– Вас это не касается, но я могу вам сказать. – Его взгляд уперся в Коко. – Я слышал, что ваш человек вчера был в Грассе и пытался приобрести контракты на жасмин. Мой друг сказал, что он был настойчив. Но, как вам должно быть известно, мы все привыкли иметь дело с господином Вертхаймером.

В комнате стало тихо. Запах вдруг стал удушающим. Коко скрестила руки на груди, чувствуя, как колотится сердце, когда фермер добавил:

– Возможно, вы об этом не знали, но господин Вертхаймер уже забронировал урожай в Грассе, и у нас тоже.

Коко изо всех сил пыталась справиться с собой. Она поняла, что этим и объясняется тот прием, который ждал Прюдона в Грассе. Но, возможно, еще не поздно. Она предложит больше денег, чем Пьер, по крайней мере, вот этому фермеру. Это даст сигнал остальным. И это только начало.

– Я заплачу восемьдесят тысяч франков за полную емкость, которая у вас есть сейчас. – Это было щедрое предложение, выше, чем цены в Грассе, выше, чем хитрый бизнесмен Пьер Вертхаймер предложил бы мелкому фермеру в Провансе. – И столько же за килограмм вашего будущего летнего урожая, за все излишки, которые вы не планировали использовать.

– Странно, что вы пытаетесь обойти вашего партнера.

– В настоящий момент у нас разные интересы. – Коко смахнула пылинку с рукава. – Предложенной мной суммы хватит, чтобы инвестировать в вашу собственность и расшириться. Достаточно, чтобы удвоить размер вашей земли и вашей будущей продукции, месье.

Рука Бесса отпустила плечо дочери.

– Как я уже сказал, жасмин продан.

– Девяносто тысяч. – Почти вдвое больше рыночной цены.

– Уберите ваши деньги, – рявкнул Бесс. – Вы как будто не понимаете, мадемуазель. Я дал слово. Это дело чести.

– Сто тысяч франков за килограмм, месье Бесс. – Он будет дураком, если откажется.

Он отступил назад и покачал головой.

– Полагаю, наш разговор окончен.

Осознав слова Бесса, Коко уставилась на него, изучая глубокие морщины на лбу, вертикальные складки между бровями, темные круги под глазами и запавшие щеки. Как он мог отказаться от такого предложения? Жизнь мелкого парфюмера не могла быть легкой, когда клиентам, ожидавшим следующего хода Гитлера, было не до парфюмерии.

– Прошу вас. Вам пора уйти.

Коко развернулась и быстро направилась к выходу. Она пересекла двор и прошла вдоль стены дома до машины с прямой спиной и высоко поднятой головой.

Увидев ее, Жак выбрался из машины и поспешил к пассажирской дверце, чтобы открыть ее. Коко хватала ртом воздух, она никак не могла вдохнуть полной грудью. Ей пришлось прижать руки к груди, чтобы усилием воли заставить сердце биться медленнее. Жак завел мотор.

«Пьер получит жасмин и выиграет. Матерь Божия, святая Тереза Маленький цветок, молитесь обо мне. Пьер все у меня отберет».

Потянувшись к сумочке, она вытащила из внутреннего кармана маленькую потертую карточку. Края обтрепались, но она никогда с карточкой не расставалась. На ней было написано, что она католичка, и эта карточка гарантировала, что, когда ее не станет, в церкви святой Магдалины в Париже по ней прочтут поминальную мессу.

Коко держала карточку в руках, и сердцебиение постепенно замедлялось. Наконец-то ее легкие получили желанный воздух, она снова могла дышать. Откинувшись головой на подушки, Коко обмахивала лицо рукой. Но когда автомобиль проезжал под аркой и выезжал на дорогу, Коко все еще чувствовала боль от встречи с Ури Бессом.

Она так устала от событий этого дня. Она должна помнить, кто она такая, кем она стала. Она Коко Шанель. Закрыв глаза, она увидела себя спускающейся по зеркальной лестнице на улице Камбон в тот день, когда был выпущен № 5. Она держала в поднятой руке прямоугольный флакон с янтарными духами. Простой дизайн был ее собственным. Внизу в шоу-руме засверкали вспышки репортеров.

Коко вспомнила, как ей тогда удалось придумать единственную фразу для прессы, идеальную, но которая прозвучала как импровизация. Эту фразу должны были запомнить все и постоянно цитировать.

