– Ничего особенного, – негромко произносит он, как будто смущается. Я, кажется, запутался и уже не понимаю, знакомы ли мы вообще. Может быть, у него появилась точная копия, разве что скрытная. А, может быть, так влияет Джейн. Он медленными шажочками пробивается сквозь тернистый путь, который на деле выглядит так, будто отдаляется. Какая-то часть меня начинает бастовать, требуя сохранить дружбу, взявшую начало в средней школе. Не представляю, чтобы мы разошлись по разным сторонам земного шара и перестали общаться.

– Каллоувей занял позицию квотербека, – сообщаю я, метнув короткий взгляд в сторону Трэва, который приступил собирать сэндвич, нацепив выражение а-вот-это-интересненько, но в то же время остается невозмутимым.

– Я догадывался, – обыденным тоном, в котором нет и намека на удивление, доносит товарищ. Он сдувает непослушные каштановые пряди, лезущие в глаза, и добавляет: – Он сутками на поле пропадает. Может быть, ночует там же.

– Он и раньше там сутками пропадал. – Возвращаю внимание к виновнику торжества и фыркаю. – За кого ты нас принимаешь? Мы не просто соседи, придурок, а друзья. Тебе дать точную трактовку термина?

– Я в курсе. – Уилл вздыхает и разминает шею наклонами, стуча карандашом по столу.

Трэв присоединяется ко мне и ехидно улыбается, с аппетитом уплетая сэндвич. Ему всегда доставляло огромное удовольствие, когда дерут задницу Каллоувея. До сих пор не понимаю, чем это вызвано. Разве что причина кроется в Одри, которая, если присмотреться, на сегодняшний день интересует Уилла настолько же, насколько королевская семья. Нисколечко, если быть конкретным.

– Тогда какого черта ты молчишь обо всем, что происходит? Может, под бумагой билеты в Вегас и планы тайной свадьбы?

– Она явно не за горами, – подтверждает Трэв. В его серых глазах вспыхивает замешательство. Он снимает маску равнодушия и выглядит растерянным. – Ты хотя бы планировал рассказать?

– После первой игры, – Уилл смотрит на нас исподлобья, будто хочет избежать дальнейшего обсуждения.

О, как бы не так!

– Охренеть, мы даже не приглашены! – Я морщусь и, расставив ладони по столу, нависаю над ним. – Знаешь, что, Каллоувей, я приду, хочешь ты этого или нет.

Он вскидывает бровь, а грудь дрожит от беззвучного смеха, пока я перебираю наброски, чтобы выяснить ближайшую дату матча.

– Это не похоже на угрозу.

– Так поступают друзья, засранчик, – говорю я и, улыбнувшись находке, размахиваю бумагой в воздухе. – Ух ты, игра уже на этой неделе. Завтра.

– И что ты собираешься делать?

– Нацеплю джерси с твоей фамилией и совершим каминг-аут, если свет прольется на другие грязные секретики, которые хранишь при себе.

На самом деле, секретов у него предостаточно. Я все еще помню неожиданный звонок от старшего братишки, который хотел узнать через нас, чем живет Уилл. Понятия не имею, что ответил Трэв и Коди, но я вежливо предложил Роланду катиться на хрен, поставив себя на его место. Дерьмово, когда о тебе узнают через друзей, особенно те, с кем на грани ядерной войны. Стоит на горизонте появиться Роланду, как Уилл принимает оборонительную позу и еще некоторое время ходит мрачный. Не знаю, что между ними происходит, и предпочитаю не вмешиваться в семейные терки.

– Буду кем-то вроде твоей личной хоккейной зайки, Каллоувей, имей в виду.

Уилл кривится от отвращения, а я направляюсь в комнату, где намерен упасть на кровать и ближайший час пялиться в потолок, потому что… черт, я давно так не делал. Что ж, и не сделаю, каждую минуту свободного времени приходится посвящать зачету и зубрить заметки, которыми поделилась Хелена. Не составит труда признаться, что обязан ей. За пару дней в моей голове усваивается столько информации, сколько не уложилось за год.

– Не опаздывай на съемку, Ларсон, или не появляйся у меня на глазах, – предупреждает Уилл.

Я поднимаю руку и показываю средний палец.

