– Вот и славно, – Мелиссино протянул ему подписанный приказ. – Тогда собирайся и выезжай в Гатчину, да поскорее. Это для тебя большая возможность. Служи как следует, и цесаревич оценит тебя по заслугам.

Мелиссино встал, обошел стол и крепко сжал плечо Алексея.

– Ну, ступай с богом. Докажи всем, что я в тебе не ошибся.

Глава 11. Цесаревич

Первое свидетельство гатчинской дотошности поджидало уже на пути туда. Посреди дороги стояла внушительная застава, на которой пришлось останавливаться и объяснять, кто он и зачем едет. Офицер, прежде чем пропустить его, трижды проверил бумаги, пристально разглядывая подпись и проверяя подлинность печатей. Можно подумать, он держит путь не в загородное имение, а пробивается в чужую державу…

Конечно, настроения это не улучшило. Тревога охватила Алексея еще в начале пути и с каждой верстой лишь усиливалась. Какое впечатление он произведет на цесаревича? В Гатчине происхождению придавали мало значения, его худородность бросаться в глаза не будет, но Алексей редко нравился людям – даже Андрей жаловался, что от него вечно веет какой-то тяжестью. Всю дорогу Алексей твердил себе, что это неважно. Он знаток своего дела. Даже если как человек он будет цесаревичу неприятен, главное – как следует выполнять свои обязанности, тогда и стыдиться будет нечего.

Но это не помогало. Кадетский корпус на всю жизнь оставил Алексею мучительное желание нравиться вышестоящим. От мысли, что он может чем-то прогневать или разочаровать наследника престола, желудок сворачивался узлом, а горло удушливо сжималось.

Наконец, впереди показался бежевый полумесяц гатчинского дворца. Он располагался на возвышенности, обрываясь к озеру резкими каменными террасами. Зеленевшие кругом деревья ласково перешептывались, кутая глубины парка в шелестящий сумрак, но сам дворец вздымался над окружающими землями сурово и неприступно. Перед тремя этажами главного здания с двумя короткими башенками и блекло-зеленой крышей развернулся широкий плац. Его окаймляли два каменных крыла, дугами отходящие от центральной постройки и перераставшие в широкие каре со своими внутренними дворами. Через ров, отделявший плац от дороги, были переброшены два коротких моста с низкой оградой.

«Разве же это дворец? – подумал Алексей, разглядывая строгий, лишенный излишеств фасад, – Больше похоже на замок».

Встречал его комендант: опрятный, подтянутый и прямой как палка, – точно застывшие у дворца караульные. Он тоже несколько раз проверил бумаги Алексея, после чего велел следовать за ним.

– Я покажу, где вас расквартировали. С завтрашнего дня приступите к своим обязанностям – будете тренировать других артиллеристов. В шесть утра нужно быть на плацу. Великий князь лично наблюдает за разводом войск, смотрите, не опаздывайте. У нас в Гатчине свои порядки, служить придется как следует. Уяснили?

– Точно так, господин комендант.

Алексей сам уже понимал, что Гатчина не похожа ни на что из того, что ему доводилось видеть прежде. Пускай слишком маленькая, чтобы зваться городом, она могла похвастаться тем, о чем в столице и не помыслишь: здесь не было ничего лишнего. Аккуратные чистые улочки шли прямо и правильно, чинные ряды домов равнялись друг под друга, будто солдаты в строю. Казалось, он шагает не по поселению, а по ладно склеенному макету.

Небо заливалось багрянцем. В окнах зажигался свет, но кроме несущих службу караульных снаружи не было ни души.

– Где же все люди? – удивился Алексей.

Комендант вытащил из кармана часы и продемонстрировал ему положение стрелок: четверть девятого.

– Комендантский час начинается в восемь. Вечером по улицам шататься нечего. Знаете почему?

Стремительно сгущались сумерки, и под гребнями крыш уже собиралась копошащаяся тьма. Алексей повел подбородком в сторону ближайшей стайки бесов, внимательно следя за реакцией коменданта. Тот кивнул:

– Точно.

