В глубине синевы вспыхивает недобрый блеск. Храбрая часть меня расправляет плечи и, вооружившись смелостью, ждет очередное дерьмо, а вторая настораживается и робеет от страха, опасаясь повторить вчерашний эпизод. Не знаю, какое из «я» проявит себя в тот или иной момент, но внешне стараюсь оставаться непоколебимой. Мне жизненно необходимо убраться отсюда на какое-то время. В конце концов, когда тебя ежедневно болтает туда-сюда как в консервной банке, не остается сил на борьбу.

– Меня уже ждут, – говоря это, по спине бежит холодок, но стараюсь не сломаться под тяжелым взглядом.

Льюис склоняет голову набок.

– Рэй?

– Нет. – Я вру, и то, с какой уверенностью делаю это, немного пугает. Я, кажется, окончательно выжила из ума в тот момент, когда отдала предпочтение Рэю, хотя удобней думать, что действую ради себя. – Но даже если он, что ты сделаешь? Запрешь двери и окна, посадив на цепь? Думаешь, я буду покладистой зверушкой и не уйду?

– Я никогда не посажу тебя на цепь! – Рычит Льюис, словно не понимает, что именно это уже сделал. – Ты меняешься, когда общаешься с ним!

– О боже, ты действительно считаешь, что причина в нем? Тебе легче считать виноватым постороннего человека, нежели согласиться с тем, что она – в тебе?

– Я ничего не сделал!

– Ты прав. Ты ничего не сделал.

К собственному удивлению, отталкиваю Льюиса и успеваю покинуть ванную комнату до того, как он снова заслонит проход. Еще немного в стенах дома – и поедет крыша. Меня словно лишают кислорода. Я должна настоять на своем во что бы то ни стало. Должна вырваться из клетки, в которую по дурости села и с мечтательной улыбкой на губах заперла своими же руками, вручив Льюису ключи.

– Давай проведем сегодняшний день вместе? – Предлагает он, и я отказываюсь воспринимать слова всерьез, ведь это не что иное, как очередная попытка оставить меня в злополучных стенах. – Что мне сделать, чтобы ты не уходила?

– Отпустить.

– К нему?

– Господи, хватит! – Не выдержав, повышаю голос, потому что ощущаю, как Льюис выбирает тактику надавить на больное. И если честно, у него почти получается, ведь это именно то, чего так не хватает. То, что приходится выпрашивать мне: совместное время. Я как занудная попрошайка, жду его у входа и клянчу чуточку внимания.

– Поцелуй меня, – самая простая просьба из его рта звучит как приказ.

– От тебя несет перегаром.

– Значит, я почищу зубы, и ты поцелуешь меня!

Я открываю дверь и оборачиваюсь, потому что не вижу другого выхода, кроме как дать то, чего он хочет, чтобы выиграть время.

Льюис удаляется в ванную комнату ленивой походкой. Он растягивает процедуру до нескольких минут, как будто делает это намеренно. Вполне возможно, так и есть, потому что никогда ранее к чистке зубов не относился с таким трепетом, словно впервые за пару лет взял в руки щетку и решил обработать полость рта до голливудского шика.

Он наконец-то появляется на горизонте, расчесав волосы и умыв лицо.

– Порядок?

– Лучше, – соглашаюсь, вынуждая себя улыбнуться, пока на душе скребут кошки. Я все еще не отошла после вчерашнего и будь чуточку смелее, должна была уйти, не сказав ни слова, как делает он. Комично, что могу ответить взаимностью всем, кроме Льюиса, как будто у него есть какая-то власть надо мной.

Он накрывает мои губы и обвивает талию руками, прижимая к себе. Я сдаюсь и расслабляюсь в некогда родных и любимых объятиях. Сердце обливается кровью. Той нежности, с которой целует, до невозможности не хватает. Язык проскальзывает в рот и обводит нижнюю губу. Ладонь ложится на бедро и, пропутешествовав к ягодицам, пробирается в карман на джинсах. Я не могу дышать, возвращаясь на несколько лет назад, когда он делал так же. На мгновение кажется, что мы становимся теми Льюисом и Сиенной, которых наблюдала в школе. Они были счастливы, могли разговаривать часами, проводили так много времени вместе, что двадцати четырех часов в сутках было недостаточного, занимались сексом, обнимались и снова занимались сексом. Мы были всецело поглощены друг другом. Перед глазами плывет картинка, звуки искажаются и я, тяжело дыша, разрываю поцелуй.

