По спине прошел легкий озноб, внутри вновь стал затягиваться узел. Сжал челюсти. Поймал взгляд Марты, она смотрела на меня широко открытыми глазами, я подмигнул.

Ничего, однажды я сожгу этот дом, даже если придется сгореть самому.

Глава 4

– София Валерьевна, извините, что отвлекаю, но дело срочное. Можно попросить вас зайти ко мне после занятий?

Платон Викторович Голубев, заведующий кафедрой иностранного языка, чтоб он провалился сквозь землю.

Натягиваю на лицо улыбку, сейчас, наверное, щеки треснут. Работаю здесь два месяца и уже ненавижу эту рожу до глубины своей души.

– Да, Платон Викторович, как только я освобожусь, обязательно к вам зайду, если дело срочное.

Улыбка становится еще более натянутой, сжимаю пальцами карандаш, на нас смотрит двадцать пар глаз. Какого, спрашивается, хрена завкафедрой прерывает мои занятии и лично зовет в свой кабинет?

– Спасибо, София Валерьевна. Буду ждать.

Не услышав, что я еще сказала бы в ответ, Голубев пропадает за дверью, а мне хочется догнать его и всадить острие карандаша в глаз. Негуманно, как сказала бы тетя Роза, зато от души. Она сама сегодня сулила казни египетские нашему дворнику, который не посыпал тротуар песком.

За ночь подморозило, вчерашние лужи стянула тонкая корка льда, а сырые тротуары превратилась в каток. Через пару дней ноябрь, хорошо бы уже пошел снег, но тогда египетскими казнями дворник не отделается от моей тетушки, и песок ему уже не поможет.

– На чем мы остановились? – поднимаю глаза на студентов, они уже расслабились, каждый занялся своим делом. Все полезли в телефоны, никто даже не посмотрел в мою сторону и не отреагировал, кроме Арнольда.

Шульц всю пару раздевал меня глазами. Но только раздеванием он, я так поняла, не обошелся, меня поимели на каждой более или менее годной поверхности этой аудитории. Поимели в изощренной форме, со вкусом, со знанием дела. Мне бы должно это понравиться, если бы не несколько весомых НО.

Их много, перечислять даже в своей голове смысла нет. Но Шульц, как-то странно, не то чтобы меня напрягал, он и не мешал особо, короче, я не могла понять, что я чувствовала. Но лучше бы ему отвечать на вопросы теста, чем вот так на меня пялиться.

– Я так понимаю, что все закончили и дополнительного времени никому не надо? Тогда сдаем.

Тут же послышался гундеж, готовы были не все. Точнее, лишь Шульц помахал листком и нагло улыбнулся.

О, да, он у нас самый умный, его произношение лучше моего, его словесные обороты пойму только я, и то не сразу найду что ответить. Шульц у нас – самые сливки золотой молодежи, которые не только богатые, но и умные. Ему просто повезло, считаю это редкостью. Хотя мой бывший вот тоже дураком не был, но это другая история.

Арнольд всю пару писал сообщения. Они меня отвлекали, потом раздражали, потом выбешивали, а потом смешили. Я не могла чисто физически на него злиться в данный момент, потому что появление Голубева и предстоящая встреча в его кабинете меня выбешивали еще больше.

Арнольд Шульц вчера вечером больше не написал ни слова, даже была некая интрига, почему он это перестал делать, если хотел довезти меня до дома. Это, конечно, полный абсурд – переписываться о чем-то личном со студентом.

В течение двух месяцев ко мне подкатывали многие, я слышала разного рода шуточки, но вот Арнольд почему-то не отпускал пошлых комментариев, он вроде бы и заметил меня не сразу, но решил сразу подвезти, а точнее, уложить меня к себе в кровать. Я так и читала это между строк в сообщениях и на его лице.

Вообще, эта возня меня отвлекала от других, более глобальных мыслей и вопросов: как жить и что делать?

Учиться жить предстояло заново, быть самостоятельной, а вот что делать, я так и не поняла. Но я была рада, что вырвалась из тисков бывшего мужа, да еще, можно сказать, безболезненно, это, кстати, заметила моя на все имеющая свое мнение подружка Злата.

«Мне бы хотелось пригласить тебя на обед. Пойдем?»