Когда репортеры начали выкрикивать свои вопросы, она рассмеялась и легко и непринужденно произнесла продуманную фразу, словно спонтанную: «Женщина без Chanel № 5 – это женщина без будущего».

Как и все остальное в ее жизни, эти слова были тщательно срежиссированы.

Но когда они проезжали по деревушке Флёр, улыбка Коко погасла. Потому что теперь ей нужно было найти другой способ защитить свое будущее.

Глава шестая

Из Канн в Париж

Весна 1940 года

На другое утро Коко уже сидела в своем купе в «Голубом экспрессе», который курсировал между Лазурным Берегом и Парижем. Она прижалась лбом к оконному стеклу и смотрела на пролетавшие мимо деревья, фермы, коров, дома и городишки. С момента получения письма из Нейи ее не покидало ощущение, что времени у нее ничтожно мало. Сколько осталось до того, как Пьер воскресит бизнес в Америке, украв у Коко формулу? Несколько недель? Несколько месяцев?

Вытащив из кармана носовой платок, Коко промокнула слезы на щеках, сердясь на себя за слабость. Нет, она не станет упиваться жалостью к себе. Это не первая битва, которую она вынуждена вести со своим партнером. Что ж, на этот раз она его прикончит. Коко уронила платок на колени, охваченная новой решимостью. Она рассмотрит все варианты.

Когда поезд остановился на Лионском вокзале в Париже, Коко и Алиса оказались среди густой толпы. Люди толкались, отпихивали друг друга в отчаянном желании сесть на поезд, идущий на юг. На платформе Коко велела носильщику идти вперед с багажом и прокладывать им путь в этом жужжащем улье. Они с Алисой двинулись следом.

Голубой «Роллс-Ройс» Коко ждал их у входа на вокзал. Она выбрала цвет автомобиля как дань «Голубому экспрессу» с его голубыми спальными вагонами с золотой отделкой. Ее шофер Эван, работавший у нее много лет, открыл пассажирскую дверь и помог сначала ей, а потом Алисе сесть в машину. Затем он погрузил чемоданы в багажник.

– Из-за чего такое столпотворение, Эван?

– Говорят, немцы на подходе, мадемуазель.

Улицы, по которым они ехали от вокзала до отеля «Риц», оказались запружены легковыми автомобилями и грузовиками, медленно двигавшимися по направлению к ведущим на юг шоссе, подальше от города. Когда они наконец добрались до Вандомской площади, «Роллс-Ройс» встал в очередь из автомобилей. Эван не стал глушить мотор, положил локоть на открытое окно и объявил, что им, судя по всему, придется подождать. Коко свирепо посмотрела на вереницу автомобилей, ожидавших своей очереди, чтобы подъехать ко входу. Справа от нее стеной стояли мужчины, женщины, дети, домашние питомцы, коробки, сундуки и чемоданы, еле-еле двигаясь по направлению к гостинице.

Вспомнив толпы в Каннах и на вокзале, Коко подалась вперед и похлопала Эвана по плечу.

– Даже здесь?

– Они из северных пригородов и городов, – ответил шофер. – Бегут от бошей.

Коко застонала, откинулась на спинку сиденья и поймала его взгляд в зеркале заднего вида.

– Ты можешь что-нибудь сделать?

– Да, мадемуазель.

Эван выехал из очереди, рванул вперед и влез перед другим автомобилем, поставив машину у самого входа в «Риц». Коко проигнорировала звуки автомобильных сигналов. Эван заглушил мотор и поспешил на помощь Коко.

– Эй! – крикнул водитель авто, оказавшегося за ними. – Эй вы там! За кого вы себя принимаете? – Но когда два швейцара, стоявших у входа, бросились навстречу Коко, мужчина замолчал и стукнул кулаком по капоту.

– Поставь машину в гараж, – приказала Коко Эвану, кивком поприветствовала каждого из швейцаров, не обращая ни малейшего внимания на разъяренного мужчину. – А потом принеси багаж ко мне в номер.

Просторный холл гостиницы был полностью оккупирован членами множества семей – мужчины, женщины, дети, казалось, занимали каждый свободный дюйм. Они сидели на диванах, в креслах, на стульях, некоторые умудрились втиснуться в кресло вдвоем или даже втроем. Коко прошла мимо людей, сидевших на полу и даже на широкой изогнутой мраморной лестнице, вытянув ноги и опершись спиной на чемоданы.

