–– Привет, – улыбнулась я, рассматривая карие глаза, блестящие в свете садовых фонариков. – Я скучала по тебе.

Слеза скатилась по холодной щеке от осознания собственного бессилия. Я протянула Барону колбасу – он аккуратно взял ее и опустил на траву у своих лап. Пес фыркнул мокрым носом и в знак благодарности лизнул мою руку.

–– Если бы ты сожрал его, то нам не пришлось бы сидеть на цепи.

Барон снова фыркнул, обнюхал мое лицо, отчего-то чихнув два раза, и принялся пожирать колбасу, чавкая от удовольствия и периодически облизывая пасть.

Сабуров всегда побаивался пса и практически никогда к нему не подходил. Однажды, будучи пьяным, он имел неосторожность приблизиться к алабаю, который на дух не переносит запах алкоголя. Так вот, Барон в гневе сорвался с цепи, кинувшись на Дамира и вцепившись ему в предплечье. Тот каким-то макаром умудрился левой рукой достать пистолет и выстрелить в пса. Я никогда не забуду, как Барон, словно разъяренная машина для убийств, мертвой хваткой сжимал руку этого живодера, рыча то ли от боли, то ли от злости. Оттянуть его смогли подоспевшие сабуровские опричники, принудительно разжав пасть. Только благодаря мне пса оставили в живых. Дамир хотел его пристрелить как дикое животное, но мои слезы, по-видимому, тронули его и заставили проявить жалость. С тех пор Барон любил меня до безумия, никого к себе более и не подпуская. Вся забота о нем легла на мои плечи: каждую ночь я выходила в сад, чтобы сменить повязку на его ране (по наказу ветврача), а он вылизывал мои руки и лицо в знак признательности и любви. Да, я могла бы спустить его с цепи и, указав рукой на Сабурова, произнести заветное «Фас!», но я не могла придать Барона, послав на верную гибель. Он бы вмиг порвал Дамира в клочья, но не прожил бы после этого и нескольких минут, так как имел место быть приказ: убить при очередном проявлении агрессии.

Откусив яблоко, я взглянула на Барона, в два счета разделавшегося с колбасой. Он продолжал аппетитно причмокивать и периодически облизываться, глядя на меня своими грустными глазами, полными карей преданности. Протянув ему оставшуюся половину яблока, я улыбнулась, глядя как его большущие клыки впиваются в сочную хрустящую мякоть. Снова послышалось чавканье, заглушающее стрекотание сверчка, уже не первый месяц держащего осаду куста розовой гортензии. Позади зашуршала трава. Я перестала дышать, почему-то ожидая услышать голос Сабурова. Барон напрягся всем телом, поднимаясь на лапы. Густая шерсть вздыбилась на холке, а он негромко зарычал, морща нос.

–– Убери пса, – попросил Ник, похоже, остановившись в нескольких метрах от меня.

–– Свои, Барон, – тихо сказала я, глядя на его озверевшую морду. Он не реагировал на мои слова, продолжая рычать и скалиться. – Фу! Нельзя! – придала я голосу строгости. – Сидеть! – Барон как-то разочарованно выдохнул и опустил свой мощный зад на газон. – Молодец, хорошо, – шепнула я и опустила ладонь на его безухую голову. Воодушевившись похвалой, он увалился на живот, положа свою тяжелую лапу мне на ногу.

– Зря ты, Сашка, поощряешь его агрессию, – осуждающе сказал Никита, усаживаясь рядом со мной. Он протянул мне кружку, источающую горький кофейный аромат. – Когда-нибудь Сабуров пристрелит его.

–– Быстрее я пристрелю Сабурова, – недовольно фыркнула я, подражая Барону, и приняла горячую кружку из его рук.

– Ну смотри, – вздохнул Ник.

Я сделала пару глотков любимого напитка и повернула лицо к нему.

–– Ну как ты? – спросил он, поглядывая на внимательный, сосредоточенный на нем взгляд алабая.

–– Лучше и быть не может, – солгала я, уставившись на блестящий нос пса.

Никита хмыкнул, всем своим видом демонстрируя неверие.

–– И как тебе Хромов?

–– Кто? – повернулась я к нему.

–– Его высочество Кирилл Алексеевич, – хихикнул он.

–– Ах, этот… – придала я лицу безразличие. – Да никак.

