Там, среди ароматных цветов глицинии, они практиковались в своей слабой и мелкой, но весьма болезненной магии. Иногда они пытались найти себе новых богов; иногда обсуждали, как убьют Белую Королеву, Делкорту Октобер Ккуль^[9], и Червонную Принцессу, Хэтти^[10] Новембер Ккуль, и захватят трон. Потому что они уже могущественны – разумеется, а как же иначе! Они были величайшими ведьмами своего времени.

Каро, мурлыча вполголоса, схватила Икку за руку, прежде чем та успела открыть дверь классной комнаты. Прижала губы к уху Икки и прошептала:

– Пойдем покурим на колокольне, Заика. Нам многое нужно обсудить – в конце концов, королева и принцесса в городе. Самое время осуществить покушение, тебе не кажется?

– Прекрати^[11]. Как же ты меня раздражаешь, – прошипела Икка.

Обычно с утра она угрюмо молчала; значит, сегодня хороший день, подумала Каро. Икка очень редко открывала рот до полудня. «По крайней мере, для того, чтобы что-то сказать», – добавила про себя Каро и улыбнулась. Икка решила, что над ней смеются. Она резко дернулась и бросила:

– И потом, ты даже не спросила Текку.

Каро поцокала языком и надула губы.

– Чего это ты такая кислая, Заика? Сегодня же праздник!

– Какой еще праздник? – угрюмо отозвалась Икка. – Нет никакого праздника.

Обе прекрасно знали, о чем речь. Об этом всю неделю писали в газетах. Каждый год в середине зимы королева проводила Бега Святых. Это было единственное событие, ради которого члены королевской семьи покидали столицу, – если не считать похорон родственников и деловых поездок по провинции.

В этот день должны были состояться пышные празднества и игры, которые организовывала Белая Королева по своему усмотрению и, хуже того, пользуясь своим воображением. Торжества проводились в большой деревне, располагавшейся в дальней части Округа Мугунхва; в Астаре никогда ничего не происходило. Некоторые местные ездили туда специально, чтобы посмотреть, как Святые, которых привозила с собой Делкорта, подвергались изобретенным ею пыткам. Заглянув в классную комнату, Каро увидела несколько пустых парт. Везучие девчонки, отправились любоваться мясорубкой.

Кэт Пиллар^[12] – так, если верить газетам, звали Святую, выбранную для участия в сегодняшних развлечениях. Караван Белой Королевы, вероятно, прибыл в Округ ранним утром и должен был уехать до рассвета, оставив на арене кровавые лужи. Говорили, что иногда королева выбирает из толпы людей для участия в Бегах. Может быть, это не просто слухи? По закону на арену для боя со Святыми полагалось выпускать только осужденных преступников, но все слышали рассказы. О том, как Делкорта оставляет участникам боев жизнь или обрекает их на смерть – в зависимости от настроения. О том, как Хэтти, принцесса с каменным лицом, сидит, сложив руки на коленях поверх юбок ханбока^[13], и даже не морщится, когда кровь брызжет во все стороны. И каждый год, когда начинались Бега Святых и люди украшали дверные ручки белыми лентами, чтобы выразить поддержку и одобрение – в конце концов, королева всегда убивала Святого после игр, что снижало общее число монстров, – Каро, Икка и Текка говорили о том, что пора с этим покончить. Покончить с монархией. Покончить с жестокими развлечениями. Люди не должны бояться королевы. Они должны бояться только их троих.

Были ли это только разговоры? Возможно, да, а возможно, и нет. Главное, это позволяло им убить время…

Надувшаяся Каро вошла в класс следом за Иккой и шлепнулась за парту позади нее, у окна со старыми, грязными стеклами; когда она смотрела в окно, далекие холмы казались желтыми, как моча. Удивляло то, что свету вообще удавалось пробиться через эти стекла; они стирали цвета, и на парты падали тусклые серые лучи. Каро оглядела полупустое помещение, скучающих учениц. Дождавшись, когда Киллингтон отвернется к доске, она наклонилась вперед и прошипела в затылок Икке:

– Тек даже не соизволила прийти.

