– Да я один, – мальчик покосился на Алексея и сделал неуклюжую попытку перевести тему. – Герман, а это с вами кто? Я видел, как он…

– Да, да. Он гершварц, хотя, зная, как внимательно вы слушали мои уроки, сомневаюсь, что вам это что-то скажет.

– Но откуда?

– От батюшки вашего. Доверенное лицо.

– Подполковник Аракчеев, – быстро представился Алексей.

«Я назвал болваном сына цесаревича…»

Ничего хорошего это не сулило.

Но мальчик, к его удивлению, вытянулся и отдал честь. Это еще что? Не может же его волновать, что он ниже наоравшего на него выскочки по званию? Его, внука императрицы?

Хотя теперь Алексей припоминал, как Мария Федоровна однажды – разумеется, с материнской нежностью, – обмолвилась, что второй сын у нее малость сумасбродный. Герман подтвердил его догадку:

– Так что вы все-таки тут делаете, Константин?

Мальчик пожал плечами.

– Здесь что-то странное в округе. А тварей этих видели? Они точно с Изнанки. Но генерал Мелиссино раза три водил сюда своих ребят и ничего не нашел. А я как будто что-то и чувствую, но не могу понять, откуда. Вот и пытался найти.

– В одиночку, – уточнил Герман.

Константин покраснел.

– Генерал Мелиссино добился, чтобы нам с братом запретили бывать в этой части города – мол, слишком опасно. Но раз сам он ничего не нашел…

– То и вам бы не повредило думать, куда нос суете, – Герман потряс седой головой. – Или вы думаете, что совсем к этой погани неуязвимы? Я вам не рассказывал разве, как опасна Изнанка для Светлых?

Константин пожал плечами, явно не видя в суровой отповеди наставника ничего неподобающего.

– Да я бы не полез в разлом. Просто хотел понять… – он запнулся, вдруг оробев. – Вы скажете отцу?

– Конечно, скажу! Хотя на вашем месте я бы побеспокоился сперва, что скажет ваша бабушка, если узнает.

Константин закатил глаза.

– Да она и так вечно мной недовольна, я же не ее золотой ангелочек.

– «Золотого ангелочка» я здесь не вижу, так что вам бы не помешало у него поучиться, – Герман снова покачал головой. – Пойдемте-ка отсюда, пока со всего города демоны не слетелись.

В карете оправившийся от удивления Константин принялся разглядывать Алексея с беззастенчивым любопытством.

– Никогда не думал, что повстречаю Темного!

– Любуйтесь, пока можете, – буркнул Герман. – Ваш батюшка писал, что ко всем прочим обязанностям хочет назначить его гатчинским комендантом, так что он через пару лет помрет от переутомления, это как пить дать.

Алексей вздрогнул. Он об этом повышении слышал впервые.

Константин, неверно истолковав его оторопь, расхохотался:

– Не слушайте его, господин подполковник, Герман всегда так шутит. У Темных же сил не меньше, чем у нас, – вы и за десятерых можете работать.

«Да я всю жизнь считай что работаю за десятерых».

Но – комендант? Он? В неполные двадцать четыре? Алексей знал, что цесаревич о нем хорошего мнения, но как же приятно получить очередное подтверждение…

– За всякую силу приходится платить, – резко напомнил Герман, однако, заметив полное безразличие Константина, лишь махнул рукой. – Ну да таким, как вы, бесполезно объяснять.

Карета остановилась, не доезжая до Дворцовой площади. Провожая молодого великого князя, Герман сурово хмурился.

– Чтобы сразу во дворец! И не чудите так больше, поняли? Себя не бережете – так хоть о родителях подумайте.

– О, передавайте им от меня самый большой и любезный привет, – весело отозвался Константин, спрыгивая с подножки. Брань отлетала от него, как горох от стенки. Но когда карета покатила прочь, он на мгновение замер и снова отдал честь.

– Славный мальчик, – заметил Алексей.

– Как был буйным дурнем, так и остался, – отрезал Герман. – Все благоразумие ушло к старшему.

– Так вы и их обучали?

