– Я обожаю роллердром. – Сэм плюхнулся на диван, и на его лице появилось задумчивое выражение. – Это огромный каток, где можно взять напрокат роликовые коньки. Там играет музыка, висит зеркальный шар, а еще есть киоск, в котором продают хот-доги. Однажды я съел целых пять, но после мне поплохело. Думаю, мой максимум – это четыре.

Я улыбнулся, сдерживая смех. Забавный парнишка.

– И все, кто там работает, такие классные. – Он опечалился, а у меня, странное дело, защемило в груди от знакомого чувства. – Буду скучать по этому месту.

– Звучит занятно. Расскажи подробнее о том, что ты там делаешь.

– Работаю на стойке: выдаю коньки, принимаю обувь клиентов, слежу за чистотой, ну и все такое. Иногда, если диджей болеет или на перерыве, я его подменяю. А еще время от времени подменяю продавца в киоске с хот-догами. – Сэм выразительно округлил глаза. – Это класс.

– Из-за хот-догов? – усмехнулся я.

– Ага. Хот-доги – это что-то с чем-то, – энергично закивал он.

Я снова взглянул в его резюме, хотя уже принял решение.

– Будешь работать у меня?

Он так и просиял.

– Серьезно?

– Ага. Если хочешь, детали типа зарплаты и прочего обговорим прямо сейчас. В нерабочее время ты с друзьями сможешь бесплатно смотреть фильмы, попкорн тоже бесплатный. Гарантирую гибкий график и вполне приемлемую зарплату.

Ежегодно муниципалитет рассчитывал городской прожиточный минимум, однако зарплата большинства должностей начального уровня ему не соответствовала. А значит, чтобы оплачивать счета, многие были вынуждены работать на нескольких работах. Как работодатель я считал себя обязанным платить своим сотрудникам такую зарплату, которая позволяла бы сводить концы с концами. Чтобы мир становился лучше и все такое – этого никогда не понимал и не желал знать мой бывший начальник.

Если платить нормально, не будет текучки. Тем самым я экономлю время на обучении сотрудников.

Сэм энергично закивал.

– Я согласен.

В эту секунду мимо открытой двери в сторону фойе прошла Снежная Королева.

– Привет, Сэм, – крикнула она, двигаясь дальше по коридору.

Я наклонил голову, приглядываясь к парнишке, и только тут заметил сходство. Так Сэм ее младший брат… Когда-то она говорила о нем в моем присутствии. Теперь все сошлось.

Медленно ступая, Джемма возникла в дверном проеме. На ее лице читалось подозрение.

– Сэм?

– Привет, Джем, – чирикнул он. – Я буду здесь работать.

– Ты же работаешь на роллердроме.

Сэм пожал плечами:

– Он закрывается. Его перекупил застройщик, и ребята ждут, что их вот-вот прикроют.

Глядя на потрясенное выражение ее лица, я едва сдерживал ухмылку.

Она помотала головой:

– Сэм, ты не можешь здесь работать. Этот тип – монстр. Его сотрудникам приходится несладко. – Она кинула на меня свирепый взгляд. – У него в театре военная муштра.

Я чуть не поперхнулся от смеха.

– А Нэз тут нравится.

– Он требует, чтобы к нему обращались «мой генерал».

Я подавил усмешку и повернулся к Сэму:

– Нэз работает у меня три года.

Джемма отсалютовала мне и встала по стойке «смирно».

– Да, мой генерал. Как скажете, мой генерал.

– Сэм, ты не обязан называть меня «мой генерал». Только если сам захочешь.

Джемма буравила меня взглядом. Сэм пожал плечами:

– Чувак, я в деле.

Джемма скрестила руки на груди. Мы встали, и я хлопнул его по плечу.

– Тогда приходи когда освободишься, и мы определимся с днем выхода на работу. Подстроимся под твой график на роллердроме.

– Спасибо, Рид.

Махнув рукой, он направился к выходу, а Джемма бросила на меня яростный взгляд поверх его плеча. Не говоря ни слова, Сэм вышел, а она молча смотрела, как тот идет по коридору.

– Значит, он твой брат? – спросил я. – Вот уж не ожидал.

– В смысле? – ощетинилась она.

– Я думал, он типа тебя, а оказывается, хороший парень.