Скорее всего, она уже сидела на колокольне, закинув ноги на подоконник, запихивая кирпичи обратно в тайник, где Каро недавно спрятала тайком приобретенные сигареты и коробку спичек.

Икка подперла подбородок рукой, и ее мягкий широкий нос уперся в костяшки пальцев. Она оглянулась на пустое место в конце ряда. Обычно разговоры на уроках сводились к следующему: «Заткнись и дай мне сосредоточиться» (Икка), «Давайте прямо сейчас встанем, уйдем и никогда больше сюда не вернемся» (Каро), «Сначала сожжем школу» (Текка).

Таким был тон разговоров этой троицы, их восхитительные, жестокие рассуждения. Они заставляли Каро почувствовать себя злобной и коварной, а следовательно, великой и могущественной; после самых интересных разговоров она ощущала легкую тошноту. Она знала, что Икка испытывает то же самое, и после уроков, когда они брели обратно в приют, их собственные слова и мечты переполняли их и кололи изнутри, словно булавки. Они не в силах были сидеть в помещении. Вскоре они уже распахивали окна спальни – как обычно, напомнив остальным воспитанницам о том, что произойдет, если кто-нибудь пикнет, – спускались на землю и бежали прочь, к дому Текки.

Однажды ночью, когда Каро с Иккой прибежали и обнаружили Текку у ворот родительской фермы, она приветствовала их с дерзкой улыбкой и серьезно произнесла: «Сегодня полнолуние, луна огромная, круглая и белая, как свадебный торт, и поэтому я считаю, что нам троим следует стать одной семьей. Что вы на это скажете, дорогие мои?»

«Я скажу… – ответила Каро, схватила руку Текки и, в свою очередь, широко ухмыльнулась, несмотря на то что никакой луны не было видно из-за плоптных облаков. – Да, дорогая».

Но Икка обняла себя худыми руками и сердито уставилась на подруг.

«У нас нет колец».

«Какая же ты избалованная», – проворковала Текка, и они с Каро окружили Икку. Одна рука очутилась в черных волосах подруги, вторая тыкала ее пальцем в ребра. Это было так странно. Иногда Каро не могла отличить себя от Текки, но, возможно, это происходило потому, что она и не хотела. Икка отмахнулась, вынырнула из кольца их рук и прислонилась спиной к столбу ворот, у которого только что стояла Текка.

Каро заметила, как тени на несколько мгновений исказились, потянулись к ногам Икки, но потом они с Теккой опомнились и отпрянули.

«Что это с тобой, а?» – хмыкнула Каро и уперлась ногой в ограду, чтобы встать. Посмотрела на Текку, которая, намотав на палец прядь каштановых волос, коснулась носком туфли ноги Икки.

«Да, Алиса, – произнесла Текка, сверля Икку своими темными глазами. – Струсила? Ты разбиваешь наши сердца».

«Черные, черные сердца», – прощебетала Каро.

Икка выплюнула:

«Я не хочу, чтобы это было только у меня в голове».

За оградой бесшумно покачивались ветви глицинии, скрывавшие небо, облака и робкие лучи белой, как свадебный торт, луны; приторно-сладкий аромат цветов уже въелся в одежду Каро. От волос Текки всегда пахло глицинией.

«А что в этом плохого?» – искренне удивилась Каро и потерла висок согнутым пальцем. Разве они уже не существовали друг у друга в головах?

«Неужели нас так легко забыть, Алиса? – рассмеялась Текка и положила подбородок на макушку Икки – пока что она была самой высокой из троих. – Боишься, что проснешься и окажется, что все это был сон? Ничего страшного. Не волнуйся. Я так и подумала, что ты скажешь что-то в таком духе. Дай руку. Я взяла с собой нож».

По мере того, как они взрослели в этом убогом, ничтожном Округе, росла их уверенность в том, что они не найдут ничего интересного для себя в прочих людях – только друг в друге. И из-за этого диагноза они были обречены гнить заживо в случае разлуки. Увядать, засыхать. Друг без друга – в качестве зеркал – они забудут, кто они такие на самом деле, превратятся в нелепые, жалкие, невежественные существа; они знали это. Они не будут больше злыми и испорченными, а ведь именно злоба делала их живыми. Магия, текущая в их жилах, иссякнет и станет бесполезной.