– Обучал. Павла Петровича к сыновьям не допускали, кто-то должен был. Свет, если не знаешь, как его контролировать, не менее опасен, чем тьма.

Алексей неверяще покосился на старика. Божественный свет и опасен? Для бесов – да, конечно, но для людей?

Герман скривился.

– А ты думал, только ночь может погубить разум? Посмотри на солнце слишком долго – и ослепнешь.

Скрип колес и стук копыт по мостовой придавали его речи странный тревожный ритм.

Алексея осенил новый вопрос:

– Если бесы сгорают в этом свете, почему они на него слетаются?

– Потому что царский огонь для них – как костер для мотыльков. Не могут они противиться этому притяжению, – черные глаза стрельнули в Алексея. – А чего я тебе объясняю? Ты сам разве не чувствуешь, как тебя тянет к свету цесаревича?

– Это же другое! – возмутился Алексей. – Я – человек, потому и…

Он осекся. Неужели и правда дело не в отчаянной мечте о чистоте и спасении? Неужели и его тяга к свету – порывы ночи у него в сердце?

Герман фыркнул.

– Да не делай ты такое лицо. Ночь и день неотделимы, и тьма со светом тоже. Без одного нет другого – их тянет друг к другу. Но у тебя ведь и своя воля есть.

– Но как я тогда могу знать, какие чувства мои, а к чему меня тянут бесы?

– Для начала пораскинуть мозгами. Взять вот великого князя Павла – нравится он тебе?

Мысли взметнулись стаей тревожных птиц. «Нравится»? Алексей не был уверен, что это правильное слово, – вообще сомневался, существуют ли подходящие слова, чтобы объять ту смесь недоверия, надежды, восторга и мучительной благодарности.

– Я готов посвятить служению ему всю свою жизнь, – сказал Алексей тихо.

– И чем же он тебя так впечатлил?

«Тем, что не оттолкнул меня», – пришел первый ответ. Но еще прежде… О, здесь ему было что сказать.

– Его высочество ко всем одинаково справедлив, и честный труд у него всегда находит честную награду. И сам он работает не меньше – встает в одно время со своими солдатами, следит за их подготовкой и за тем, чтобы все были хорошо устроены. Иногда к нам даже из столичных войск простые солдаты пытаются дезертировать, вы знали? Потому что только в Гатчине все честно и любые злоупотребления офицеров сурово караются, кем бы они ни были, – Алексей помолчал, вспоминая аккуратные улочки, очищенные от всякой дряни. Сердце у него гулко стучало, щеки разгорелись. – И еще его высочество ценит порядок и видит свой долг в том, чтобы везде его поддерживать. Я впервые встретил человека, которому не плевать, что бесы летают, где им вздумается, и вредят простым людям. Он всех готов защищать. Поэтому я думаю, что его высочество будет очень хорошим правителем, он ведь и в императорском титуле видит не привилегию, а прежде всего долг.

– Ну вот тебе и твои собственные чувства. Уж это-то все никакого отношения к вашим силам не имеет, – Герман со вздохом откинулся на спинку сидения. Затем вдруг усмехнулся – криво, самым краешком рта. – Тяжело быть молодым и ничего не смыслить в жизни, а?

Глава 16. Как умирают Темные

– И вы ничего не нашли?

– Мы не то чтобы много искали. Но ни Мелиссино, ни ваш сын ничего не обнаружили.

Свет промозглого дня лился в окна Башенного кабинета. На столе раскинулись привезенные Германом книги – их оказалось так много, что старик вполне мог называть себя странствующей библиотекой. Алексей его понимал, и будь у него деньги, чтобы завести свою коллекцию, поступал бы так же.

Цесаревич помассировал виски.

– Надо обождать, – решил он. – Если никто ничего не нашел, значит, дергаться бессмысленно. Может, мы чего-то не понимаем.

– А чего тут не понимать? – удивился Герман. – Разломные твари из ниоткуда не берутся. То, что Константин ничего не нашел, не значит, что не найдете вы. Он всегда такие вещи чувствовал хуже.

