Жобер свернул за угол и увидел красивую женщину. Он с удовольствием смотрел, как она идет ему навстречу, покачивая бедрами и слегка размахивая руками. Она была одета в костюм, похожий на творения Коко – короткая юбка, короткий жакет, мягкая ткань обнимала ее бедра и грудь.

Коко одобрила бы такой образ, пусть даже он разил наповал, особенно дополненный короткими белыми перчатками и жемчугом. Красный берет, скрывавший волосы, был надет под задорным углом. Ален встретился с ней глазами, но она лишь коротко улыбнулась и торопливо прошла мимо. Он вздохнул. Как все изменилось! Годом раньше она бы замедлила шаг и посмотрела на него.

Недалеко от площади Этуаль Ален свернул к отелю «Наполеон» на авеню Фридланд. В маленьком баре рядом с вестибюлем, кроме бармена, не было ни души. Ален снял шляпу и сел у стойки.

– Добрый вечер, господин Жобер. Что ж, вы выбрали неудачное время для возвращения в Париж. – Бармен покачал головой, вытирая бокал изнутри и снаружи маленьким белым полотенцем.

– Я здесь примерно с неделю.

– Я думал, вы умнее. Не следовало вам приезжать. Разве вы не слышали новости? – Бармен поставил бокал на стойку и потянулся к мойке за следующим. – Если бы мне было куда уехать, меня бы уже здесь не было.

Ален пожал плечами.

– Как всегда коньяк?

– У вас хорошая память. И себе налейте.

Бармен кивнул в знак благодарности, вытащил бутылку из-под стойки, поставил на нее два стакана и налил на два пальца коньяка в каждый.

Ален поднял свой стакан.

– Ваше здоровье! – Бармен ответил тем же и, запрокинув голову, одним глотком выпил коньяк.

– В Дюнкерке было достаточно тяжело. А теперь говорят, что военные действия начались в Бельгии, – сказал бармен. – «Радио Парижа», как обычно, ничего не рассказывает о том, что происходит. Но Би-би-си сообщает, что боши идут через Арденны.

– Я не слышал об этом. – Ален отпил глоток коньяка, поставил стакан и начал выписывать им круги на стойке. – Это плохие новости. Линия Мажино не удержится. Они ее обойдут, или люфтваффе просто-напросто разбомбит ее.

Бармен кивнул.

– Возможно, это только слухи, но поговаривают, что правительство покидает Париж. – Он состроил гримасу. – Эти ублюдки не будут сражаться за нас. Вот увидите. Они сбегут в Тур или Бордо и оставят нас страдать под бошами.

*****

Ждать возвращения Леваля было не только неудобно, но и скучно. Несколько дней спустя Ален вечером сидел на террасе кафе «Купол», одного из его самых любимых. Все говорили о вторжении немцев, и парижане уже начали покидать город, направляясь на юг. Улицы были почти безлюдными, все ждали.

Потягивая пиво, Ален вспоминал хорошие времена и вечер с Летти перед самым его отъездом из Нью-Йорка в Париж по поручению Пьера. Он улыбнулся этим воспоминаниям, они отвлекали его от звуков взрывов в пригородах.

В этот вечер Париж вибрировал от страха, ужас клокотал под поверхностью городских улиц. И Ален стал думать о красивой, избалованной Летти Харлоу и других женщинах в Нью-Йорке, проплывавших по его жизни на своих прелестных облачках. Они были в безопасности в стране, защищенной океаном от ужасов войны. Ален вспомнил гнев Летти, когда он объявил, что уезжает на некоторое время, и отказался говорить, куда именно он едет и когда вернется.

Его мысли нарушили трое мужчин за соседним столиком. Они упомянули человека, которого он когда-то знал. Ганс фон Динклаге был хорошим другом Коко, насколько он помнил. Она представила этого мужчину и его жену Пьеру и Алену несколько лет назад.

В те времена фон Динклаге официально был специальным атташе при посольстве Германии в Париже, но Пьер всегда называл его пятой колонной – нацистским шпионом – или того хуже. Его жену звали Каци. И да, Пьер еще говорил, что она еврейка. Странная была пара.

Ален покосился на мужчин и расслабился. Он их не знал. Но продолжил слушать.

– Ты слышал, что я сказал? Ганс Динклаге снова в Париже.