Коко оглядела открывшуюся ей сцену, мысленно подсчитывая урон, нанесенный прекрасным гобеленам и коврам, бархатным сиденьям и резным столикам из красного дерева, изящным стеклянным лампам. Одеяла, подушки, корзины для пикника, детские игрушки – все это было разложено у главного входа в отель «Риц».

Но она слишком устала, чтобы жаловаться. Остановившись у стойки портье, Коко обратилась к единственному мужчине, которому в тот момент доверяла.

– Жерó, я дома.

Старший портье поднял на нее глаза, кивнул и тут же повернулся к человеку, стоявшему перед ним. Коко опешила: ни теплой улыбки, ни распростертых объятий в честь ее возвращения. В этой толпе мадемуазель Шанель словно бы и не существовало.

Коко наградила его тяжелым взглядом.

– Париж во время настоящей войны будет отвратительным зрелищем, – пробормотала она и принялась проталкиваться через толпу к лифтам. Алиса последовала за ней. Нажав на кнопку вызова, Коко посмотрела на свою горничную.

– Я сейчас выпью чашку очень горячего чая и съем круассан… с мармеладом. – Она никогда особо не любила горько-сладкий апельсиновый джем, который предпочитал Бой, но это вошло у нее в привычку.

Когда решетки лифта открылись и с ней поздоровался лифтер, Коко повернулась к Алисе и увидела, что девушка зевает. Она махнула рукой в сторону комнат для прислуги.

– Ничего не надо, Алиса. Иди спать. Чай мне принесет кто-нибудь другой.

Глава седьмая

Париж

Весна 1940 года

В то утро над Парижем висело зловещее облако. Служба новостей Би-би-си сообщила, что Гитлер обратил свой взор на Францию. Третий раз на неделе Ален Жобер стоял перед закрытым решеткой входом в BankLeval на авеню Ош, глядя на табличку «Закрыто», вывешенную на ней. Ален добыл для Пьера формулу № 5, но оставшаяся часть его задания требует помощи Анри Леваля, банкира Пьера, который должен был передать ему новый паспорт. Он обо всем договорился с Анри еще до отъезда из Нью-Йорка. Если немцы войдут в страну до того, как он покинет Париж, ему потребуются новые документы, бумаги с другим, менее узнаваемым именем.

И Ален, и Пьер понимали опасность этого путешествия. Они оба были евреями, которых хорошо знали в Париже. Но немцы двигались быстрее, чем они могли предположить. Семья Алена перебралась на Манхэттен семью годами ранее. И хотя Ален уже был гражданином США, проблема заключалась в том, что он оставался гражданином Франции и на него распространялись ее юрисдикция и законы.

– Ты съездишь туда и сразу вернешься, – сказал тогда Пьер.

И вот уже заканчивалась первая неделя мая, а он все еще был в Париже. Так где же Анри Леваль?

Судя по всему, банкир застрял в своем офисе в Женеве. Боши наступают, и пока что ни один из них не может ничего сделать. Алену удалось всего лишь раз поговорить с Анри по телефону, потом линии были перерезаны. Анри заверил Алена, что новый паспорт для него готов и он понимает, что паспорт нужен срочно. Возможно, Анри что-то знал такое, что нельзя обсуждать по телефону, так как большинство разговоров записывались.

Жобер вытащил из пачки сигарету «Голуаз» и, согнувшись над ладонью, сложенной горстью, зажег ее. Он выпрямился, втянул в себя дым и пошел пешком через город по направлению к своей квартире рядом с площадью Этуаль. До нее было около километра. Что ж, он застрял в Париже. Когда он приехал во Францию, Коко была на Лазурном берегу и под ногами не путалась. Пьер отлично выбрал время. Но она, скорее всего, уже вернулась, и управляющий заводом в Нейи сразу же назовет ей его имя.

Коко устроит скандал, назовет случившееся кражей. Она и не вспомнит о том, что Пьеру принадлежат и компания, и формула. Этого она никогда до конца не понимала. Ален не ладил с Коко, его выводили из себя ее вмешательство в бизнес, ее взрывной темперамент. Но это проблема Пьера, а не его.