Глава 6. Рэй

Я покупаю два стаканчика кофе в старбаксе, один из которых донельзя забит воздушными сливками и разноцветной посыпкой, после чего спешно ретируюсь в университетский двор, где в теплую погоду расставляют столики и лавочки для любителей осенней поры или для фанатиков поморозить задницу на холодной деревяшке. Сегодня невероятно солнечно для начала октября, к тому же суббота, а я тащусь в свой законный выходной в университет. На небе ни облачка, теплый ветерок прогуливается по открытому пространству, окруженному высокими кленами, в тени которых можно укрыться от солнца. Шелест листвы затмевает городской шум, пестрые оттенки украшают каменную брусчатку и кружат в воздухе, плавно оседая на увядающий газон. Осень – довольно эффектное время года, если закрыть глаза на дожди.

Среди небольшого сгустка студентов обнаруживаю девушку, на которую охочусь как какой-то ополоумевший псих. По мне плачет судебный запрет на приближение.

Хелена приняла позу по-турецки и лениво потягивает напиток через трубочку, сконцентрировав внимание на блокноте. Тонкие пальцы обхватывают карандаш и совершают легкие наброски. Она не обращает внимания на громкий смех за соседним столиком, игнорирует слабые порывы ветра, абстрагировавшись от внешнего мира. Волнистые локоны собраны в заколку на затылке, короткие волоски отделились и обрамляют лицо. Колготки из крупной сетки прячутся под уже знакомыми шортами, на ногах грубые ботинки. Я не могу сдержать улыбку, изучая черную рокерскую футболку, лицевую сторону которой украшает жирная надпись Ramones и логотип группы.

Не удержавшись от соблазна, заглядываю в блокнот, как только приближаюсь.

На белоснежном листе успеваю рассмотреть человеческий образ. Я никогда не увлекался живописью, но с радостью предоставлю себя в качестве холста. Это чертовски сексуально, к тому же она весьма хороша в своем деле. В голове вспыхивает картинка, где нахожусь между притягательных бедер и наблюдаю, как она рисует на моей груди. Скоротронусь умом от количества фантазий, одолевающих разум.

– Как ты любишь: извращенный кофе.

– Решил произвести впечатление? – Прищуривается Хелена, не решаясь принять напиток. – Или там что-то подмешано?

– Серьезно? – Я брезгливо фыркаю, искренне обескураженный подозрениями. Это, черт побери, выше моего понимания и в какой-то степени оскорбительно. – Я похож на того, кто подмешивает афродизиак девушкам?

– Тест по двум прошедшим темам, – кивнув подбородком на бумагу, сообщает она, игнорируя вопрос. – Напряги извилины и попытайся ответить правильно хотя бы на половину.

– Мне полагается награда, если отвечу правильно на все?

– Получишь зачет.

– Слишком скучно. Не ставь на чашу весов себя и зачет.

Ее взгляд красноречивее тысячи слов.

Я шумно вздыхаю и беру карандаш, вчитываясь в вопросы.

Память не подводит, может быть, не такой уж я и безнадежный разгильдяй. Старания не напрасны, я не хотел упасть в грязь лицом. Зачет жизненно необходим, не перестану это повторять из раза в раз, чтобы не сдаваться. Все полетит в тартарары, если дам слабину и пущу изучение на самотек. К тому же вижу в этом способ добиться ее расположения и доказать, что я не один из слабоумных спортсменов, который думает членом, а руководствуется наставлениями задницы.

– Какая у тебя специализация?

– Не болтай, – командует Хелена, возвращаясь к рисованию.

– Это самый невинный вопрос, который задавал.

– Изобразительное искусство и дизайн, – произносит она и выглядит при этом так, будто хочет отрезать собственный язык.

Что ж, вполне предсказуемо.

– Не поинтересуешься, на какой обучаюсь я?

– Нет.

Ничего другого и ожидать не стоило. Я даже рад, что она вернула прежний энтузиазм бодаться.

– Археология.

– Сосредоточься, Рэй. Не заставляй меня пожалеть о потраченном времени.

– Ты не пожалеешь ни о чем, что связано со мной, Техас.