Джемма резко хохотнула, не успев себя одернуть.

– Его все любят. Сэма нельзя не любить. Ему достались все гены, ответственные за обаяние.

Это была неправда. Абсолютная неправда. Но возражать я не стал.

Она шагнула ближе и, глядя мне прямо в глаза, направила на меня палец. Ее ногти переливались золотистым лаком, карие глаза смотрели холодно. Я почувствовал, как сердце забилось быстрее.

– Слушай, Сэм мой братишка и самый главный человек в моей жизни. Если обидишь его, я спалю твой театр ко всем чертям с тобой в придачу.

– Ого!

Она хмыкнула. В ее взгляде отразилось беспокойство, а между бровями обозначилась морщинка.

– Он слишком добрый. Совсем не умеет постоять за себя. – Джемма смотрела на меня, сжав руки в кулаки. – Ты берешь его на работу только для того, чтобы досадить мне.

Я потер глаза. Эта женщина…

– Я беру его на работу не для того, чтобы досадить тебе. Это просто смешно. Его порекомендовала Нэз, а я ей доверяю. Мне нужен сотрудник.

– Тебе нужен сотрудник, с этим не поспорить. Когда ни придешь, ты вечно тут. – Последнее слово она произнесла так, словно в нем было что-то гадкое. – Но почему Сэм?

– Он общительный, доброжелательный, обаятельный. Он гораздо обаятельнее меня, согласна?

– В миллионы раз.

– А значит, посетители гораздо охотнее будут иметь дело с ним, чем – как ты там меня обозвала? – с депрессивным скандинавским рыбаком.

Уголок ее рта дрогнул.

– Исландским.

Она была готова улыбнуться – то же ощущение, как за секунду до восхода солнца, когда гигантский шар тепла и света вот-вот появится над горизонтом. Пульс участился от очередного прилива адреналина.

– Я присмотрю за ним, а по выходным, когда идет шоу, ты будешь рядом.

– А еще у него учеба, он не может задерживаться.

– И он не может задерживаться, потому что у него учеба, – повторил я, кивая. – Уяснил.

– Он собирается стать учителем математики.

– Круто.

– Он хороший парень.

– Кто бы сомневался.

Джемма скрестила руки на груди, переступила с ноги на ногу и прислонилась к дверному проему, прикусив губу. Мне захотелось поцеловать ее. Провести рукой по вьющимся волосам, повернуть лицом к себе и прижаться к ее губам. Услышать сдавленный стон. Стиснуть в объятиях и почувствовать ее изгибы.

Что-то в моем лице ее насторожило: моргнув, она выпрямилась.

– Пока.

Джемма вылетела за дверь и понеслась по коридору, а я потер переносицу и сделал глубокий вдох. Работать с ней бок о бок было сложнее, чем предполагалось вначале.

Глава 8
Джемма

В среду вечером я ждала Сэма, прислонившись к кирпичной стене «Капитолия», и попутно делала пометки в блокноте о своем последнем сете: какие блоки выстрелили, какие провисли, где смеялись, а где нет.

Сэм работал в кинотеатре третью смену, и всю неделю я волновалась за него. Вдруг Хренобород выразит неудовольствие и сорвется на нем?

Хотя я никогда не видела, чтобы он на кого-то срывался. Следовало признать, что, попав сюда, братишка вытащил счастливый билет. Нэз явно была довольна работой в театре. Возможно, я зря волновалась.

Дверь открылась, но это оказался не Сэм, а мой антагонист собственной персоной. Я скисла.

– Ты что это тут притаилась? – Хренобород, который сегодня надел угольно-черный свитер, скрестил руки. – Ищи другое место для засадной охоты, не вреди бизнесу.

– Я Сэма жду.

Он обратил внимание на мою легкую куртку. Начало октября – пора, когда на смену курткам приходят демисезонные пальто, и тем вечером мне явно следовало выбрать что-то потеплее.

– Холодновато, – нахмурился он.

– Я не заметила.

– Само собой. Твое сердце перестало биться лет сто назад. – Он вздернул острый подбородок. – Зайди внутрь.

– Нет.

– Джемма.

Я вздрогнула. Рид никогда не называл меня так, и слышать мое имя от него было странно. И вместе с тем хотелось его позлить, чтобы он произнес его снова.