– Думаю, это имеет смысл. – Раздался смешок. – Он здесь для того, чтобы приветствовать солдат. Мне он никогда не нравился.

– Дамы будут счастливы его видеть. И моя жена тоже.

Динклаге был высоким красивым блондином с внешностью бонвивана, насколько помнил Ален. Он взял стакан с пивом и обнаружил, что тот пуст. Он поставил стакан на стол, закурил сигарету и снова прислушался.

– Ты прав. Брак никогда не останавливал Динклаге. И у него куча денег.

– Он работал в гестапо еще в 1938 году.

– В самом деле?

– Не верю. – Мужчина, вступивший в разговор, невнятно произносил слова. – С Динклаге было все в порядке. Свой парень. Определенно умел устраивать вечеринки. – Он сделал знак официанту.

– Послушайте. – Мужчина, сидевший ближе всех к Алену, понизил голос, и Жоберу пришлось напрячь слух. – Все умные люди тогда знали, что Динклаге шпион, работал он в гестапо или нет. Мой приятель из ИнтерПресс получил эту информацию прямиком из Второго управления. – Он замолчал, когда подошел официант с новой бутылкой вина, поставил ее на стол и забрал пустую.

– Вы же никогда не видели, чтобы он работал, верно? – Остальные как будто с ним согласились. – Тогда откуда у него большая квартира? Тысяча франков в месяц, не меньше, и это до того, как франк упал.

– Я слышал, что у него еще и вилла на побережье в Санари-сюр-Мер.

– А помните его маленький серебристый двухместный автомобиль? Дамы были от авто без ума. Я всегда думал, что моя жена немного потеряла рассудок.

– Что ж, вилла в Санари – это достаточно удобное место, если ты шпион, так как наши военно-морские базы расположены совсем рядом, в Тулоне.

– Интересно, тот автомобиль все еще у него?

Ален услышал достаточно. Оставив на столике несколько банкнот, он встал. Ему следует быть осторожным, раз приехал старый друг Коко. Она уже знает, что это он похитил формулу с завода в Нейи, и без раздумий сдаст его кому-нибудь вроде Динклаге, если узнает, что Жобер в городе. Хуже того, Коко точно знает, где он живет.

Часом позже в своей квартире на улице Божон Ален спрятал формулу № 5 в почти незаметный тайник между подкладкой и кожей старого потертого саквояжа. Он использовал его раньше, когда выполнял другие поручения Пьера.

Жобер надел брюки с отворотами и достойную сорочку, упаковал практичные брюки из коричневого твила, пару джемперов, твидовый пиджак, необходимое нижнее белье и носки. Уже наступил июнь, поэтому он на всякий случай добавил еще и дождевик. Бросив в чемодан старую кепку, он его закрыл. В саквояж Ален убрал подробную карту Франции и радиоприемник на батарейках, который скоро окажется под запретом, в этом он не сомневался. Закрыв и заперев все окна, Жобер выключил свет, надел мягкую фетровую шляпу, запер дверь и ушел.

Спустя несколько часов Ален уже снял маленькую квартиру на Левом берегу неподалеку от Сорбонны, в восьми кварталах от Сены. Две комнаты на третьем этаже в доме без лифта, ванна в конце коридора. Тут он был просто американцем по имени Ален. Возможно, соседи заподозрят в нем еврея, но наверняка они этого знать не будут. Хозяин ничего не сказал, он был рад получить деньги.

Ален бросил чемодан на пол, саквояж поставил на стол. В квартире воняло мочой, дешевым виски и мышами. Бежевая краска на голых стенах облупилась. В передней комнате стояли стул, маленький стол, плита с кастрюлей на ней и неработающий ледник. В задней комнате на полу лежал голый матрас. В каждой комнате с потолка свисала электрическая лампочка.

Он пощелкал выключателями – обе работали – и снова выключил свет. На улице уже стемнело, незачем становиться мишенью. Окна квартиры выходили на улицу, оба были занавешены полосами хлопчатобумажной ткани, вероятно, оторванными от старой простыни. По бокам были пришиты крючки, чтобы открыть и зацепить «занавески». Сойдет, пока он будет ждать возвращения Анри Леваля из Швейцарии, а потом он отсюда уберется.