Потом выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил. Мелкие твари брызнули во все стороны и с шипением бросились прочь, очистив облюбованное местечко.

– Всех не изничтожишь, но мы пытаемся. Порядок их пугает, а в дома они лезут еще неохотнее – ну да это вы и так знаете.

– Что же, тут все видят бесов?

– Не все, но многие. Великий князь отдает таким людям предпочтение.

Они остановились перед приземистым строением – одно из зданий в комплексе казарм крепостного городка. Прошли внутрь, навстречу свету и голосам.

– В шесть на плацу, – еще раз напомнил комендант, подводя его к затворенной двери. – Форму найдете внутри и смотрите, за неопрятный вид тут спрашивают строго. Есть еще вопросы?

– Никак нет, господин комендант.

У Алексея слегка кружилась голова. Он пока не понимал, что чувствует, но уяснил одно: здесь жизнь будет совсем не похожа на то, к чему он привык в Петербурге.

На следующее утро Алексей впервые увидел цесаревича. Великий князь Павел Петрович стоял на балконе дворца, наблюдая за разводом войск. Еще толком не рассвело, но, как и солдаты внизу, он был при полном параде: в военной форме прусского образца и со шпагой за поясом. В Гатчине вместо нарядных мундиров петербуржских военных носили темно-зеленые кафтаны с кирпично-красными воротниками и обшлагами. Одежда была узкая, непривычная, но Алексею нравилось, как она давит тело, – сразу хотелось расправить плечи и держать спину ровнее.

Однако поразили его не военная выправка цесаревича и даже не то, что тот встает в одно время со своими солдатами. Должно быть, всему виной поднимающееся солнце, отраженное в окнах дворца, но Алексею показалось, будто несгибаемая стройная фигура цесаревича соткана из света – такого яркого, что глаза защипало.

У него перехватило дыхание. В ушах зазвенел чистый звук, ровный и правильный, как нота камертона, и еще черное на западе небо вдруг сделалось голубым и безоблачным.

Он моргнул, и наваждение исчезло. Цесаревич стоял на прежнем месте, далекий и царственный, а Алексей, еще одна фигурка среди сотен таких же, должен был приниматься за работу.

В его распоряжение поступило тридцать пять артиллеристов – кто сносный, кто не очень, но дрессировке поддавались все. Алексей собирался как можно скорее вышколить их во что-то приличное.

В Гатчине сам воздух, казалось, требовал рьяно браться за дело и работать без продыху. Он будто вернулся в кадетскую пору: тяжелый труд, муштра, четкий распорядок дня, и после полуночи, если его черед идти в ночной патруль, безжалостное изничтожение бесов. Комендант не солгал: здесь этих тварей водилось намного меньше, чем в Петербурге. Отряды, в состав которых всегда входил хотя бы один бесогон, прореживали их, как сорняки на грядке.

В один из таких патрулей Алексей, прежде видевший цесаревича только издали, впервые встретился с ним лицом к лицу. Тот шагал по освещенной рыжими фонарями улице в сопровождении коменданта – инспекции он проводил часто и без четкого расписания, но чтобы ночью…

Патруль замер, вытянувшись по стойке смирно, и Алексей вместе со всеми отдал честь. Комендант кивнул им, не сбавляя шага, но цесаревич, прищурившись, остановился.

Он оказался очень невысок – Алексей возвышался над ним на полторы головы, – но держал себя так, что сразу хотелось упасть на колени или согнуться в три погибели. Черты лица у него были мелкие, только стальные серые глаза выделялись глубокими омутами. Цесаревич пристально оглядывал солдат, точно ища, к чему бы прицепиться, и лишь убедившись, что все в порядке, расслабил сжатые в тонкую полоску губы. Его взгляд остановился на Алексее.