– Я не могу поехать в Петербург, – отрезал цесаревич. Глаза его в миг заледенели. – Мне нельзя появляться там без разрешения ее величества. Как прикажешь объяснить ей, откуда я узнал об этом неуловимом разломе? Если она решит, что я засылаю к ней под нос шпионов, что ей помешает нанести удар первой?

Алексей поспешно перевел взгляд на книгу, которую листал. Как ни мало он знал об обстановке при дворе, ни для кого не было секретом, что отношения между императрицей и ее сыном только ухудшались. Нервные взгляды, которые цесаревич теперь то и дело бросал на ведущую в Петербург дорогу, говорили о его опасениях лучше любых слов.

«Но не может же она в самом деле попытаться убить собственного сына. Или может?»

Алексей, никогда не испытывавший недостатка в материнской любви, и представить не мог, что чувствует цесаревич. Со страницы книги смотрела мрачная картина: искаженное агонией лицо человека, которого выворачивала наизнанку переполнявшая его тьма. Текст был на немецком, да еще и написан неразборчиво, но Алексей мог разобрать отдельные куски: «заступленная грань», «черное самосожжение», «неудержимая страсть гершварца к ночному огню»…

– Ну, воля ваша, – Герман пододвинул к себе ближайший фолиант, такой толстый, что, того гляди, столешница прогнется. – Мы с Алексеем собираемся хорошенько перерыть все эти книги. Может, и на заметки о похожих странностях наткнемся.

– Да, посмотрите, – кивнул цесаревич. – И еще я хочу, чтобы вы поискали, что сдерживает и привлекает бесов. Про порядок с хаосом и разные чувства знают все, но должны в старых текстах найтись и другие догадки.

– Суеверия, вы хотите сказать, – Герман нахмурился. – Это пустая трата времени, ваше высочество. Вы получите только небылицы, вроде того, что демоны боятся шафрана и соли.

– И все равно, там может найтись крупица истины. Алексей Андреевич, у вас хорошо с бумажной работой. Составьте мне список всего, что найдете, с частотой упоминания каждого способа.

На губах уже был готовый ответ:

– Да, ваше высочество.

– Вот и славно, – цесаревич поднялся с места. – Все, что здесь есть, также в вашем распоряжении.

Проходя мимо, он легонько сжал плечо Алексея.

– Ты хорошо сделал, что бросился на выручку моему сыну. Молодец.

Алексей так смутился, что не нашелся с ответом, – похвала цесаревича превращала его в тающий кусок жженого сахара.

Мягко затворилась дверь. Наблюдавший за ним Герман фыркнул.

– Дай угадаю, ты теперь ночами спать не будешь, лишь бы составить этот проклятый список?

– Конечно, раз мне это поручили! – ощетинился Алексей. – Я все поручения стараюсь выполнять как можно быстрее и лучше.

Но кривая стариковская усмешка оказалась неожиданно теплой.

– Служака. Фридриху Великому ты бы понравился.

Алексей снова начал жечь тьму – без этого было не обойтись. Гора обязанностей с каждым днем только росла: помимо подотчетной ему артиллерии, он отвечал за организацию учебных классов для офицеров и следил, кого отбирают к ним в Гатчину в нижние чины. Еще приглядывал за порядком, где требовалось. Ходил в ночные патрули. А теперь к этому прибавилось все, чем они занимались с Германом.

Каждую третью ночь они брали карету и отъезжали в Петербург. Поначалу Алексей только поглощал бесов под бдительным надзором Германа – будто дно незнакомой реки прощупывал. Потом Герман начал учить его вещам посложнее, вроде того, с какой силой жечь тьму внутри себя.

– Это как с лошадью, – объяснял старик, – можно пустить ее галопом и загнать в несколько часов. А можно ехать трусцой, медленнее, но лошадь останется жива.

У него на все находились сравнения, удивительно точно передающие суть, и откуда только он их берет? В книгах, которые они изучали в свободное время, не было почти ничего ценного. Легенды, теории, слухи – да, но чтобы что-то определенное…

Алексей тщательно конспектировал любую информацию, которая могла пригодиться цесаревичу, но все больше соглашался с Германом – небылицы да деревенские суеверия.