Развод в Новый год, или Ёлка из-под палки (страница 7)
– Бля… – испуганно выдыхает под мой протяжный болезненный стон. – Ксения Андреевна, я не специально, мамой клянусь…
– Свиридов, проваливай, – выдавливаю, растирая лоб.
– А вы точно без меня справитесь?
– Нет! Я же всю жизнь тебя ждала! – рявкаю грозно.
– Понял. Устраняюсь.
Пятится из ванной, не сводя с меня пристального взгляда. Кажется, если я сейчас фыркну «брысь», он как тот кот рванет в тапочки срать.
– А это пойдет? – подбегает к нему Ульянка с другим полотенцем.
– Наверное. Я его впервые вижу.
– В смысле? Мы вообще в твоем доме? – возмущается она, пока я держу распечатанную зубную щетку под горячей водой и выдавливаю на нее пасту.
– Потапова, я похож на чувака, который делит полотенца на рыльные и жопные? Мне мать их за каким-то хреном полсотни накупила. Но трусь я одним. Ну и вторым – Черт иногда. Остальные ждут своего часа порадовать бомжей.
– Вы как вообще встретились? – спрашиваю и, засунув щетку в рот, начинаю елозить.
– Она вам расскажет, – переводит он стрелки на мою дочь и испаряется.
Ульянка тяжко вздыхает ему вслед, входит в ванную и прикрывает дверь. Садится на край ванны и, теребя полотенце, признается:
– Я арендовала загородный особняк на Новый год. Хотела Королькову сюрприз сделать. Отправилась туда все к празднику подготовить, а тут явился он.
– Свиридов? – сплевываю вместе с пастой.
– Нет. Твой начальник. Оказывается, когда он в разъездах, его сестра по-тихому сдает его дом. Ну вот я и попалась. Мам, только умоляю, не начинай про договоры, мошенников и отсутствие у меня мозгов, – просит она устало. – Сама знаю, что дура. Причем вдвойне… В общем, он неожиданно явился, а его сестра технично нас обоих проигнорила. Другой бы мне посочувствовал и разрешил хотя бы переночевать, а этому приспичило меня срочно выставить за дверь. Только за дверью дует буря и дорог нет. Чтобы поскорее от меня избавиться, он позвонил другу.
– Там еще и друг какой-то замешан? – замираю с щеткой за щекой.
– Ага, тот самый, который только что помогал тебе рыгать. Я сама в шоке была. Но деваться некуда, домой-то на чем-то уехать надо. Ну и согласилась, чтобы они меня увезли. Подъезжаем к нашему дому, а там… Корольков с какой-то куклой сосется.
– Лариса Васильевна сказала, он в снегу валялся. Кто его ударил? Свиридов?
– Ты что? Они с твоим начальником за него заступались. Это я двинула ему сперва по мудям, потом битой. А дальше пошла словесная перепалка, разгром машины, соседи, менты, кони, люди…
Ополаскиваю рот, беру у нее полотенце, вытираюсь и сажусь рядом.
Глупая, глупая девочка. Но моя. Родная. Мое солнышко, рыбка, зайка.
Обнимаю ее покрепче, целую в голову и шепчу:
– Мне так жаль, что тебе пришлось все это пережить.
Она всхлипывает. Жмется ко мне сильнее. Обвивает меня обеими руками и утыкается в грудь.
– Надо было тебя послушать… Ты меня предупреждала…
– Тш-ш-ш… Это жизнь, Ульяш. Я тоже родителей никогда не слушала. Или думаешь, была пай-девочкой, что в восемнадцать умудрилась стать матерью? Все мы учимся на своих ошибках. Главное – не вздумай его прощать. Он может умолять, в ногах ползать, быть убедительным. И вы даже заживете счастливо, родятся дети. А потом он опять загуляет. Замаячит на горизонте красотка в его вкусе, и поскачет к ней, пока ты будешь дома борщи варить и уроки за детей делать. Измена – это не просто предательство. Это неуважение. Слышишь?
– Угу, – мычит, шмыгнув носом.