Уставившись на его грудь, не решаюсь поднять глаза. Я испытываю неистовое желание отвесить Льюису пощечину за то, что этого больше нет. За то, что той Сиенны больше нет. За то, что от тех нас практически ничего не осталось кроме пепла, который ворошим. Я ворошу, пытаясь отыскать хотя бы один тлеющий уголек, за который можно зацепиться и разжечь пламя.

– Останься, – шепчет он.

Изо рта вылетает что-то наподобие фырканья и смешка.

Надо же, а я действительно поверила в искренность. Каждое движение его губ, каждое прикосновение было лишь способом вернуть контроль. Хочется помыться, и я вытираю губы тыльной стороной ладони, избавляясь от сладкой лжи. На сей раз отступаю и, развернувшись на пятках, направляюсь по тротуару.

– Ты любишь меня! – Выкрикивает Льюис. – Ты не оставишь меня, Си! У нас общее будущее!

– Прекрати. – Не уверена, что он расслышал, но упрямо иду вперед.

– Ты в шаге от беременности, у нас семья!

Я резко останавливаюсь и совершаю роковую ошибку, когда оборачиваюсь.

Вижу боль в глазах, словно ему тоже не плевать. Стоит Льюису показать чувства, как сомневаюсь в правильности определенных поступков. Стоит проявить нежность, как превращаюсь в мотылька и слепо лечу на свет, который чаще всего оказывается обманным маневром. Но не в этот раз. Брошенные слова пугают до чертиков. Мне становится дурно, а вдоль позвоночника бежит холодок.

– Что ты сделал?!

Льюис молчит, уставившись на меня как недоразвитый тупица.

– Отвечай!

– Я… – Он запускает пятерню в волосы. – Я не уверен, что последний презерватив был целым.

Меня начинает тошнить, как указано в гребаной методичке о первых симптомах беременности. Знобит так, что бросает то в жар, то в холод. Попятившись назад, ощущаю пристальный взгляд на спине, и, завернув за угол, прижимаюсь к холодному фонарному столбу.

Я могу быть в положении.

От подобной мысли каждый мускул в теле сковывает дичайшая паника. Становится трудно дышать. В ушах грохочет сердце. Я смахиваю бисерины пота со лба, выполняя дыхательное упражнение и концентрируясь на позитивных мыслях.

С чувством вины и сожаления уже было хочу написать Рэю, придумав оправдание, почему не могу прийти, но это равноценно капитуляции. Именно его Льюис добивается. Пойти у него на поводу – означает сдаться, а я лучше пройдусь по раскаленным углям, нежели сдамся. К тому же сегодня могу попасть на домашний стадион футбольной команды, где проходят матчи, а не посетить скромное университетское поле для тренировок. В нерабочее время внутрь стадиона вход завязан для всех, кроме членов команды. Любопытное «я» жаждет пройтись по траве и прочувствовать сохранившуюся энергетику, чтобы получить вдохновение, которое сейчас в дефиците. Но главное: верну блокнот. Обратного пути нет.

Добравшись до места, останавливаюсь, чтобы рассмотреть постройку.

Поднимаю голову и обвожу взглядом массивные колонны, приковывающие внимание к главному входу. На громоздкой фиолетовой вывеске большими буквами написан «Нью-Йоркский университет» и логотип заведения. Высокие каменные стены опоясывают строение по всей ширине, лишая доступа к полю, куда можно попасть лишь через холл. Я захожу внутрь и взглядом ищу Рэя, либо же того, кто подскажет, в каком направлении двигаться, но вокруг ни души. В помещении кромешная тишина, а на турникетах горит красный крест, запрещающий движение.

Я жду еще некоторое время, стуча каблуком по плитке, но чудо не случается.

Шумно втягиваю воздух и вытаскиваю из кармана мобильник, чтобы надрать задницу Рэя, если протащил меня по городу ради глупой шутки. Есть сомнения по поводу того, что воскресенье у команды начинается с изнуряющей тренировки. Слушаю протянутые гудки и качаю головой, чувствуя себя самой настоящей дурой. Я снова злюсь и намерена достать его из-под земли, чтобы не уходить с пустыми руками, а исключительно после того, как придушу.