–– Он с тобой хорошо обращался? – не унимался Никита, продолжая допрос явно не для протокола.

–– Отвратительно: держал на цепи как собаку… Слушай, – начала я, отмахнувшись от гнетущих мыслей, – ты не знаешь, когда Сабуров едет в очередную командировку?

–– Через три дня летит во Владивосток, а что?

– Надолго?

– Дней на семь-восемь.

–– Отлично! – обрадовалась я, потрепав Барона за то, что осталось у него от купированного уха.

–– Ты что задумала?

–– Ничего особенного, – пожала я плечами, – хочу напиться до положения риз в баре, ну, или в клубе – без разницы.

–– Я в этом не участвую, – замотал головой испуганный Ник. – Алия следит за нами, ты что, не заметила? – шепнул он как можно тише, наклонившись ко мне как можно ближе. – Она явно что-то подозревает. Потом все папочке доложит. Не хочу быть заживо похороненным под будкой Барона, – кивнул он в сторону наблюдающего за ним пса. Тот поднял голову с лап, явно не испытывая симпатии к непонятному для него человеческому жесту.

–– Это моя усыпальница, – погладила я пса, дабы он расслабился. – Мне ее муж обещал, – неясно чему обрадовалась я, расплывшись в улыбке.

–– Дура, – недовольно скривился Ник, – нашла чему радоваться.

–– Скорее бы эта курица разродилась, – заполнил мой шепот образовавшуюся паузу.

–– Это что-то изменит?

–– Несомненно. Как только ребенок появится на свет, я смогу укоротить поводок Алии метра эдак на два, как минимум…

–– Кстати, пока тебя не было, она искала документы в вашей комнате. Папаша застукал ее за этим грязным делом – ей несладко пришлось, – Ник игриво подмигнул.

–– Ну как можно быть такой идиоткой? – закатила я глаза от врожденной тупости сабуровского отродья. – Неужто она, и правда, думает, что я компромат прячу под носом у Дамира?..

Барон вновь настороженно поднял голову и уставился за наши спины. Я резко замолчала. Никита посмотрел на меня, а я – на него. Пес поднялся на лапы и хищно зарычал, обнажая острые клыки. Глаза его светились в свете фонарей каким-то жутким неоново-синим цветом.

–– Успокой свою псину, пока я не пристрелил ее, – послышался не менее хищный рык Сабурова.

–– Нельзя! – строго сказала я, ухватив Барона за ошейник. – Фу! Лежать!

Он недовольно покосился на меня, громко фыркнул, напоминая дикого жеребца и, дернувшись резко всем телом, вырвал ошейник из моих пальцев. Развернувшись, Барон зашел в будку, выражая тем самым пренебрежение к моей покорности. Я мгновенно поднялась с травы и, обернувшись, посмотрела в злые глаза мужа.

–– Иди спать! – приказал он, глядя то на меня, то на Никиту, застывшего у меня за спиной.

Я, направившись в дом, с трудом сдержавшись, дабы не прошипеть напоследок что-то эдакое – цепкое и гадкое.

С горем пополам пережив мучительные три дня до отъезда Дамира, я с облегчением вздохнула, когда он, прихватив чемодан, укатил в аэропорт. Там, за высокими воротами дома, меня с нетерпением ждала свобода, поэтому медлить было нельзя. Я ловко нанесла макияж и, натянув самое короткое и до безобразия пошлое платье, что имелось в моем гардеробе, выглянула за дверь. Вроде бы как было и тихо, и пусто. Подкравшись к лестнице на цыпочках, я взглянула вниз: Алия, сидя на диване перед экраном телевизора, ожидаемо что-то жевала, иногда запивая это что-то молоком из высокого стакана. Недовольно скривившись и нервно поджав губы, я направилась в ее комнату, раздраженно пофыркивая и сжимая от злости кулаки. «Гадина! Она нарочно сидит там, чтобы контролировать мои передвижения!» – собственные мысли подливали масло в огонь, пытаясь разжечь междоусобицу. Распахнув настежь дверь, я уставилась на Артема, в свою очередь уставившегося на меня с искренним удивлением. Приопустив крышку ноутбука, он стянул с головы большие наушники при этом продолжая внимательно смотреть на мое недоброе лицо. Войдя в комнату полностью, я с отвращением взглянула на большого плюшевого медведя, сидящего на супружеском ложе и прижимающего к себе алое сердце.