Новое сообщение пришло на телефон от Арнольда, когда я взяла его, чтобы посмотреть, сколько осталось времени до конца занятия. Пока все остальные студенты пытались найти ответы на вопросы теста в интернете, Шульц меня клеил, и это было так… прикольно, выражаясь языком молодежи.

Мне, конечно, всего тридцать, я не такая и старая, но все же надо знать границы дозволенного, хотя Шульц еще ничего не делал, только звал на обед и трахал меня глазами.

Могу ли я за это на него жаловаться? Но кому? Голубеву? Боже упаси. Может быть, тетушке Розе? Казней египетских много, хватит и на Шульца.

На сообщение не ответила, прозвенел звонок, студенты начали вставать с мест, листы с тестом ложились ко мне на стол. Последним оказался Арнольд, на нем сегодня была черная рубашка, она плотно обтягивала торс, Шульц был достаточно высоким, я со своим средним ростом метр шестьдесят восемь даже на каблуках была ему чуть выше плеча.

Вчера в кафетерии, когда я не могла взять себя в руки после разговора с Андрюшенькой и два раза рассыпала бумаги по полу, он мне помог все собрать и был одет в черную толстовку. Небрежно вроде бы так, но дорого. Вообще все в образе Арнольда было дорогим, хоть он это не выпячивал, как некоторые.

Допустим, мой бывший, Андрюшенька, господи, да сколько уже можно его вспоминать?

– Пообедаем? – тихий и низкий голос над самым ухом, слишком близко для студента, слишком, можно сказать, интимно.

– Арнольд! – шарахаюсь в сторону, парень улыбается краешками полных губ, сощурив глаза, они у него невероятные, светло-голубые, яркие, никогда такие раньше не видела, как и волосы.

Шульц блондин, почти пепельный, бледная кожа, так что на висках и шее видна сеточка вен и торчащее адамово яблоко. Тестостерона в нем хоть отбавляй.

– Ты шарахаешься, как от чумного, от меня.

– Так, давай проясним все сразу, на этом месте…

– Нет.

– Что?

– Не будем. Иди, тебя Голубок зовет.

– Как ты его назвал?

– Голубок Платоша. Это не я его так прозвал, это было до моего потока.

– Он что… гей? – спросила шепотом, оглянулась, мы были в аудитории одни, дверь открыта, в коридоре шумно. И забыла уже, что хотела поставить Шульца на место, обозначив границы нашего общения.

– Не знаю, может быть. Узнать? – спокойный голос, Арнольд снова слишком близко, от него приятно пахнет – морской свежестью. Это так отличается от аромата моего бывшего – тяжелого и насыщенного.

– Зачем? – отвечаю быстро.

– Если ты хочешь знать.

– Нет, нет, я не хочу, и мне надо идти. Он меня ждет.

Даже не знаю, смеяться мне или нет, но ситуация забавная. Два месяца мне этот голубок досаждает, два месяца придирается к моему многострадальному учебному плану. И как теперь смотреть ему в глаза, после того как я узнала его кличку?

Арнольд продолжает стоять, наблюдает, как я быстро собираюсь, запихиваю листы с тестом в кожаный портфель. Ухожу, не оборачиваясь, надо уже покончить с Голубевым и его назойливостью. Меня, конечно, могут уволить, испытательный срок еще не прошел, но пусть найдут преподавателя в начале учебного года.

Чувствую взгляд в спину, пока иду по длинному коридору, стук каблуков отдается в ушах, прижимаю к себе портфель. Зря надела узкую юбку, в животе урчит, если Голубев меня промурыжит долго, то я не успею пообедать. Предложение Арнольда заманчивое, улыбаюсь.

Я вообще нормальная?

Я в разводе, я пять лет жила в абьюзивных отношениях и не подозревала об этом. Андрей добивался меня три года, словно ставил эксперимент, ему удалось. Кроме него у меня не было парней, они все вымерли в радиусе километра, как появился Андрюшенька.

Может быть, поэтому Арнольд Шульц вызывает нечто вроде интереса и любопытства.

Пред кабинетом заведующего кафедрой останавливаюсь, оборачиваюсь, Арнольда нет. Странно, сердце часто билось, но не от предстоящего разговора с Голубком Платошей.

