– Я должен убедиться, что твое решение основано не на одних эмоциях и личной неприязни. Уволиться ты всегда успеешь, а вот найти новое место работы с похожими условиями не так-то просто. Вот я и хочу понять, когда эмоции утихнут, не пожалеешь ли ты о своем решении?

Не сдержавшись, я погано фыркнула.

Да что он знает о моих эмоциях? Если б догадывался, не стал бы ущемлять меня, пользуясь своим положением.

– Я все равно не понимаю, какое тебе дело до меня и моих решений… И с каких пор ты в альтруисты записался? Если хочешь помочь чем-то, так помоги. Подпиши заявление и разойдемся с миром, – не увидев никакой ответной реакции, я невольно раскрыла губы, испустила горький вздох и с мольбой посмотрела на него. – Пожалуйста, Макар. Давай не будем все усложнять. Отпусти. Дай мне уйти… Так просто.

И наверное впервые за время нашего разговора Макар позволил себе опустить затуманенный взгляд ниже моего лица. Гораздо ниже. Как будто в моем скромном декольте он надеялся отыскать верное решение. Будто на моих ногах, обтянутых тонким телесным капроном, было что-то занимательное. С таким нескрываемым интересом он разглядывал мои острые коленки и тонкие щиколотки, словно и ног никогда раньше не видел.

Подо мной будто угли раскалялись. Я заерзала на стуле, желая одернуть юбку вниз… Жалея вообще, что надела юбку. Додумалась же!

Неестественно прочистив пересушенное горло, я выдала резким тоном:

– Ты же понимаешь, я не смогу больше работать здесь! Это слишком для меня.

Макар наконец отвлекся от созерцания и вынырнул из задумчивости.

– Так… и в чем же выражаются твои трудности? – спросил как ни в чем не бывало.

Такому бесчувственному гаду, вроде Громова, меня никогда не понять, даже если я разжую все и в рот положу. Ему не понять, что свежи еще мерзкие воспоминания в моей памяти. И только из-за его появления они снова начали всплывать, расшатывать мою стойкость. Ему же не понять, сколько сил у меня ушло на то, чтобы заделать в сердце дыру. Заделала с трудом, а теперь из нее сквозит страшно.

Да, до недавнего времени я испытывала к нему полнейшее безразличие, а сейчас я его ненавижу, но ведь когда-то я любила его. Да, он лишил меня этого поистине прекрасного чувства. Я утратила его и, скорее всего, безвозвратно. Но находиться рядом с человеком, который посмел сотворить подобное со мной – это все равно что возвращаться в тот ужасный день и заново биться в агонии причиненной им боли. Из раза в раз.

Это вымотает меня. Сведет с ума.

Но ему же этого не понять… У мужчин не так все устроено. Готова поспорить, наличие бывшей в радиусе ста метров только подстегивает Макара, а меня же претит это чертово соседство.

Всеми силами я старалась держаться невозмутимо. Не смотреть на Макара больше. Держать оборону и не давать ему меня сломить.

– Как ты себе это представляешь? – всплеснула я руками. – Вот скажи, как мне заставить себя работать на человека, который в любой момент может всадить нож в спину?

Громов на краткий миг сомкнул веки и глубоко вздохнул. С сожалением. Складывалось впечатление, будто ему вдруг стало невыносимо стыдно.

Как жаль, что это впечатление было ложным.

– Аль… – едва слышно произнес Макар, однако этого хватило, чтобы меня насквозь прошило разрядом тока.

– Не смей называть меня так! – на полтона повысила я голос, выйдя на секунду из себя, вся моя невозмутимость лопнула мыльным пузырем.

– Как скажешь, – выставил он вперед руку в успокаивающем жесте. – Я хотел сказать, что не метил на место отца. Я понятия не имел, что так выйдет. Я знать не знал, что встречу тебя здесь. Но…

Громов осекся резко, сжал зубы и задумался.

– Но? – поторопила я.

Макар только раскрыл рот и тут же плотно захлопнул. Он хотел сказать что-то такое важное, определяющее, но в последний момент передумал. Даже не передумал. Он словно запретил себе говорить то, что было у него на уме.

Громов нахмурился, приподнялся с дивана и подошел к кулеру.