Сняв рубашку, он повесил ее на спинку стула. Закурил, подтащил стул к окну и задернул штору, поставил приемник на пол и включил его. Вечер был жаркий, но дул легкий ветерок. В воздухе висела дымка, скрывающая звезды, сквозь которую пробивался лунный свет. В городе было затемнение, весь свет приглушен.

Приемник ожил, затрещал. Это было статическое электричество, а потом… Блицкриг!

Ален застыл, затушил сигарету и подался вперед, вслушиваясь. Би-би-си сообщала, что восьмого мая этого года немецкие войска ударили, словно молния. Они прошли через Арденны и вошли в Голландию. Ален слушал около часа, пока не приобрел твердую уверенность в том, что боши избегают Франции. Во всяком случае, пока.

Но спустя два дня, когда Ален коротал время в баре отеля «Наполеон», его облегчение растаяло как дым, когда зазвонили колокола ближайшей церкви. Им почти сразу же начали вторить колокола других церквей по всему городу. Это было зловещее предупреждение парижанам. Бармен застыл. Он встретился взглядом с Аленом, когда засигналили автомобили на улице, на площади Этуаль, на прилегающих улицах и на Елисейских полях. К этой какофонии присоединились голоса. Полицейские кричали, свистели. Под окном бара вскрикнула женщина.

Ален повернул голову, когда в вестибюль отеля торопливо вошли с улицы двое мужчин. Это были бизнесмены в костюмах и галстуках с атташе-кейсами в руках. Они кричали, жестикулировали и сразу направились к стойке.

– Вы слышали? – спросил один из них, буквально падая на барный табурет рядом с Аленом и глядя на него широко раскрытыми глазами.

Бармен посмотрел на него.

– Что там случилось?

Другой бизнесмен сел с другой стороны от Алена. Он кинул свою шляпу на барную стойку и вытер лоб рукой.

– Они направляются к нашим границам и дальше на равнины. Это война. Они раздавят Шартр, мы будем следующими. – Он понизил голос: – Париж следующий.

– Готов поспорить, что они уже пересекли границу. – Первый бизнесмен вытащил носовой платок из кармана и вытер капельки пота над губой. – Чистый виски всем, – сказал он и бросил взгляд на Алена.

Бармен поблагодарил и потянулся за стаканами.

– Послушайте, наша пехота их остановит.

– Так вы ничего не знаете? – мужчина развел руками. – Би-би-си только что сообщила новость. Правительство объявило Париж открытым городом. Мы легкая добыча, господа. Мы беспомощны. У нас не будет защиты, когда придут боши. – Он взял стакан у бармена и залпом выпил виски.

Глава восьмая

Париж

Весна 1940 года

На другой день после возвращения в Париж Коко проснулась и увидела Париж в дыму. Здания на другой стороне Вандомской площади были затянуты серой дымкой и выглядели словно тени. Откинув одеяло, Коко подошла к окну и прижалась лицом к стеклу. За окном летел пепел. На площади у стоянки такси собралась толпа: мужчины, женщины, дети, с чемоданами, коробками и домашними питомцами.

– Что происходит?

Алиса встала за спиной хозяйки и тоже смотрела на людей внизу.

– Я не знаю, мадемуазель.

Алиса быстро помогла Коко одеться.

Внизу она увидела Жеро. Он был на своем обычном месте за стойкой портье. Казалось, он никогда не спал. Коко встала у стойки, рассматривая по-прежнему переполненный людьми холл отеля.

– Что происходит?

Жеро мрачно посмотрел на нее.

– Правительство бежит из Парижа в Тур, мадемуазель. И кажется, что, несмотря на разногласия, все хотят сопровождать тиранов. Магазины, кафе, булочные и даже наши памятники, все закрывается. – Он посмотрел на швейцаров у входа в отель, старавшихся сдержать натиск очередной толпы. «Риц» был переполнен.

– Правительство уезжает? – ошеломленно переспросила Коко. – Но почему они бросают нас и куда едут? И откуда весь этот дым? Город горит?

Жеро посмотрел на нее.

– Наше прекрасное правительство решило, что Париж не будут защищать от врага. Солдаты жгут запасы бензина на подступах к городу. – Он отвернулся и надул щеки. – А дипломаты перед отъездом жгут документы.