Сблизиться с кем-то другим? С другими людьми? Нет, нет, из этого ничего не выйдет, никогда. Каро знала, что она просто рано или поздно прикончит этого «другого».

У нее внутри жило нечто темное и беспокойное, она чувствовала, что оно сидит у нее в груди, словно острые осколки, словно шрапнель, готовая взорваться, вырваться, осыпать весь мир – если бы только она смогла выбраться из этой дыры! Икка и Текка видели это в ней; они не пугались, не отшатывались, наоборот, их завораживало это зрелище, и Каро тоже видела в них нечто подобное, маленькие бомбочки, начиненные шипами, подвешенные в грудной клетке, как венки из омелы. Часто ей приходило в голову: если одна из них взорвется, то за ней последуют еще два взрыва – цепная реакция. Так что, может быть, однажды…

Пристрастный рассказчик допустил бы несправедливость, не упомянув о том, что в хорошеньких головках этих девиц прочно угнездилась склонность к садизму, которую они без особого старания прятали под маской мазохизма. Свойственная им любовь к боли, которая сопутствовала их природному магическому дару, действительно отдаляла их от остальных людей, тем более от ровесников.

В прежние времена их даже называли бы Святыми. Святые были людьми, которые ежедневно практиковали и оттачивали свою магию, несмотря на то что она разъедала их тела и причиняла невыносимую боль. Это могущество позволило им успешно отразить атаки армии фанатиков во время чумных войн. Но Каро, Икка и Текка выросли в эпоху, когда Святые перестали быть праведниками; теперь это были безобразные, потерявшие человеческий облик чудовища, которые бродили по Стране Чудес – так назывался Лес, расположенный за Стеной. Едва ли кто-то из Святых сегодня пользовался своими магическими способностями; их существование и без того представляло собой сплошное страдание.

Но наши три героини не боялись своего могущества, и поэтому они были чужими среди сверстниц. Каро часто говорила себе: как им повезло! Пусть все прочие держатся от них подальше и даже не думают о том, чтобы им надоедать.

– Мисс Рэббит, – раздался у классной доски резкий голос. Он хлестнул, как удар кнута, и девушки выпрямились. Киллингтон сверлила Каро горящим взглядом. – Снимите капюшон.

– Прошу прощения, сонсэнним^[14], – равнодушно пробубнила Каро и передернула плечами. Плащ упал на спинку стула.

Кэресел поскребла макушку, поправила светлые кудряшки и посмотрела на доску.

Чтоб тебя. Она в первый раз видела эти каракули.

Но на самом деле это было неважно. Единственный нормальный университет находился в Округе Петра, за много миль от Округа Мугунхва, за Стеной. Каро знала, что может даже не мечтать о путешествии через Страну Чудес для сдачи вступительных экзаменов: пеший переход означал встречу со Святыми или Бармаглотами, так что это исключалось, а денег на бронированный поезд у нее не было. Университетский диплом – даже если бы ей удалось его получить – не значил ровным счетом ничего; ей все равно предстояло стать жалкой работницей на одной из ферм, медленно умиравших внутри той самой Стены, которую она видела на горизонте по вечерам. Она с каждым днем совершенствовалась в своей «птичьей магии», но это тоже ничего не значило.

Ничего не значило, и поэтому Каро было наплевать на учебу.

Икка и Текка тоже застряли в этой глухомани.

С ней.

Каро часто размышляла о том, как сложилась бы ее жизнь, если бы она была богата. Или если бы она была могущественной ведьмой, а не девчонкой, которая валяет дурака в подвале приюта, глядя на то, как нити магии, похожие по цвету на полярное сияние, обвивают кончики ее пальцев, и пытаясь сотворить ерундовое заклинание над вороной, сбитой камнем с забора. Итак, получив богатство или могущество, она стала бы очень жестокой девицей.

Каро сцепила руки, потерла подушечкой большого пальца безымянный палец на другой руке, нащупала тонкий шрам, похожий на кольцо. У Икки и Текки были такие же. Они не просто женаты. Они связаны узами крови и боли.

Раздался резкий скрежет металлической ножки стула о кирпичный пол, и Каро подняла голову.