– Не нужно тебе увольняться просто из-за того, что ты будешь видеть меня чаще, чем тебе бы этого хотелось. Если причина только в этом, мы можем с тобой вообще не пересекаться, – поведал он будничным тоном, а затем сделал пару глотков воды из пластикового стаканчика. – Но я не могу позволить себе в такое непростое для компании время разбрасываться ценными кадрами, не попытавшись их сохранить.

Да уж, это совсем не то, что я хотела бы услышать. Ничего важного и определяющего в его словах не было. Одна вода. В уши так и заливал.

– Не нужно делать вид, будто для тебя я какой-то там ценный кадр! Ты же что-то задумал. Я прям чувствую.

Взгляд его метался по моему искаженному в сердитой гримасе лицу, пока он не отвернулся, чтобы выбросить стаканчик в мусорное ведро.

– А я не делаю вид. Я могу тебе открытым текстом заявить, что отношусь к тебе не как к обычному сотруднику, но это никак не отразится ни на тебе, ни на твоей работе. Я не задумывал ничего в отношении тебя, и никаких ножей у меня для тебя не припасено. Я просто хочу, чтобы ты не принимала поспешных решений, включила голову и ради своей карьеры оставила прошлое в прошлом, – он снова вернул взгляд на меня и через паузу на тон тише добавил: – Останься. Хотя бы до тех пор, пока не найдешь достойную замену.

– Не могу, – замотала головой, потупив глаза в пол.

– Тебя все еще это задевает?

– Что именно?

– Наша история в прошлом. То, как я с тобой обошелся?

Помнит. Все-таки не забыл.

А я-то уж думала, он мудак с кратковременной памятью, а он, оказывается, мудак обыкновенный. Просто притворяется хорошо.

– Нет, не задевает, – сглотнула я горький ком, не решаясь поднять голову.

– В таком случае пускай твое заявление полежит пока у меня. Обещаю, недели через две-три мы вернемся к этому вопросу. А сейчас я не хочу делать поспешных решений, о которых мы оба потом будем жалеть.

Сволочь! Снова на паузу решил меня поставить! Да чтоб ты провалился куда-нибудь! В ад – было бы здорово!

В моих глазах не было ни единого намека на слезинки, а душу уже вовсю топили слезы. Решетило нутро градом из заледенелых слез.

У меня было всего два варианта: либо разрыдаться, либо вывалить на него все, что накопилось во мне.

Третьего варианта, где я успокаиваюсь, покидаю его кабинет и выхожу на больничный, увы, не предвиделось.

– Я жалею лишь о том, что когда-то с открытым ртом выслушивала твое вранье, а теперь оно мне боком вылезает! Знала бы я хоть какую-то правду о твоем родном отце, да я бы в жизнь не пришла работать в его компанию! Я же спрашивала, что сейчас с ним, а ты сказал, он умер! Умер, Макар! А тут он вдруг воскрес! Ну ничего себе, чудеса какие! – меня точно прорвало. Трясло от злости.

Я резко вскочила на ноги, сгребла со стола первое, что попалось под руку (ею оказалась моя анкета), и с остервенением разорвала на мелкие куски.

До того он меня накалил!

– Я не желаю иметь с тобой ничего общего! Я терпеть тебя не могу! Ты мне противен! Настолько, что я лучше выколю себе глаза, чем буду терпеть твою физиономию еще какое-то время! Уволюсь как-нибудь и без твоего согласия! – напоследок я швырнула клочья бумаги ему в лицо.

Я предполагала, что моя выходка приведет Макара в ярость.

Ошиблась.

Взгляд его наполнился вселенской скорбью. На лице читалась полнейшая обескураженность. Своей истерикой я обездвижила его. Макар был дезориентирован. Стоял как вкопанный напротив меня. И моргать забывал. Его будто оглушили.

Еще бы…

Он ведь никогда не видел меня такой рассвирепевшей. А я никогда и не была такой… Я сама себя не узнавала. Точно бесы в меня вселились.

Возможно, позднее мне будет стыдно. Но сейчас стало даже чуточку легче.

– Прости, Алён, – прохрипел Макар, – если бы я только мог что-то исправить, я бы..

