Но комендант де Лоне уже не слушает. Он изумлённо замер перед Альмой, стоящей среди мужчин с луком через плечо, прямой, как подсвечник.

– А она что?

Комиссар будто тоже её только заметил.

– Это светильщица, которую я нанял. На улицах неспокойно.

Комендант поворачивается к сопровождавшему их стражнику в синем капюшоне.

– И мы, значит, пускаем её внутрь?

Де Лоне взрывается.

– Мы с вами где? В городском парке?

Альма спокойна, почти горда своим подвигом.

– Выведите её отсюда! Давайте, выводите.

От крика Пуссен вздрогнул, толкнув Альму. Фонарь качается на конце шеста.

– Мазербэнк, – говорит Пуссен.

– Кто это сказал? – спрашивает де Лоне.

Глаза коменданта округлились. Он с любопытством подходит.

– Мазербэнк, – повторяет Пуссен.

– Да что это? Брань? Богохульство?

Стражник, хотевший уже хватать Альму за руку, не решается пошевелиться.

– Может, это по-английски, – смущённо замечает Фарадон. – Он прибыл из Англии. Меня просили этого не говорить.

– Так почему говорите? Вы обыскали его, комиссар?

Молчание.

– Ну так обыщите же!

Всю одежду Пуссена тщательно прощупывают. Его крутят, как тряпичную куклу.

– Мазербэнк, – тихонько повторяет он, шатаясь.

Между делом узник бросает Альме отчаянные взгляды.

– У него ничего нет, – говорит стражник.

Вновь неподвижный Пуссен, едва отдышавшись, медленно произносит:

– Жозеф должен найти Мазербэнк.

– Пусть он замолкнет! – кричит комендант. – Кто такой Жозеф? О чём он вообще?

– Мазербэнк, – последний раз выдыхает Пуссен.

– Ты замолчишь или нет? С кем он говорит? Он сумасшедший?

Де Лоне так и подскакивает в шлёпанцах. Он командует стражнику:

– Вы, уведите девчонку!

Стражник хватает Альму за руку, в которой у неё фонарь. Она сопротивляется, держась всё так же прямо. Другую руку она протягивает комиссару.

– Моя плата, будьте любезны.

Он шарит по карманам, суёт ей горсть монет. Она тщательно пересчитывает, кивает, что всё в порядке.

Пока Альму тянут к выходу, она всё смотрит в глаза Пуссену. Он похож на потерпевшего крушение. Она не отпускает его мокрых глаз, чей последний блеск тает вместе со светом от фонаря.

Тем временем на Королевской площади Жозеф отыскал всё ещё дремлющую у колонны Сирим. Он доковылял до неё под арками, держась за живот. И повалился на землю.

– Альма?

Рядом с ним два погасших фонаря. Его и Сирим. Голова Жозефа скользит по колонне. Он оглушён. Ему больно. Он хочет только одного: спать.

– Альма?

Где она? Альма пропала вместе с фонарём.

Под полуприкрытыми веками Жозеф вновь видит лицо Пуссена, его ужас. Что с ним теперь? Он вспоминает последнюю ночь на судне «Нежная Амелия», когда их заперли вместе в каюте. Пуссен рассказывал ему про свою жизнь. Про ремесло плотника на невольничьих судах, про то, как однажды, спустя годы, решил уйти из этого ада и строил в Италии церкви с дворцами. А главное, рассказал про загадочную смерть сына и наставника, который учил их обоих. Несчастный случай, когда они работали на строительстве «Нежной Амелии»… Пуссен сказал, что пошёл на тот корабль, чтобы разгадать тайну их исчезновения…

– Жо?

– Альма…

Она присела рядом.

– У тебя кровь?

Фонарь освещает разбитую губу.

– Я видел плотника, – говорит Жозеф.

– Я тоже.

– Где он?

– Мазербэнк.

Жозеф не понимает.

– Он мне сказал: Мазербэнк. Он хотел, чтобы я передала тебе это слово.

Она ещё приближает фонарь.

– Жо, кто тебе это сделал?

– Мазербэнк… Может, это место, где его будут держать?

– Нет. Я знаю, где он.

– Где?

– А вода? – Альма озирается вокруг.

– Где он?

– Ты не принёс воды?

Она тянет время. Пока что не хочет отвечать ему. Она расскажет потом. Расскажет, что за место проглотило Пуссена, накрыв тишиной и забвением.

