Из открытой двери запахло кукурузным хлебом. Внутри что-то неприятно заныло. В доме её родителей в Спокане всегда, сколько она себя помнила, пахло выпечкой и свежесваренным кофе. В камине круглогодично потрескивали поленья. Очень часто его топили уже ранней осенью, когда она выдавалась дождливой и холодной. В вазах стояли любимые мамины цветы, а Холли, младшая сестра Грейс, будучи ещё ребёнком, носилась по комнатам и создавала шум, как и положено шестилетней девочке. Грейс тогда было восемнадцать, это был её последний год в старшей школе. С тех пор большую часть времени она скучала по дому.

– Детектив, – от размышлений и тоски по родителям её отвлёк слабый голос мистера Даррелла, – скажите, она страшно умирала? – Мужчина поднял на Грейс взгляд, его лицо исказилось от боли.

– Мы полагаем, что нет, – милосердно соврала Грейс.

4
Глава

Грейс открыла дверь в свой кабинет электронным ключом-картой и, глубоко вздохнув, переступила порог. Она включила свет и осмотрелась. Обычно её рабочий стол был завален свежей корреспонденцией, ещё тёплыми, едва-едва отпечатанными листовками с надписями в духе: «Ты знаешь, кто меня убил?», бумажными клеящимися стикерами с важными заметками и пухлыми папками – она постоянно забывала занести их в архив. То, что не помещалось на столе, Грейс складывала на подоконнике и на полу возле шкафа для верхней одежды.

Скомкав плащ, Грейс бросила его на одно из кресел для посетителей и села за стол. Она слегка нахмурила брови и сорвала с монитора компьютера розовый бумажный стикер с надписью от руки: «Я прибралась здесь, пока тебя не было, малышка. Ханна». Рядом с подписью Ханна нарисовала сердечко.

Грейс поджала губы, улыбнулась и заправила волосы за уши. Ей вдруг сделалось стыдно, что несколько раз за прошедшие три месяца она не отвечала на эсэмэски Ханны, а разговоры по телефону всегда заканчивались фразой: «Нам нужно с тобой встретиться», и никогда – встречами.

Ханна работала в отделе по связям с общественностью и вела блог западного участка полиции Сиэтла в социальных сетях. Они были довольно близки, Ханна поддерживала её во время пресс-конференций, которые Грейс давала, готовясь к повышению до звания сержанта.

Грейс оттолкнула от себя всех, кому было не наплевать. Но Ханна всё равно прибралась в её кабинете. В этом жесте было столько заботы, что Грейс расплакалась бы, если бы рядом не было Джеймса – незнакомца, внезапно по милости Мак-Куина ставшего неотделимой частью её жизни.

Стол Эвана Ханна не трогала. Он выглядел так, будто Эван отлучился всего на минутку: на спинке стула висела его кожаная куртка с потёртостями на карманах, на столе лежал любимый блокнот с чёрной обложкой, исписанный крупным почерком, и стояла настольная лампа.

Закрыв глаза, Грейс представила, что он сейчас вернётся с двумя стаканами кофе на подставке и скажет: «Восемь долларов за кофе, Грейс! Это обдираловка!»

Но он уже никогда не вернётся. Она скучала по его замашкам «парня из Монтаны», всё детство проведшего в трейлерном парке.

Грейс улыбнулась, ресницы слиплись от влаги, любое напоминание о нём неизменно вызывало слезы. Грейс улыбнулась в первый раз после случившегося, думая о том, каким он был, и мысленно записала это в свой личный список маленьких, но важных побед. Она всё еще понятия не имела, как ей смириться с тем, что за столом Эвана теперь будет сидеть Джеймс, но эта улыбка… Обещала, что когда-нибудь её невыносимая тоска по любимому человеку превратится в светлую грусть.

Грейс тихо всхлипнула, достала из кармана брюк телефон и отправила эсмэску Ханне: «Спасибо. Прости, что вела себя как засранка».

Пока она пыталась прийти в себя, у Нортвуда было время, чтобы осмотреться. Он держал в руке бумажный стаканчик с кофе из автомата внизу и смотрел на тихую Вирджинию-стрит из окна.

– Стол детектива Уитфорда? – Джеймс подошёл к столу Эвана и взял в руки блокнот.