–– Забери свою ненормальную женушку из гостиной! – приказала я, ощущая неприятный тремор рук.

–– Что значит – забери? – опешил Артем. – Она что, вещь?

–– То и значит, – не ответив на глупый вопрос, нарочито скривилась я. – Уложи ее спать. Поздно уже.

–– Да она что, ребенок маленький, чтобы я ее спать укладывал? – он приподнял удивленно брови, продолжая рассматривать злое лицо и пытаясь отыскать на нем признаки тихого помешательства.

–– Слушай, – начала я угрожающе, уперев руки в бока, – Сабуров ведь не навсегда уехал. Очень скоро он вернется, а я могу не сдержаться и выдать вашу маленькую тайну. Знаешь, я в последнее время стала совершенно несдержанной и к тому же очень болтливой, а секреты и вовсе хранить разучилась.

–– Да что я могу сделать?

–– Да что угодно! – разозлившись, повысила я голос. – Трахни ее, но убери с глаз долой!

–– Она же беременная, – с каким-то отвращением сказал Артем, скорчив брезгливую мину.

–– В этом нет моей вины, – хмыкнула с насмешкой я.

–– Ладно, – вздохнул он, поднимаясь с кресла.

–– И, будь добр, сделай так, чтобы она до утра не выходила из комнаты.

–– Ладно, – повторил Артем с идентичным вздохом.

Вернувшись к себе, я подняла ботильоны с пола и, прижавшись спиной к двери, замерла, вслушиваясь в звуки. Очень скоро Артем и Алия вошли в свою комнату, а я беспрепятственно спустилась вниз. Ну а дальше все по накатанной: оказавшись в гараже, я устроилась в просторном багажнике кроссовера, Ник – за рулем, и мы покинули сабуровскую обитель.

Спустя час я уже сидела у барной стойки ночного клуба под шипучим названием «Крем-сода». Молоденький симпатичный бармен активно подливал в мой стакан что-то сладкое и одновременно горькое, а я торопливо опустошала его, дабы спирт не успевал испаряться. Соблазнительный дурман в голове заметал следы, оставленные в моей памяти призираемым мною сатрапом.

Я была уже достаточно пьяна и, скорее всего, не от алкоголя, а от забористой независимости, когда мой сладостный покой нарушил до боли знакомый голос:

–– Привет, – сказал он, заставив сердце ёкнуть.

Испуганно повернувшись вправо, я вежливо отказалась от вдоха, наткнувшись взглядом на Кирилла. Пьяное сердце, споткнувшись, куда-то заторопилось, а я спешно отвернулась, схватившись за вновь наполненный барменом стакан. «Сука, – мысленно прошипела я, – и как у него только хватает совести смотреть мне в глаза? Как у него хватает совести приветствовать меня после того, как он собственноручно передал меня в руки живодера?» Я извлекла купюры из кармана косухи и, бросив их на стойку, спрыгнула со стула.

–– Сандра, – позвал негромко Хромов, желая меня остановить, но у меня, как у муниципального общественного транспорта, остановки по требованию в маршрутном листе отродясь не было.

Нарочито фыркнув, я ринулась к выходу. Танцующие нетрезвые малолетки мешали моему свободному проходу и стремительному удалению, что не могло не злить. Выскочив из зала, я оказалась в длинном тускло освещенном коридоре. Совсем немного оставалось до двери, отделяющей душное помещение от улицы, как я была насильственным путем остановлена и развернута в противоположную выходу сторону. Взгляд негодования наткнулся на Кирилла, вцепившегося в мое плечо, подобно раку, вцепившемуся в руку Греки.

–– Сандра, постой, – практически шепотом попросил он.

–– Отпусти! – прошипела я в ответ на его раздражающий шепот.

–– Давай поговорим.

–– О чем с тобой говорить? О выгодном ликеро-водочном приобретении? – Кирилл не ответил, все еще сжимая пальцы на моем онемевшем бицепсе. – Отпусти меня! – повторила я приказ и дернула руку. – А иначе я все расскажу мужу – поедешь рыб кормить на Чудское озеро!

–– Сандра, послушай, тогда я не мог поступить иначе, но сейчас я могу избавить тебя от Сабурова.

– Да ты что, не в себе? – скривилась я, из последних сил подавляя желание освободиться из-под сабуровского ига. – Кто тебе сказал, что я хочу избавиться от него?