– Вместе через это пройдем, – снова целую ее. – Я тебя не брошу. А сейчас давай пойдем спать, если не хочешь, чтобы я прямо в этой ванне легла.
Она смеется, отстраняется от меня и утирает слезы. Тоже умывается, и вместе идем в гостиную, где Свиридов заметает в совок осколки чего-то разбитого, а его страшный кошак висит на стене. Конечно, не приклеенный скотчем, но реально висит, когтями передних лап вцепившись в отделочный камень.
– Что это с ним? – спрашивает Ульянка.
– Не обращайте внимания, – отвечает хозяин. – Вы еще не видели, как он стоит на голове и прыгает по дому в простынях. – Встает вместе с совком и щеткой, переводит взгляд с меня на дочь, с нее – на меня, с нас – на Максима Сергеевича, рассевшегося на диване, и спрашивает: – Ну? Кто с кем будет спать? Ксения Андреевна, предлагаю вам место у меня под бочком.
– Это так мило, Алексей, – деланно улыбаюсь, – но я лягу со своим ребенком, а вы уж как-нибудь займите свой бочок Максимом Сергеевичем или на худой конец – своим двинутым котом. Спокойной ночи. Приятных снов.
Глава 11. Градов
Похер, где ночевать. Подсовываю под башку декоративную подушку, сую ноги под плед и слушаю, как пыхтит Леха, расстилая себе на полу.
Удивительная штука – жизнь. Еще утром я был готов горы свернуть. Фантазировал, как мы с Никой сыграем свадьбу в каком-нибудь историческом замке, проведем медовый месяц на островах, через год-другой родим сына. А сейчас хочется только одного – подохнуть. Наверное, если бы не Ксения Андреевна со своим семейством, я уже болтался бы в петле. Здорово они меня от дерьма на душе отвлекают.
– Эй, Макс, – негромко зовет меня Леха, наконец-то улегшись. – Так че там с Никой? Просто отказала?
Не знаю, что ответить. Тошнота к горлу подкатывает, стоит вспомнить ее слова и то, как мне хотелось свернуть ей шею.
– Беременна она, – произношу без полутонов – жестко, почти рыком.
– От кого? – интересуется, догадавшись, что не от меня.
– Сказала, я его не знаю. Она трахалась с каким-то типом, когда на два месяца во Францию летала. Вернулась – тут и задержка, и две полоски.
– А нахрена она с тобой в Эмираты полетела?
– До последнего надеялась, что я ее прощу и приму ребенка. Типа мы же два года вместе. Любовь, все дела.
– Дура. Не говорила бы, что от другого залетела. Повесила бы его молча на тебя, – усмехается Леха.
– Ее французский ебарь другого цвета. Наверное, я бы заметил, если бы у меня родился копченый сын.
– Да-а-а… Как ты ее только не шлепнул?
– Хотел. Ограничился, назвав ее шлюхой и выбросив кольцо.
– И че теперь делать будешь?
– Думал суициднуться: приехать домой и вздернуться.
– На тебя это как-то не похоже.
– Знаю. Но клинануло. Чмом себя чувствовал. А эта чертовка Ульяна Вячеславовна все планы порушила.
– Не тем мылом веревку натерла? – стебется Леха.
– Ей Олька мой дом в аренду сдала на Новый год. Она там глинтвейн хлебала и вокруг елки хороводила, когда я вернулся.
– А че вы мне заряжали, что она твоя горничная?
– Чтобы вопросов не задавал и не ржал.
– А сеструха у тебя не пропадет, когда ты вздернешься, – все-таки ржет Свиридов.
– Пошел ты! – пихаю его пяткой по сраке и отворачиваюсь.
Он прав. Суицид не в моем характере. Может, я бы даже передумал. Просто дело не в том, что я потерял Нику, а в том, что она меня так легко предала. Я ни одну бумагу без юриста не подписываю, заставляю на три раза перепроверять. Ненадежных партнеров за версту чую. А тут прохлопал, как моя девушка перед другим ноги раздвинула. И пока он в нее своим вонючим хером тыкал, я мечтал о свадьбе. После такого всерьез засомневаешься в себе, как в мужике.