12
Отблеск золота

Час спустя на другом конце Королевской площади по стене особняка Бассомпьера ползут вверх трое. По счастью, из зазоров между кирпичей выскоблили накануне раствор, чтобы потом заштукатурить заново. Пальцы и носки ног входят туда, будто это перекладины стремянки. Альма, Сирим и Жозеф иногда останавливаются в ночи, чтобы не терять равновесия. У каждого на поясе закреплён незажжённый фонарь. Площадь под ними пуста.

Альма первая добирается до второго этажа. Она перелезает через кованые перила балкона, оборачивается и хватает руку Сирим. Окна оставили открытыми, чтобы сохли полы и роспись. Чтобы войти, Альме достаточно толкнуть створки. Жозеф залезает следом. Присев у окна, он зажигает свой фонарь. Потом они вместе гуляют по этажу.

– Пуссен жил здесь?

Жозеф не знает, что ответить Альме. Это дворец. Никак не жилище плотника. Стены в зеркалах, паркет сверкает.

– Кто такой Пуссен? – спрашивает Сирим.

Ей открывается другой мир. Дом капитана Харрисона в Англии, в Вултоне, был тоже красив и просторен, но всё же оставался загородной усадьбой, где на плиточном полу спят псы, в вазах стоят сухие букеты, диваны потёрты, а на подоконниках сушатся осенние фрукты. Здесь же, из-за всей позолоты, орнаментов, резных деревянных панелей на стенах и бархатных гардин, забываешь, что в залах пока нет мебели. Всё сверкает, всего сверх меры.

Они бегут друг за другом по ступеням, на ходу освещая лестничную клетку, – нарисованные колонны кажутся настоящими.

Наверху они находят укромный уголок, где наконец-то можно лечь. Это альков в глубине одной из спален. Из наваленных здесь гобеленов они устраивают себе матрасы.

– Я ещё похожу тут, – говорит Сирим; она единственная успела поспать.

Она берёт фонарь. Друзья остановились на третьем этаже. До крыши есть ещё два, которые можно исследовать.

– Не подходи с фонарём к окнам, – просит Жозеф. – Никто не должен видеть, что мы здесь.

Когда она выходит, по стенам ещё долго скользят блики от лампы Сирим. Потом в комнате остаётся лишь бледный свет из окна.

В полутьме Альма с Жозефом доделывают своё логово. Оба думают о Пуссене, который, сам того не зная, дал им кров.

Мазербэнк… Вместо завещания – единственное слово, прежде чем сгинуть.

Альма достаёт из кармана холщовый мешочек. Взвешивает его на ладони.

– Что это? – спрашивает Жозеф.

– Не знаю, – говорит она. – Но тяжёлое.

– Где ты его нашла?

– Я не находила. Оно было у меня в кармане.

Она развязывает шнурок, наклоняется, заглядывает внутрь. Потом засовывает туда руку, потому что в темноте ничего не увидеть.

Альма высыпает содержимое кошелька на импровизированный матрас. Золото. Золотые монеты.

– Кто мог сунуть это тебе в карман? – удивляется Жозеф.

Сердце у Альмы колотится. Перед ней теперь открыты все дороги. В голове проносятся дни и ночи трудов, которые ушли бы у них, чтобы накопить столько. Она готова сейчас же пуститься в путь.

С ней уже было такое однажды, на корабле, который вёз их с Сантьяго Кортесом в Луизиану. После долгих недель штиля без единого дуновения, когда они стояли между двух скал в Мексиканском заливе, наутро вдруг поднялся тёплый ветер. Наполнил паруса. И судно заскользило по морю. Альма стояла на палубе. Она могла бы лечь спиной на ветер, откинуться назад, в его объятия.

– Это Пуссен, – шепчет она вдруг. – Во внутреннем дворе, когда он на меня натолкнулся. Видимо, сунул мешочек мне в карман.

После своего загадочного завещания – Мазербэнк – Пуссен оставил им ещё и наследство.

– А это что? – спрашивает Альма.

В руке у неё небольшой предмет. Порывшись в монетах, она находит второй такой же.

Жозеф берёт их и крутит на ладони. Света слишком мало, чтобы разобрать, что это. Как будто отлитые из металла фиги или крошечные груши. Ему вспоминаются плотницкие отвесы, какие были у Пуссена в инструментах на судне. Такой вот грузик подвешивают на нить, чтобы определить вертикаль. Но, когда тебя качает на волнах, от вертикали толку мало, так что свинцовые грузики мирно спали в ящике.