– Пожалуйста, не трогай! – чуть громче, чем стоило, попросила Грейс, и, когда Джеймс поднял на неё растерянный взгляд, смутилась. – Прости. Да, это стол Эвана. – Грейс закрыла лицо руками и покачала головой. – Прости, я веду себя отвратительно. Столько всего сразу навалилось. Я снова здесь, в деле. И буквально всё здесь напоминает о том, что случилось. Мне нужно работать и быть милой со всеми, улыбаться, чтобы никто не решил, что у меня депрессия. Я думала, кто-то разберётся с этим вместо меня, но, видимо, придётся самой.

– Я могу помочь.

– Всё в порядке. Просто… рука не поднимается всё это убрать.

– Похоже, не совсем удачное время для знакомства с новым напарником, – после затянувшегося продолжительного молчания нарушил тишину Джеймс.

– Дело не в тебе, Джеймс. – Грейс достала из шкафа картонную коробку, подошла к рабочему месту Уитфорда и поставила её на стол.

В воздух взметнулся столб пыли и заискрился на свету.

Грейс вдруг поняла: ей нужно было чем-то занять себя до тех пор, пока Хэмптон не даст о себе знать. Иначе её вновь поглотят неотвязные мысли. Она утонет в них, не найдя опоры. Безнадёжность, стылая тревога, все эти непрошеные «А что, если?..» немыслимое количество раз не давали ей сомкнуть глаз до рассвета.

– Это было действительно тяжёлое лето. Я потеряла… друга. – Грейс не хотела говорить ему об отношениях с Эваном. – И рассчитывала, что всю оставшуюся жизнь буду перебирать документы в кабинете Мак-Куина. А теперь это убийство и ты… Я свыкнусь, обещаю.

Джеймс кивнул и понимающе усмехнулся. Он стал помогать ей складывать вещи Эвана в коробку.

– Если тебе станет легче – я рада, что это ты, а не какой-нибудь старик, мечтающий о выходе на пенсию.

– Приятно слышать. Ты неплохо справляешься, – остановившись в нескольких шагах от неё, сказал Джеймс.

– Брось.

Нортвуд молчал. Он нахмурился, мучительно подбирая слова, и наконец неуверенно сказал:

– Я говорю правду. То, что ты делаешь, очень профессионально. И ты честная. Мне это нравится.

Грейс отставила полную коробку в сторону, развернулась к нему лицом и сложила руки на груди. Её грудная клетка под тонкой рубашкой поднялась и опустилась, губы дёрнулись – она слабо улыбнулась. И подумала: «Не получается. Не смей думать, что я хорошо держусь, потому что, когда никто не видит, я разваливаюсь на куски».

– Всё совсем не так, как ты думаешь. – Грейс горько усмехнулась. – Я только делаю вид, что всё держу под контролем. Чёрт, Джеймс, я понятия не имею, как с этим справиться, – вот в чём дело. И если ты не хочешь работать со мной – самое время сказать об этом Мак-Куину.

Джеймс не успел ей ответить. У неё в кармане завибрировал телефон.

– Это Хэмптон. Он только что завершил вскрытие. Ждёт нас.

* * *

Криминалистическая лаборатория располагалась возле туристической зоны «Бикон Хилл».

Солнце село ещё до того, как они выехали. Грейс клонило в сон от голода и непривычной, давно забытой усталости. Машина шла плавно, протекторы почти бесшумно скользили по мокрому асфальту. Свет фонарей сливался на периферии зрения в сплошные, длинные росчерки, бликовал на капоте. Темнота вспыхивала разноцветными огнями, призывными неоновыми вывесками круглосуточных придорожных кафе. Несмотря на поздний час, на улицах было полно людей и машин. Грейс цепляла взглядом из тьмы девушек в слишком коротких юбках и тонких платьях из дешёвой ткани. Они стояли группами под фонарными столбами, и чем ближе был мост Холгейт, тем больше их становилось. Несовершеннолетние беспризорницы, подрабатывающие проституцией, – все они казались потенциальными жертвами.

Внутренности скрутило от тревоги. Грейс остро ощутила отчаяние: она не могла спасти, защитить их всех.

Грейс смотрела на Джеймса, на то, как он сосредоточенно вёл машину, не гнал, но, судя по нетерпению и нервозности в движениях и мимике, боролся с искушением нарушить скоростной режим.

Голова была странно тяжёлой и гудящей. Джеймс сбросил скорость перед светофором и остановился. Грейс вздохнула, откинула волосы назад и сложила руки на груди.

