Утром, поблагодарив гостеприимных хозяев, Даша пошла к себе. Дошла, упала на диван, укуталась в тёплый плед. Но этого показалось недостаточно, кряхтя и ворча что-то, встала, развела огонь в камине. Снова закуталась в плед, но всё продолжала мёрзнуть. Понимала, что это озноб, знала, что необходимо сейчас развести в кружке порошок жаропонижающий, да таблеток каких поискать, но двигаться не хотелось. Ни рукой пошевелить, ни ногой – труд тяжкий, на любое движение, дающееся обычно легко, сил требовалось столько, что найти в себе подобный ресурс Даша никак не могла. Хотелось спать. Но и заснуть не получалось из-за противной навязчивой, как жужжание мухи, головной боли.

А затем в сознание вторгся непрошенным ещё один звук. Создавалось впечатление, что кто-то на кухне шинкует капусту. Будто нож мерно стучит по разделочной доске, и ещё хруст, характерный для капусты, слышится как будто…

Девушка даже не испугалась. Понимала, что звук для её дома чужеродный, кроме неё шинковать капусту здесь больше некому, да и дверь закрыта, а ключи, опять же, только у неё есть. Понимала, что больше в доме находиться никто не может, но не испугалась, а вот любопытство не позволило остаться безучастной к происходящему, Даша заставила себя выбраться из-под пледа, подняться с дивана и, забыв о тапочках, побрести в сторону кухни.

Звук становился громче. Помимо стука ножа по разделочной доске стал различим ворчливый, недовольный голос. Кто-то что-то невнятно бормотал себе под нос то громче, то тише, но разобрать слова не представлялось возможным. Взявшись за ручку двери, Даша замерла, помедлила, прислушиваясь. Она пыталась по голосу понять, кого же к ней на кухню занесло? Но голос казался незнакомым, не различить даже мужской или женский. Даша прижалась ухом к двери и услышала отчётливое:

– Заходи!

Пожала плечами, распахнула дверь, и вот тут её догнал страх. На кухне никого не было. Никто не готовил пищу и не стучал ножом по разделочной доске, а идеальная чистота говорила о том, что на этой кухне уже очень давно никто не хозяйничал.

Побоявшись упасть, Даша схватилась за косяк, задышала тяжело, будто воздуха вдруг перестало хватать, наклонилась, заглядывая под стол. Ну и что, пусть пространство под ним и так просматривается, а вдруг?! Ага! Грабитель залез в дом, нашинковал капусту, убрал всё за собой и спрятался… за ножку стола! Конечно, всё так и было!

Интересоваться, кто здесь, Даша не стала. Эта фраза, так любимая американскими кинематографистами, раздражала, пожалуй, даже больше, чем разделение героев, когда начинается самое страшное, типа, вы проверяете левое крыло особняка, мы правое. Ну идиотами же надо быть, чтобы разделиться в подобной ситуации! Ясно же, сейчас придёт какой-нибудь монстрик и схомячит всех. Ну а на «первое» и «второе» блюдо они уже сами разделились.

Первая мысль была о побеге. Надо просто свалить отсюда куда подальше. От этого дома, из этой деревни. Ну да, тогда и из жизни тоже… Куда ей бежать? В Москву? Нет для неё там больше места. Город детства отторг её, не оставив ничего в выжженной душе. Разве что серый пепел да страшные воспоминания. Да и не убежать от себя. От кого угодно спрятаться можно, только не от себя. Даже сбежав в деревню, девушка не почувствовала себя свободной, прошлое продолжало преследовать. Ночными кошмарами, вылазками на кладбище, терзанием гитарных струн…

Даша шагнула на кухню, прикрыла дверь за собой, огляделась ещё раз. На этот раз не в поисках незваного гостя, проверяя, всё ли на кухне так, как она оставила? Вроде да… Девушка пожала плечами. Ну не приснилось же ей? Стук действительно был! Был! Или она с ума сходит? А слуховая галлюцинация – это первый звоночек – симптом прогрессирующей шизофрении? Хотя, чего уж лукавить, не первый. Иначе как объяснить её ночные походы на кладбище Вот поставила себе диагноз, и сразу легче стало. Девушка уверенно подошла к холодильнику, достала бутылку воды. Налила воду в стакан, потянулась в полку за аптечкой, и тут за спиной хихикнул кто-то. Мерзко так, издевательски… Что-то холодное коснулось шеи, лёгкое, невесомое, будто ветерок, но отчего-то жутко сделалось от этого прикосновения. Хотелось заорать, но крик застрял в горле, и даже обернуться никак не получалось.