– А, вы мой новый артиллерист. Видел вас на плацу. Как продвигается обучение ваших подопечных? – хотя сейчас цесаревич не выкрикивал приказы, его голос не потерял уверенной властности.

Неужели наблюдая за своими солдатами, он сумел выцепить из темно-зеленой массы одну ничего не значащую фигурку?

– Я делаю все, что в моих силах, чтобы в скором времени они показали достойные результаты, ваше высочество, – проговорил Алексей, едва сдерживая трепет. Больше всего на свете он боялся ляпнуть что-нибудь глупое.

Комендант одобрительно кивнул, но цесаревич смотрел все так же холодно. Алексей почувствовал, как выступает на лбу пот. Он что, уже в чем-то провинился?

– Хорошо. Надеюсь скоро эти результаты увидеть.

И цесаревич зашагал прочь, звеня шпорами. Комендант, кашлянув в кулак, бросился его догонять.

Алексей вытер лоб и прерывисто выдохнул.

На душе было муторно. Что он успел сделать, чтобы заслужить такую холодность? Он принялся перебирать в памяти последние дни, выискивая, где мог оплошать, но на ум ничего не шло.

Другой патрульный толкнул его локтем.

– Ты не робей. Его высочество ко всем новичкам сперва относится с подозрением. Продержись пару месяцев, и он подоттает.

– Если только не выгонит взашей за криво застегнутую пуговицу, – пробормотал еще один.

Но Алексей уже зашагал вперед – они все-таки не на прогулке.

Одно ясно: с завтрашнего дня нужно будет гонять своих подопечных еще исступленнее.

Глава 12. Обед во дворце

Воздух разрывал грохот пушечных выстрелов. Ядра со свистом рассекали полупрозрачную завесу дыма.

– Целься! – рявкнул Алексей, смаргивая жгучий пот. – Пли!

Шесть из семи ядер попали в цель. Сносно для такого расстояния.

Он дал приказ двигаться вперед, и артиллеристы потащили тяжелые орудия по полю, путаясь ногами в густой траве, но не сбиваясь с курса.

– Стоять! Целься!

Алексей покосился на холм. Оттуда, сложив руки на груди, за ними наблюдал цесаревич. Слишком далеко, чтобы разглядеть его лицо, да и отвлекаться нельзя…

– Влево забираете! – крикнул Алексей расчету крайней пушки.

Оттеснил плечом артиллериста из промазавшей команды. Поправил наводку, сверившись с предполагаемой траекторией, и рявкнул:

– Пли!

Его цель была самой сложной – воткнутый в землю флагшток с развевающимся красным полотном торчал так далеко, что нельзя было ошибиться ни на волосок.

Но расчеты и глазомер Алексея никогда не подводили.

Вырвавшееся ядро прорвалось сквозь дым и вмялось в тонкий шест, выкорчевав флагшток из земли.

Отстраненный артиллерист присвистнул.

Алексей выпрямился. Они только что выполнили последний маневр сегодняшних учений. За последний месяц он чуть с ума своих подопечных не свел постоянными нареканиями и придирками, зато вот он – результат.

Окружавшие Алексея артиллеристы вдруг уставились ему за спину, переменившись в лице. Он резко обернулся. К ним направлялся цесаревич.

Солдаты вытянулись в струнку, Алексей – ровнее всех прочих. Желудок тревожно скрутило. Он знал, что сегодня они справились хорошо, но не идеально: всегда есть, к чему стремиться. А чему такой результат равен в глазах цесаревича, заранее не скажешь. В своем стремлении к безупречности его высочество, бывало, заходил так далеко, что даже разделявший это стремление Алексей поражался. Шутка про отставку за кривую пуговицу уже не казалась шуткой – в скверном расположении духа цесаревич за малейшую оплошность накидывался так, что воздух от крика дрожал. Алексею пока не приходилось испытывать на себе бурю великокняжеского гнева, но кто знает, сколько еще он продержится на тонком льду – тоже ведь человек, а не безупречное орудие.