Альма складывает их обратно в мешочек.

Жозеф откидывается на четыре слоя гобеленов.

Альма – тоже. Они лежат рядом на спине. Альма думает о Пуссене. Ей стыдно, что она хотела уже мчаться на корабль, когда он – в заточении.

– Не знаю, что он хотел нам сказать, – ломает голову Жозеф.

– Мы разберёмся.

– Мазербэнк…

– Завтра я покажу тебе, где они держат Пуссена.

Жозеф уснул.

Наверху, под самой крышей, Сирим вдруг остановилась. Она прошла вереницу залов и пустых комнат и теперь смотрит на лежащую на стуле связку бумаг.

Она идёт сперва закрыть дверь, потом возвращается, ставит фонарь, ещё немного колеблется. Развязывает свёрток. Внутри большие, чёрные от записей тетради, нераспечатанные конверты… Это письма и журналы экспедиции, которые Лаперуз передал англичанам, те привезли их из Австралии, а Пуссен стащил, чтобы самолично доставить королю.

Сирим достаёт искусно сложенную карту мира, расстилает её на полу, возле фонаря. Лёжа на животе, уперев в карту локти, она внимательно её разглядывает. Читать Сирим не умеет. Она знает только несколько арабских слов, им научил её один пленный фулани, который прожил у них в Бусе целый год. Но тайны этой нарисованной пером карты надолго поглощают её.

Вдруг Сирим поднимает голову. Она что-то слышала. Она проскальзывает в соседнюю комнату. Открытые окна смотрят на площадь. Сирим высовывается. Прямо под ней на улице перед дверьми дома суетятся тени.

Несколько мгновений спустя она будит друзей.

– Уже утро? – спрашивает Альма.

Жозеф тоже привстаёт на локте. Они едва успели закрыть глаза. Альма смотрит на то, чем заняты руки Сирим.

– Что это у тебя?

Жозеф берёт карту сверху стопки, раскрывает наполовину.

– Это тоже Пуссена? – спрашивает он.

Сирим пожимает плечами.

– Там на улице люди…

Она не успевает договорить: раздаётся сухой громкий хлопок. Кто-то вышиб замок пороховым зарядом. По безмолвной площади разлетается эхо.

Альма задула огонь в фонаре. Все трое бесшумно встают.

Слышно, как внизу открывается и закрывается дверь, как разносятся по дому шаги, как скрипят по ступеням кожаные подмётки.

Вошедшие тут же чем-то занялись прямо под ними. Что они делают? Альма чувствует, как стены и пол басовито вздрагивают. Сильно не шумят, чтобы не привлекать внимание окрестных домов. Глухие удары. Всё делается потихоньку.

Альма пересекает комнату на цыпочках. Подходит к дверям. Это единственный путь к бегству. В спальне окна забиты. Она выглядывает на лестницу. Там только-только расположился мужчина с дорожным фонарём. Вооружившись стальным ломом, он выкорчёвывает одну за другой доски ступеней. Вероятно, внизу остальные проделывают то же самое с обшивкой стен и каминными кирпичиками. Они разбирают дом.

– Можно я посмотрю? – шепчет рядом Сирим.

– Они что-то ищут, – говорит Альма.

Жозеф выглядывает следом.

– Ангелик!

– Чего?

– Я знаю этого человека, – шепчет он, навалившись спиной на стену.

Когда он видел Ангелика в последний раз, тот как раз разносил кувалдой корабельную носовую фигуру посреди подвала полуразрушенного замка, в десяти метрах под землёй. Он искал сокровище. А сегодня он вскрывает полы.

К Ангелику подходят ещё четыре человека.

– Хотя бы скажите, что мы ищем, – просит один.

– Я плачу, а вы делаете что говорят. Ответ получите, когда найдёте.

На них холщовые рубахи, кожаные штаны, волосы нечёсаны. Это чернорабочие, которых можно нанять возле рынков подённо или поночно.

– За зеркалами тоже ищите, – говорит Ангелик. – Придумайте как.

Рабочие перешагивают через дыры в полу и идут в сторону спальни, где укрылись друзья.

– Сударь!

Они зовут Ангелика.