Джеймс внимательно взглянул на неё.

– Может, я не слишком хорошо тебя знаю, но кажется, тебя что-то волнует.

– Громко думаю? – усмехнулась Грейс.

Она опустила глаза. Её ресницы подрагивали, между бровей залегла складка. Грейс облизнула губы и развернулась к нему, облокотившись на дверь. Келлер привыкла к тому, что люди, окружавшие её, обладали проницательностью, но ей не нравилось, когда кто-то пытался залезть в её голову и прочитать мысли. Грейс понятия не имела, почему позволила сделать это Джеймсу. Он играючи обошёл ту стену, ту линию обороны, что она выстраивала вокруг себя всю осознанную жизнь. Не протаранил прямыми, смущающими вопросами – обошёл.

– Нет, но ты выглядишь озадаченной.

– Так и есть. Я всё пытаюсь понять, что нас ждёт.

– Может быть, это простое убийство на почве ревности. – Джеймс крепко обхватил ладонями руль и плавно взял с места, когда загорелся зелёный свет. – Или проститутка решила ограбить клиента, и тот вышел из себя, – после продолжительной паузы наконец закончил мысль он.

– Ты и сам в это не веришь, Джеймс. Убийство в состоянии аффекта всегда выглядит иначе. Вышедший из себя клиент не стал бы отпиливать жертве грудь перочинным ножом.

– Если хочешь что-то сказать – я слушаю, – мягко, но настойчиво сказал Джеймс.

Его низкий, глубокий голос, сглаженный лёгким северным акцентом и приглушённой интонацией, завораживал.

Грейс собиралась ответить, но тщательно подбирала слова, чтобы не показаться заносчивой. Она сохраняла спокойное, отрешённое достоинство. После очередного вздоха линия её плеч становилась ровнее, светлел взгляд, а в уголках губ таяла отравляющая горечь.

Наконец она заговорила:

– Знаешь, что-то подсказывает мне: это будет серия. Может быть, это даже не первая его жертва. Серийные убийцы показывают лишь те тела, которые они хотят, чтобы мы нашли. Кинологам не удалось найти отделённую грудь. Значит, он забрал её в качестве трофея. Или вроде того. И это очень далеко от того, что ты называешь «убийством, совершённым в состоянии аффекта».

– Есть какие-то мысли? Может, накидать предварительный психологический портрет? Проконсультироваться с психологом-криминалистом?

Грейс пожала плечами, стянула резинку с запястья и завязала волосы в тугой хвост.

– Скорее всего, это белый мужчина лет тридцати-сорока. У него есть машина. Возможно, неприметный фургон. Мак-Куин сделал запрос на записи с камер наблюдения в дорожную полицию, но я не думаю, что нам повезёт. Поворот с шоссе на Фолл-Сити в слепой зоне.

– Белый мужчина на фургоне… Отлично, список подозреваемых сократился до грёбаной половины штата. – Джеймс улыбнулся.

– Но ты же сказал «предварительный портрет». – Грейс поджала губы и едва сдержалась, чтобы не рассмеяться. – К тому же я полицейский, а не профайлер.

* * *

В моргах Келлер мгновенно выводил из равновесия специфический тяжёлый запах: отвратительный «сладковатый» дух разложения вперемешку с едкой вонью антисептика.

Пока они с Джеймсом шли по коридору в лабораторию доктора Скотта Хэмптона, Грейс достала из сумки флакон туалетной воды и распылила на шею.

Грейс вошла в прозекторскую через силиконовые шторы, часто моргая от яркого освещения люминесцентных ламп и кипенно-белых стен. Внутри тихо играла музыка. Что-то из современной классики, вроде Циммера.

Прикрытое белой простынёй лишь наполовину, тело неизвестной лежало на спине на металлическом столе: омытое и обсушенное, но мертвенно-бледное, синюшное, с тёмными пятнами тления и зачищенными ранами. Вымытые и расчёсанные длинные волосы лежали по обе стороны от её головы. Лицо было умиротворённым, безразличным. Рот теперь уже был закрыт, как и глаза. Того шока, что тело вызвало после того, как Грейс впервые его увидела, не было. Доктор Хэмптон заботливо подготовил жертву к опознанию. Трупное окоченение сошло на нет, мышцы расслабились в последний раз.