Но я ждать не мог. Все два дня, что мы гостили у родственников, я слушал без конца запись и просил, просил у брата эту катушку, и в конце концов он мне ее подарил. Я помню, на коробке он нарисовал – а Миша очень хорошо рисовал – парня с длинными волосами, в клешах, с электрогитарой с двумя рогами – и в общем, все изобразил правильно, хотя нам в тот момент еще негде было на них посмотреть. И долгое время образ рок-музыканта у меня ассоциировался именно с его рисунком.

Вот это да! Я приехал домой, включил магнитофон. У нас, как я и говорил, он тоже был, но, по большому счету, лежал без дела. Да, иногда отец что-то записывал – по-моему, прямо с телевизора (например, концерт Бернеса или что-то подобное) и через микрофон – домашние посиделки, а больше никакой музыки и не было. Я узурпировал прибор, поставил катушку, и… магнитофон у меня стал выключаться только ночью.

Бедная мама! Она сначала, конечно, снисходительно отнеслась к подарку моего двоюродного брата: она его очень уважала, ценила и хотела бы, чтобы я равнялся на него во всем, – а тут такая подстава! Слушал я это, естественно, громко, ни о каких наушниках речи идти тогда не могло – откуда мне их было взять? Очень скоро мама стала закатывать глаза к небу и говорить:

– Виталик! Выключи этот собачий лай, я тебя умоляю!

– Мама, – с жаром отвечал я, – как же ты не понимаешь, что это лучшая музыка на свете?!

Отец в то время довольно часто ездил в Троицк к бабушке с дедушкой, конечно, заходил и к своей сестре, и я стал ждать новых «музыкальных посылок» от брата. И действительно, Миша стал передавать мне катушки, которые переписывал для меня, и скоро я обзавелся несколькими записями – там были The Beatles, The Animals, Creedence Clearwater Revival, что-то из The Beach Boys и The Monkees. И к лету 1970 года у меня уже было несколько катушек, которые я слушал без конца.

Я понемногу начал разбираться в том, что слушаю, подпевать по-английски, насколько это было возможно, даже пытался подобрать что-то на баяне. И теперь я еще больше рвался к Мишке в Троицк, так как предполагал, что у него наверняка появляются какие-то новые записи.

К слову, в интернете уже много лет периодически попадается информация, что я начал слушать музыку с нескольких исполнителей, в том числе и с Elvis Presley. Я не знаю, откуда взялись эти сведения, но это не так: Элвис мне не попался с самого начала, а позже у меня уже и не «прижился».

Как-то приезжаю к Мише, и выясняется, что он сам (!) сделал электрогитару. Повторюсь, это был человек с золотыми руками: за что ни брался, у него всегда все получалось наилучшим образом, а сделанные им вещи выглядели словно заводские, даже без налета кустарщины. К тому же, напомню, это был талантливый музыкант с абсолютным слухом, и гитару он сделал себе просто потрясающую. А у меня на тот момент и акустической гитары не было. И вот я приехал, он дал мне в руки это чудо и сказал:

– На, посмотри!

Я даже испугался: гитара эта мне казалась каким-то инопланетным аппаратом. Он подключил ее через магнитофон и начал играть The Beatles – по-моему, «Day Tripper». Я был просто поражен: оказывается, такие звуки можно извлекать самому! То есть даже не слушать из магнитофона, а самостоятельно издавать! У меня снова просто крыша съехала от восторга. Я вошел в азарт:

– Можно мне попробовать!

Взял – и, естественно, не могу зажать ни одной ноты, просто сил не хватало тогда еще, да и струны у нее высоко стояли. Тогда Миша дал мне маленькую акустическую гитару – была такая, «четвертушка», неполноразмерная семиструнная гитара, седьмая струна у нее была снята. Миша показал мне на ней первые аккорды (те самые три-четыре «блатных» аккорда, с которых почти все начинают). Я запомнил, но прожимать до конца, чтобы аккорд звучал, у меня еще не получалось.

– Ну, теперь у тебя есть поле для работы, давай занимайся.

Я растерянно отвечаю:

– А как? У меня же нет гитары…

– Ладно, – говорит Миша, – бери пока эту, но ненадолго.

«Ненадолго» – это по факту получилось месяца на три. Я еще в тот день при нем потренировался, и никак у меня не получалось зажимать эти аккорды.

– Давай я тебе покажу на нижних струнах басовые партии, – предложил тогда Миша.

– А как это – басовые? – не понял я.

– Ну как: вот у тебя на баяне есть басы, а здесь басы – это нижние струны.

– Хорошо, давай!

Он мне показал басовую партию «The House of the Rising Sun»^[11]. Поскольку я в принципе обладал музыкальным слухом, то запомнил партию без проблем. Да, было сложновато прожимать струны, но ритмически у меня все получалось правильно.

Итак, Миша дал мне гитару – это была моя первая гитара в жизни! Но я забыл у него спросить, как ее настраивать, да и вообще не понимал тогда, что это нужно делать. И, когда через какое-то время она у меня расстроилась, я продолжал самозабвенно подбирать на ней мелодии. Потом, помню, приехал к нему и стал ему показывать, как научился играть, но уже на его гитаре, на настроенной. И, конечно, получилась полная абракадабра. Миша спрашивает:

– А ты вообще свою гитару настраивал хоть раз?

– А что, ее надо настраивать? – удивился я. Ни баян, ни фортепиано никто сам не настраивал, это делали специально обученные настройщики, поэтому откуда мне было это знать?