Я прилагаю непомерные усилия, когда сосредотачиваюсь на вопросах. Это не так уж и просто, если учесть тот факт, что предпочитаю работать в мертвой тишине, а мы находимся посереди оживленной улицы едва ли не в сердце мегаполиса. Концентрация страдает и является слабым местом столько, сколько себя помню. Мама неустанно твердит, что я самый неусидчивый человек из ныне существующих. К тому же буквально кладезь бесполезной информации вроде той, что паук – не насекомое, а входит в отдельный вид семейства паукообразных из-за количества лап. Понятия не имею, где пригодится столь ценная информация. Я не чертов биолог.

Обвожу правильные на мой взгляд варианты и возвращаю Хелене тест, не упуская от внимания то, что он составлен ею. Я прячу улыбку, поймав себя на мысли, что она не настолько бесчувственная, какой пытается выглядеть. Мне нужно запастись терпением и найти брешь в щите.

– Клянусь, я перечитал все, что ты дала несколько сотен раз.

– Не пытайся убедить меня, – пробегая по тесту глазами, бубнит Хелена, в нескольких местах перечеркнув неверные варианты. – Я опираюсь на знания.

Проклятие, я знаю, что способен на большее. Знаю, что могу лучше. Сегодняшнего результата недостаточно. Я всегда принимал личные неудачи за вызов. Они как стимул действовать, мотивация совершенствоваться, толчок к росту. Я все-таки спортсмен: азарт и желание выделиться в крови.

– Тогда учитывай то, что у меня есть работа, тренировки и другие предметы, – зря я это сказал. Ох, как зря. Прозвучало как отговорка и до неприличия жалко.

Покосившись на меня, Хелена возвращает внимание к тесту, сделав пометку. Я не вижу, что она пишет, но догадываюсь. Тупой футболист с манией величия – полагаю, вписывается идеально.

– Ты не говорил, что работаешь.

– Это не совсем работа. Мне выпала возможность сняться в спортивном бренде.

Хелена бледнеет за считанное мгновение. Она рассеянно оглядывается по сторонам, будто кого-то ищет, я же задаюсь вопросом, какого черта происходит. Ее тревога вызывает смешанные ощущения.

– У меня плохое предчувствие. Можем перенести? Во сколько ты свободен сегодня?

У меня челюсть отвисает.

Можем перенести?

Что, мать твою, за любезности? Мне послышалось?

– Прямо сейчас, – вернув дар речи, отчеканиваю в ответ. – Ты установила дурацкие правила, которым следую как ветхозаветным заповедям Библии.

– Я должна…

Она не успевает договорить, сжав пальцы на карандаше с такой силой, что белеют костяшки. Кровь словно отхлынула от ее лица, оно побледнело за считанное мгновение. По ее плечам ползут мужские ладони, и я, вопреки желанию, поднимаю взгляд, чтобы поближе познакомиться с будущим трупом человека, вклинившегося между нами в самый неподходящий момент.

Парень в ответ уставился на меня, всем видом демонстрируя на чью территорию покусился, хотя на губах играет псевдоискренняя улыбка. Дерьмовая попытка выглядеть дружелюбно. В гробу видел наши приятельские отношения. Не переношу лицемерных людей.

Его волосы выглядят небрежно, и небрежно – не в лучшем смысле. Чуваку не помешает расческа. Рубашка в гавайском стиле остро нуждается в глажке, но если они оба любят живопись, то это вроде образа, которому недостает засохших брызг краски. Все художники не от мира сего. Он продолжает сверлить меня потемневшими синими глазами и проводит пальцами по рыжим прядям Хелены, из-за чего она дергается.

Мне довелось убедиться на личном опыте: она не любит, когда трогают волосы. Но намного комичнее то, известно ли это ему. Сколько они вместе? Четыре года или дня? Он вообще знает ее?

– Си, нам пора.

Я задумчиво свожу брови на переносице, уронив взгляд на девушку.

Си. Почему, черт побери, Си?

– Я не допила кофе, – отзывается Хелена, прикрывая беспокойство маской невозмутимости, когда запрокидывает голову назад и смотрит на недоразумение. – Что ты вообще тут делаешь?

– Починил машину и хотел сделать сюрприз, – он предпринимает очередную нелепую попытку улыбнуться, вернув руки на плечи и погладив большими пальцами оголенный участок шеи.