Предпринимаю безбашенную попытку и опускаюсь на колени. Проползаю под турникетом, поднимаюсь на ноги и смахиваю песчинки с колен.

Ему не жить.

Возможно, мне тоже после отчисления за проникновение в частную собственность.

Я ни разу не посещала футбольные матчи, следовательно, не видела домашний стадион. Должна сказать, что люблю петлять и рассматривать старинные здания, которые хранят богатую историю, но не сегодня, когда раздражена настолько, что готова схватить раскаленную кочергу и засунуть в задницу Льюиса. Крутясь по витиеватым коридорам секторов и каждый раз стучась в закрытые двери, едва не ловлю приступ клаустрофобии или очередную паническую атаку, слушая звонкий смех Рэя в голове. Ни за что на свете не помру тут, не обезглавив его тщеславную задницу. Мне нужно выпустить пар. Нужно отвлечься от разъедающих, словно яд, навязчивых картинок о незапланированном пополнении.

К счастью, целеустремленность дает плоды. Нахожу выход на поле и теряю дар речи. Обвожу взглядом количество пустых мест для болельщиков и представляю, что творится, когда они заняты. В помещениях, вероятно, царит настоящий хаос, когда проходят игры. Фокус смещается на поле, и я сжимаю челюсти, заметив Рэя, валяющегося на искусственной траве в полном одиночестве. Он копается в мобильнике, а в следующую секунду на его губах появляется намек на улыбку.

Он гребаный Сатана в ангельском обличии.

Я прищуриваюсь, задумавшись, что его развеселило. Может быть, пустоголовая девчонка, готовая покататься на его члене, или же дурацкий видеоролик. Он труп при любом раскладе.

– Долго будешь там торчать? – Рэй повышает голос, пока я мысленно обвожу его труп мелом.

– Ищу подходящее место для твоего мертвого тела!

Перекидываю ногу через ограждение, следом за чем проделываю то же самое со второй. Повиснув на выступе, носками ботинок нахожу опору в твердой почве, а в следующую секунду срываюсь с места и на полном ходу снимаю рюкзак, чтобы привести план мести в действие. Это как бальзам на душу, ведь наши отношения ничто не нарушит: ни драка и ни обмен колкостями. Плюс в том, что Рэй буквально является отвлечением, становясь чем-то вроде груши для битья. Я использую его, как он использует меня.

Рэй не торопится уносить ноги. Он заразительно смеется, когда избиваю его рюкзаком, как будто удары щекочут, а не приносят боль.

– Не переутомись, – дразнит он, катаясь по полю.

– Ты идиот! – Тяжело дышу, нанося удар за ударом, но взгляд цепляется за знакомую обложку, и я замираю как олень в свете фар.

Рэй понимающе усмехается, но тут же меняется в лице и поднимается на ноги, заслоняя собою солнце.

– Это еще что, мать твою? – Рычит он, указав пальцем на мой лоб, из-за чего вздрагиваю.

Глубоко вздохнув, стараюсь сохранять самообладание. Это требует непомерных усилий, ведь готова упасть и разрыдаться прямо у него под ногами. Я в раздрае и не знаю, что делать, если куплю тест и увижу две полоски.

– Запуталась в ногах, – бросаю я, концентрируясь на испытываемой злости.

– Я не поверю в это дерьмо, – фыркает Рэй, продолжая исследовать мое лицо, вероятно, на наличие других травм.

– Я торопилась и ударилась о перила, когда спускалась!

– Надо же, какая неожиданность, – едко подстегивает он так, что ощущаю неприятный укол в груди. Его сардонический смешок как удар под дых.

Рэй не ждет одобрения. Бесстыдно, но в то же время осторожно, касается пальцами образовавшейся шишки, и в его глазах поднимаются языки пламени. Я замираю, не в силах отстраниться. Не могу даже шевельнуться, ощущая горячее дуновение на лице, чувствуя холодные, шершавые подушечки пальцев на коже. Он обводит место, на который пришелся удар, и воздух становится до невозможности тяжелым. Аромат тропических фруктов и скошенной травы просачивается в нос, взяв в плен разум, из-за чего ошарашенно пялюсь на него. Слушаю клокот собственного сердца, и даже пощечина не приведет в чувство.

– Клянусь, если это сделал он, я сломаю не только пальцы, – рычит Рэй, на скулах играют желваки, и он выглядит не на шутку рассерженным. – Он живой труп.