оно все.

Мне так все это осточертело.

Возвращаясь в бар, я чувствовала себя неприкаянной и взбудораженной. На самом деле скорее подавленной. Что, черт возьми, еще обсуждать? Мы зашли в тупик. Мы вообще ничего не добились.

Весь этот гребаный процесс оказался пустой тратой моего времени.

Тягомотные прослушивания. Необходимость слушать исполняющих песню за песней подражателей рок-звезд, большинство из которых ничего из себя не представляли.

Да, некоторые неплохо себя проявили.

Очень немногие впечатлили.

Но ни один не подходил Dirty.

Мы провели все от начала до конца, для камер, ради медийности в рамках сотрудничества с телеканалом, но неофициально мы все знали, что с точки зрения таланта все сводилось к Джонни О’Рейли или Бозу Бейли – паре уже знакомых нам настоящих рок-звезд.

Джонни – если бы мы могли убедить его бросить свою другую группу и присоединиться к нам; что сомнительно, поскольку их песня в эту самую секунду пребывала на вершине инди-рок-чартов, а наш последний разговор представлял собой, скорее, трехсторонний спор между Джонни, Джесси и Зейном.

Боз, если бы мы могли обойти его проблемы с поездками. Например, более десяти лет назад ему запретили въезд в Соединенные Штаты из-за каких-то обвинений в незаконном обороте наркотиков.

Отличная новость для гастролирующей группы.

Охрененно крутые варианты.

Если нам не удастся достичь договоренностей с Джонни или Бозом, то все зависело от одного из этих прослушиваний, и никому из нас перспективы не казались радужными.

Точнее, некоторым они таковыми казались, но никто из нас не мог сойтись во мнении в отношении кого-то конкретного.

Я плюхнулась в одно из кресел, которые расставили полукругом на танцполе лицом к сцене для нас – группы и нашего продюсера. Мы довольно легко согласились с тем, что имеет смысл снимать лос-анджелесские прослушивания в баре Дилана, потому что это было именно то место, где мы могли бы проводить настоящие прослушивания, даже если бы мы не снимали их для документального телесериала. Никто не хотел сниматься в какой-то телестудии или на фальшивой съемочной площадке, и Зейн, в частности, сказал, что он ни за что не собирается «сидеть на каком-то гребаном троне, как в каком-то дерьмовом реалити-шоу, и судить людей».

И все же мы были здесь – сидели на старых театральных сиденьях, позаимствованных из какого-то заброшенного театра, в центре бара Дилана, на сцене играла домашняя группа, состоящая из наших друзей, и мы чувствовали себя чертовски по-домашнему – единственной странностью были съемочная группа и камеры, и, конечно, огромный установленный экран-ширма, загораживающий нам вид на одну сторону сцены, где претенденты стояли и играли для нас на гитаре. За экраном горел свет, который отбрасывал на него какой-то силуэт, но он был почти размытым. Большую часть времени невозможно было сказать, мужчина это, женщина или инопланетянин.

Зейн рвал и метал по этому поводу, говорил, что нам нужно видеть внешность кандидата, но Броуди убедил нас согласиться с идеей, которая полностью принадлежала Лив. И мы доверились Лив, как всегда.

По ее словам, слепые прослушивания – удачный вариант для телевизионных зрителей. Добавляют драматизма.