– Матвей… – его имя всё же удалось вытолкнуть из пересохшего горла, – Это ты?

Холодные пальцы стиснули шею, ледяное дыхание обожгло щёку…

– Матвей!

– Ты забыла гитару на кладбище! – отчётливо прозвучал голос в её голове. – Будешь наказана!

– Я не виновата! – цепенея от страха, залепетала девушка. – Я не сама ушла!

– Ты забыла гитару…

Его не волновали её оправдания, он ничего не хотел слушать, ничего не желал знать. Да о чём она! Ему вообще давно пора упокоиться и не беспокоить её больше своим присутствием! Ведь умер же! Умер и захоронен! А это всё… Наверное, она просто чем-то больна. Наверное, это не Матвей, а галлюцинация. Очень реальная галлюцинация. Со спецэффектами. Но разве бывает так, чтобы галлюцинация причиняла боль?

Сам по себе открылся кран, вода несколько секунд текла так, как положено, в раковину, а потом вдруг забрызгала во все стороны, будто кран кто-то пальцем зажал. Вода хлестала, и преимущественно Даше в лицо, а она стояла, застыв столбом и жмурясь, качала головой, и лишь губы шептали как в бреду: «Ничего этого нет. Это просто глюки. Ничего этого не может быть!». С волос и одежды вода текла на пол, но девушка будто не замечала этого. Кран фыркнул насмешливо, вода перестала течь, но с жутким грохотом, заставив Дашу резко обернуться, слетела со стола и разбилась вдребезги кружка. Девушка завизжала от ужаса, упала на четвереньки, забилась под подоконник и сжалась, стараясь стать невидимой, подтянула колени к подбородку, уткнулась в них лицом, голову прикрыла руками.

Феерия на кухне продолжалась: летали предметы кухонной утвари, хлопали дверцы гарнитура, с полок сыпались жестяные банки с крупами, мукой, сахаром – уютная, идеально чистая кухня превращалась в сарай. Вот выехал сам по себе ящик с приборами, зависли в воздухе разом все ножи, а после один за другим, почти без пауз полетели через всю кухню, вонзаясь в деревянную стену.

Даша сдавленно пищала, наблюдая за тем, что происходит в её доме, её будто парализовало страхом и прибило к стене.

Сквозь какофонию, устроенную непонятной силой, пробился звук из реального мира, такой важный и знакомый, но Даша сразу не смогла опознать его, поняла лишь, когда настойчивая мелодия заиграла в третий раз. Мобильник! И только теперь осознала девушка, что с сигналом мобильного телефона в доме воцарилась тишина. Больше не летали предметы, не хлопали дверцы шкафов, не билась посуда, и, если зажмуриться, могло показаться, что ничего этого и не было, списать на кошмарный сон. Даша зажмурилась, но, когда вновь открыла глаза, ничего не поменялось. Всё тот же разгром на кухне, всё так же настойчиво звонил мобильник.

И кому же она так понадобилась? Раздражение накатило и отступило, всё-таки стоит сказать спасибо столь настырному абоненту, избавил её от кошмара. Пусть временно, очевидно же, Матвей не оставит её в покое, но всё же, благодаря звонившему, выдалась передышка.

Звонил друг Матвея. Ну как друг… такой же, как и все остальные – лживый предатель. Хорошо дружить было, когда Матвей рядом находился, оплачивал их гулянки, выручал, денег в долг давал, а когда Матвея не стало, никто из них – мнимых друзей не соизволил явиться, поддержать её, как-то помочь. Со своей бедой Даша осталась одна. Звонила ребятам, звала на похороны, но все оказались чертовски заняты, ну то есть абсолютно, мямлили в трубку оправдания, обещали помочь, как только деньгами разживутся, а пока нет, никак, сами последний плесневый сухарь доедают. Не потянула Даша похороны в Москве, не вышло быстро денег раздобыть, пришлось везти Матвея на деревенское кладбище, здесь удалось сговориться куда дешевле…

– Чего ты хотел, Тимур? – не поздоровавшись, устало спросила девушка. Не хотела отвечать, но подумала, что, если не ответит, снова начнётся вакханалия на кухне.

– Да я… – голос лучшего друга Матвея звучал просительно и жалко, – Не знаю… как спросить тебя…

– Ну спроси уже как-нибудь. – Даша ответила грубо. Хоть и не понимала, о чём речь пойдёт, но судя по тону, ей формат беседы не понравится.