Тогда Миша, что называется, открыл мне глаза на этот процесс и показал, как надо настраивать гитару (с этого, конечно, лучше было бы начать, но уж как получилось). И помню еще, что в тот день состоялось мое первое исполнение песни вместе с кем-то: я играл все тот же «Дом восходящего солнца» на фортепиано, а Миша – на гитаре. Да, это был еще не ансамбль, но уже игра не в одиночку, и удовольствие от этого процесса я получил куда более мощное, чем от игры на баяне.

Все свободное время я стал посвящать прослушиванию магнитофонных записей иностранных групп. Как-то я приехал к Мише, а он меня огорошил:

– Ты знаешь, что The Beatles распались?!

Я-то тогда по незнанию думал, что «Битлы» – это вообще все те группы, те исполнители, которые играют полюбившуюся мне музыку. Ведь я ни разу не видел не то что их пластинок, а даже фотографий!

– Все распались?!

– Нет, ты что, – развеял мои заблуждения Миша, – The Beatles – это всего четыре человека.

Это было для меня очередным открытием. И я чрезвычайно загрустил от этой новости. Как же так? Значит, теперь я уже больше не услышу ничего нового? Потом, конечно, выяснилось, что я смог услышать еще много их альбомов и продолжаю слушать до сих пор.

В то время у меня в классе не было единомышленников, ребят, которые слушают эту музыку, и я думал, что я один такой. Никто из одноклассников ничего подобного не обсуждал, не предлагал послушать какие-то записи. И это было немного грустно, так как мне хотелось делиться впечатлениями, а делиться не получалось. Но у меня были два приятеля из параллельного класса (я учился в «Б», а они – в «А») – Вадим Дмитриев и Андрей Богомолов. Мы с ними вместе ходили на сольфеджио и музыкальную литературу в музстудии, они тоже учились там – один на фортепиано, другой на аккордеоне. И вот как-то на сольфеджио они мне сказали:

– А ты вообще знаешь, что существуют «Битлы»?

– Ха! – воскликнул я. – Конечно! У меня есть масса их музыки!

– Да ты что?! А у нас тоже есть! (у Андрея тоже был магнитофон).

– Ну давайте, покажите, что у вас есть, – предложил я.

А как показать? Это надо идти в гости, ведь магнитофоны тогда были непереносные. Так, помню, мы впервые собрались втроем у Андрея Богомолова, и они включили мне запись: это тоже были The Beatles, еще худшего качества, чем у меня, какой-то сборник, только с другими песнями, как тогда в основном чаще всего и было.

– Здорово! – сказал я, – некоторые песни я еще не слышал! Завтра я вам принесу музыку, которая есть у меня.

У меня все это было покачественнее, да и я скопил уже немало записей на тот момент – они послушали с восторгом. «Ну все, теперь есть о чем поговорить!» – обрадовались мы.

Так я нашел себе отдушину. Раньше я приходил на музлитературу, «как на Голгофу», а теперь до и после уроков мы постоянно разговаривали о музыке. И с Андрюшей мы начали обмениваться тем, что у нас есть, перезаписывать друг другу катушки: то он таскал свой тяжеленный, килограмм под десять, магнитофон ко мне (благо жили мы недалеко друг от друга, не дальше 500м), то я свой магнитофон носил к нему.

Ну и, конечно, я просто обалдел, когда узнал, что у Джона Леннона день рождения в один день со мной! Мы где-то нашли журнал или газетную вырезку, где были указаны дни рождения всех музыкантов The Beatles. И когда я увидел у Леннона дату «9 октября», то даже сначала не поверил своим глазам. Потом в глубине души дико возгордился и в конце концов понял, что это просто какой-то знак свыше для меня и что музыка – это однозначно мое!

Как-то пришли мы в очередной раз в музстудию, и они мне с Вадиком показывают фотографии The Beatles! А я до этого их вообще не видел! И причем это была не просто какая-то фотка непонятного качества, а вырезка из газеты, известная фотография, где они втроем стоят в серых пиджачках, с гитарами, сзади них сидит Ринго Старр^[12], на бочке написано «The Beatles»… Я увидел, и это стало для меня очередным откровением, ведь я прежде мог только фантазировать, как они выглядят. А ребята эту фотографию сами у кого-то взяли, и мы сразу поняли, что это надо перефотографировать для себя, что стало очередной эпопеей – как мы делали эти фотографии.

В то время, когда мы начали слушать музыку, у нас у всех были фотоаппараты – обычно Смена-6 или Смена-8. Некоторые счастливчики имели «ФЭД»^[13], выпускаемый Харьковской трудкоммуной им. Феликса Эдмундовича Дзержинского. Тогда, конечно, не было моды постоянно фотографировать себя или друг друга, и у меня и моих друзей фотокамеры по большей части лежали почти без дела. А тут мы поняли, что можем использовать их для того, чтобы переснимать фото своих кумиров, и начали активно этим заниматься. Если нам в руки попадали вырезки из газет, это считалось очень большой удачей, а в основном мы имели дело с фотокопиями, с которых, в свою очередь, делали копии себе.

Это был в те времена многоступенчатый и довольно долгий процесс. После того как ты переснял изображение своим фотоаппаратом на пленку, ее надо проявить. Для этого нужно было в полной темноте заправить пленку в специальный бачок, залить туда нужные компоненты проявителя, предварительно смешав их, потом этот раствор важно было вовремя слить и залить закрепитель (фиксаж), чтобы пленка не засветилась. На весь этот процесс уходило минут тридцать. И потом, когда все это проделано, с замиранием сердца открываешь этот бачок и чаще всего достаешь абсолютно белую или, наоборот, черную пленку – проявить не получилось. Но, если все удалось сделать правильно, то ты получал негативы.