– Иначе мне придется тебя затащить.

Зрительный контакт стал бельевой веревкой, на которой повисла высказанная им угроза. Не посмеет. Или посмеет?

Он шагнул ближе – я напряглась. Он упер руки в бока, уголок губ приподнялся… Я шмыгнула мимо него в дверь и плюхнулась на стул в фойе.

Где-то вдалеке Сэм напевал фальцетом песню из репертуара Уитни Хьюстон. Это успокаивало: братишка пел, когда бывал в хорошем настроении.

В фойе Хренобород прислонился к стойке, разглядывая меня.

– Ты слишком опекаешь Сэма. Это ему вредит.

– Я не слишком его опекаю. Так проявляется привязанность. Или ты уже забыл?

Он покачал головой:

– Твой брат – хороший парень. Сообразительный, славный, отлично ладит с посетителями и нравится персоналу. У него все будет хорошо.

В груди защемило. Он добр к Сэму, симпатизирует ему, заботится о нем…

Хренобород поморщился.

– Что?

– Злая Ведьма никогда мне не улыбалась, – сказал он, прищурив глаза.

– А я не улыбаюсь, – с улыбкой запротестовала я. – Приятно, когда о Сэме хорошо отзываются. Я хочу для него добра.

– Так и будет.

Он зашел за стойку бара, послышался скрип дверцы и шипение открываемой бутылки. Мгновение спустя передо мной поставили бутылку сидра.

– У меня нет яичного белка, а то приготовил бы «Виски сауэр».

Я приподняла бровь.

– Вы же закрываетесь.

Хренобород кивнул в сторону задней комнаты.

– Сэм освободится через несколько минут.

Он вышел из-за стойки с пивом в руке и пошел по коридору, а я, повернув голову, глядела на его спину и широкие плечи. Можно было бы остаться за столиком и копаться в телефоне или…

– Так вот где ты рыдаешь по ночам, – сказала я, останавливаясь в дверях его офиса.

– Да, именно здесь я рыдаю, – согласился он, садясь за стол и складывая руки на плоском животе, – травмированный зрелищем того, как ты, орудуя ножом и вилкой, поедаешь мужские сердца.

Я постучала себя по подбородку.

– Мужские сердца богаты железом.

Рид улыбнулся. Искренняя, непритворная улыбка озарила его лицо, словно он считал меня забавной или милой, что было совсем абсурдно. В его глазах я не была ни той, ни другой, а улыбаться – это вообще не про него. Хренобород ухмылялся, называя меня Медузой, и предупреждал всех и каждого, что мне нельзя смотреть в глаза. Скалился, называя меня Злой Ведьмой Запада. Усмехался, рекомендуя парню, с которым я разговаривала в баре, срочно обратиться в токсикологический центр. Но никогда не улыбался мне искренне, открыто и с приязнью. Что происходит?

– Осторожнее, – сказала я, опускаясь на диван сливового цвета и бросая рядом блокнот с остротами. – Будешь так светиться, люди подумают, что ты действительно получаешь удовольствие от жизни.

Вот ведь… Хотела сделать глоток сидра, а в итоге выпила сразу полбутылки.

– Я получаю удовольствие от многих вещей, – пожал плечами он, откинувшись в кресле.

Сквозь треснувшую броню просвечивала толика искренности. Казалось, он весь день был закован в сарказм, а в последние тридцать секунд одна застежка разошлась.

– Мне нравится ходить в походы, я люблю кино. – Рид отпил из бутылки, не сводя с меня глаз. – Люблю наблюдать, как ты говоришь мужикам, что не встречаешься, когда они тебе просто не нравятся.

Он ждал моей реакции. Улыбка, с которой я восприняла его слова, была в лучшем случае саркастической.

– А может, лучше не болтать о том, чего не понимаешь? Держись за привычные себе темы. Скажем, охрану заброшенных маяков?

Он рассмеялся. Искренне, от души. Я словно вдруг поймала гранату и не знала, что с ней теперь делать: держать в руках или выбросить.

– Валяй, говори. – Он сделал жест, побуждая меня продолжать, но выглядел при этом так, будто не сомневался в своей правоте. – Скажи, чего я не понимаю.