– Ты как вообще, Дашка? – вместо того, чтобы выложить просьбу, спросил Тимур.

– Знаешь, Тим, давай без прелюдий. Выкладывай, зачем звонишь. – хотелось зарычать, наорать, разбить вдребезги этот ненавистный аппарат, лишь бы не звонил больше никогда, не окунал подобными звонками её в прошлое. Держалась. Пульсировала боль в голове, подкашивались ноги, но вот мысли, вопреки плохому самочувствию, казались чёткими и ясными.

– Да я это… Даш, Матвей говорил, что крутое музло написал. Ему уже всё равно, а нам… пригодится. Мы нового гитариста взяли… Даш, ну надоело каверы играть по барам, хочется чего-то своего…

– Так сочини, Тим! В чём проблема?! Зачем тебе Матвеевы наработки?

– Значит, не соврал… Есть они, наработки. Ты слышала?

– Тим, тебя культурно послать или жёстко?! Нет никаких наработок. Они у Матвея в голове были. Там и остались. Всё. Не звони мне больше.

– Даш, но может… – не верил парень.

– Не может! – отняв телефон от уха, девушка с силой вдавила пальцем в дисплей, сбрасывая звонок. Вот ведь чёрт! И так настроение паршивое, а тут этот ещё! Злость кипела внутри, требовала выхода, в такие моменты Даша старалась не касаться ничего руками, особенно это касалось выключателей. Лампы в доме взрывались регулярно, а с ними и пробки выбивало и, зная свою особенность, разозлившись, девушка старалась схватить с дивана подушку-антистресс и мять её, успокаиваясь, скидывать негативную энергетику. Но сейчас на видном месте подушки не оказалось, Даша в растерянности оглядывалась, но взгляд выхватывал всё новые и новые детали разгрома. Сахар, соль, крупы, мука – плотным слоем покрывали пол, кругом валялись осколки, дверь кухонного шкафчика болтается на одной петле…

Девушка застонала. Ярость, зарождаясь глубоко внутри, стремилась вырваться. Этого нельзя допустить, надо контролировать себя. Всегда. Во всём. Матвей наказывал за эмоции. Сильно наказывал… Даша рванула кран, сунула руки под хлещущую струю воды и почти повисла на раковине. Пальцы закололо почти невыносимо. Так выходит злость, но на смену ей непременно придёт усталость, и Даша будет лежать на диване, не в силах пошевелиться. Тяжёлым одеялом навалится апатия, остановятся мысли и состояние подобное будет длиться от нескольких минут до нескольких часов – всегда по-разному. И точно. Сил хватило только на то, чтобы выключить воду и доползти до усыпанного мукой и макаронами небольшого кухонного диванчика.

Но сегодня все пошло не так, как обычно, в голове замелькали картинки из прошлого, всё то, что хотелось похоронить в глубинах памяти, всё то, что беспокоило и терзало душу до сего дня.

Вот они в баре с подружками. Девочкам весело. Они юны и беззаботны, они в этот вечер на танцполе у самой сцены, где выступает неизвестная никому кавер-группа. Не сказать, что хорошо играют, но стараются. Даша в компании этих девочек оказалась случайно. В очередной раз поругалась с родителями, оставаться наедине с обидами не хотелось, и она поехала в общежитие к однокурсницам. А они в бар собрались и гостье оказались совсем не рады, хоть и учились вместе, а до того дня Даша с ними не общалась. Пришлось искать компромисс, и Даша, подумав, кивнула. В бар, так в бар.

Вот она танцует и ловит на себе чей-то тяжёлый взгляд. Он прожигает, возникает чувство дискомфорта, даже более того, чувства страха. Даша останавливает движение, ищет того, кто доставляет ей неудобство. Находит. Встречается взглядом с гитаристом и страх сменяется ужасом. Его взгляд – взгляд хищника, почуявшего добычу, и девушка под этим взглядом становится жертвой. Ей хочется сбежать, ей не нравится быть жертвой, она, перекрикивая рёв музыки, говорит одной из девчонок, что уходит и, расталкивая локтями танцующих, пробирается к выходу.

Вот уже другой вечер. Они уже в другом баре, и Даша не сразу узнаёт группу на сцене, лишь почувствовав тот же острый взгляд, смотрит на музыкантов, ловит полуулыбку гитариста и понимает, что группа, хоть и сменившая репертуар, всё та же. Она снова пытается сбежать, но парень догоняет её уже на выходе, хватает за руку, чтобы уже не выпустить…