Глава 5

Рука так и тянулась схватить Софию за локоть и дернуть на себя. А лучше прижать к стене, убрать волосы с лица, почувствовать их шелковистость и поцеловать.

Если бы Макс знал, о чем я думаю, то он бы назвал меня гребаным романтиком. Никогда такие мысли меня не посещали. Все знают, что во мне ни капли романтизма, только голый секс. Ничего больше.

А вот София, на лице которой играло столько эмоций, когда она обращала свое внимание на меня, какая-то особенная, что ли. Она меня будоражит, возбуждает. О, да, очень сильно возбуждает.

Наверняка по моему взгляду она поняла, что я несколько раз за все время занятия трахнул ее во всевозможных позах в этой аудитории. Я выбивал из нее своим членом стоны, а она царапала своими острыми ноготками поверхность стола и, тяжело дыша, просила еще.

Интересно, какого хрена Платоше от нее нужно? Надо будет как-нибудь зажать его в темном коридоре. Платон Викторович на самом деле гей, и это даже не слухи, латентный, он скрывает это от всех, а от себя в первую очередь.

Кто-то мне рассказывал, что видел его на свидании с одним таким же, как он. Это, конечно, ни о чем не говорит, если он решил самоутвердиться за счет нового преподавателя, то придется немного наставить его на путь истинный и напомнить, кто является одним из щедрых меценатов этого университета.

София быстро собрала свои бумажки, запихала их небрежно в портфель, прижала его к груди и быстрым шагом вышла из аудитории. Последовал за ней, наблюдая и оценивая ее походку, понимая, что даже так, задом, удаляющаяся, она меня возбуждает не меньше.

Хотел, чтобы она обернулась, даже повторял про себя эту фразу: «Давай, София, повернись. Посмотри на меня». Около кабинета замдекана девушка остановилась, протянула руку к ручке двери и обернулась. Но как раз в это время меня в аудиторию затащила Машка, которая появилась неизвестно откуда.

– Арни, ты совсем охренел?

– Мария, в чем дело?

– Не называй меня так, Мария слишком официально.

– Ой, да пофиг.

– Только не говори, что ты уже втюрился. У вас что, какая-то заразная болезнь – западать на баб, которые старше вас?

– Ты думаешь, это заразно?

– Придурок.

Мария всегда удивляла меня своим складом ума и необычными заключениями.

Нет, Вербина не была дурой, скажем так, ее уровень знаний был выше среднего, но тем не менее где-то глубоко в своем сознании она понимала, что учится здесь всего лишь для статуса.

Ей уже наверняка давно выбрали мужа, которому понадобится не просто красивая картинка и кукла, которая будет вовремя раздвигать ноги, беременеть и рожать наследников. Но и более или менее образованная женщина, с которой не стыдно выйти в свет.

Отсасывать, стоя на коленях, и давать где угодно может шлюха или любовница, а вот рожать детей должная породистая сучка. Сказка про Золушку всего лишь сказка.

Золушка решила, что, попав на бал и встретив принца, она заслужила это, потому что всю жизнь пахала как лошадь, ковыряясь в дерьме. Это все фигня. И свою лучшую жизнь она, может быть, заслужит далеко не своим усердием, а смазливой мордашкой, красивой фигурой, крепкой задницей.

И даже не размером ноги, которой подойдет хрустальная туфелька. Но возьми принц ее в жены, как он будет к ней относиться? Да, именно. Как к смазливой мордашке и упругой заднице. Хотя, Золушка не была уж такой простолюдинкой, эо мачеха ее загнобила, но и принцессой она не была.

Примерно так же, как мой отец к своей новой жене, но она, кстати, породистая сучка, ей просто не повезло, мозгов мало. Отец ее использует как шлюху, хотя шлюхи у него тоже есть. Вика лишилась право выбора, когда у шлюхи он есть.

Поэтому мезальянс среди богачей не в моде. И Вербина сейчас отчаянно цепляется за Макса, понимая, что он от нее все дальше и дальше.

– Ты чего хотела, Мария? – специально злю Машку, называя полным именем.

– Где Макс?

– У меня на лбу написано, что я справочное бюро? Позвони и узнай сама, где твой Макс.