– Замолчи! Ненавижу твои паршивые "прости"! – почти кричала я, сама от себя не ожидая. Осуждала себя, но ничего с собой поделать не могла. Мерзкие слова лились изо рта, как дерьмо по сточным трубам: – Лучше прибереги их для своей богини минета! Твоей невесте они нужнее!

Миг – и Макар снова застыл. Только желваки ходили ходуном и ноздри расширялись. А в налитых кровью глазах уже вовсю зарождалось сущее зло.

Стало быть, я влезла туда, куда не следовало. Упоминанием Оли я таки привела его в ярость.

Мне ничего не оставалось, кроме как в испуге попятиться к двери.

– Как ты сказала? – выдавил из себя, пылая гневом. – Богиня… чего?

– Н-ничего, чего слышал, – буркнула я с опаской, упираясь спиной в дверь и нашаривая ручку.

Глава 8. Новые подробности

– Постой… почему… Алён, ответь, почему ты так ее назвала?

Как? Невестой или богиней?

Казалось, Макара уже бросало из состояния гнева в замешательство, а потом швырнуло обратно. Не успевала я угнаться за быстро сменяющимися эмоциями на его перекошенном лице.

Он вроде бы и злился, но словно не понимал из-за чего именно, и на кого вообще стоит злиться.

А я боялась. Но испугалась, не самого Макара, а то, что услышу подтверждения своим догадкам. Что все это время он был с той самой Олей… Что он не просто мне изменил, а остался с той, с кем изменил…

Как бы там ни было это могло ударить по больному…

Как бы я ни убеждала себя в безразличии, где-то в глубине души все еще ныла незаживающая рана, о которой я не вспоминала благодаря выстроенным стенам самообмана.

– Откуда ты это слышала… скажи? – следом обратился Макар, взирая на меня совершенно потерянным взглядом.

Сначала возникла мысль, что такая неоднозначная реакция была вызвана оскорблением его сортирной пассии.

Скорее всего, отчасти так и было. Однако скрывалось здесь и нечто иное.

Может ли быть такое, что он помнил, как назвал тогда Олю…? Верится с трудом, но, судя по пришибленной реакции Макара, он об этом не забывал даже.

Помнил, а теперь клещом прицепился к этим словам.

Макар ведь не догадывался о "добрых" людях, подставивших его два года назад. Не знал он о слитом видео, на котором прочищал глотку своей Оле. А благодаря моему неуправляемому языку до него начало доходить. Шестеренки в голове закрутились, мозги закипели, пар из ушей повалил.

Но я и подумать не могла, чтобы облегчить ему поиски ответов.

Ничего не скажу ему! Пускай мучает себя этими мыслями, если ему это действительно важно.

Хоть что-то же должно было прилететь Макару в качестве ответки. Такое себе возмездие, конечно, но это лучше, чем ничего.

– Всего хорошего, Макар Дмитриевич! Надеюсь, вы сдержите свое обещание, и не станете попадаться мне на глаза в дни моей отработки. В противном случае пеняйте на себя, – гордо произнесла я с расползающейся на губах удовлетворенной улыбкой.

Ухватившись за дверную ручку, я резко прокрутила ее, развернулась и пулей вылетела из кабинета.

– Алёна, подожди! Стой, твою мать! – выкрикнул Макар мне в спину.

Под изумленные взгляды помощницы руководителя и секретаря я ураганом понеслась из приемной.

А затем раздался хлопок двери. Настолько громкий, что со стен посыпалась штукатурка. У Макара сдали нервы в первый же день.

А он просит меня задержаться на две-три недели…

Плевать. Я продержусь, так и быть. Займусь пока поисками новой работы, возможно, даже не выходя на больничный, а вот Макар…

Что-то подсказывает, с нервами ни к черту долго он здесь не протянет. Либо наиграется и сам бросит компанию на произвол, либо его изживут конкуренты.

Одно из двух.

Так или иначе под управлением Макара Громова компания скоро пойдет ко дну.

Даже если бы нас ничего не связывало в прошлом, искать новую работу все равно пришлось бы. Не сейчас, так потом. Так зачем тянуть время?

Я неслась по коридору этажа, словно за мной стая бешеных псов гналась. Лица коллег мелькали, кто-то даже здоровался со мной, а я лишь кивала им, не сбавляя шага.