Джулия сидела на пластиковом стуле и захлёбывалась слезами, пытаясь рассказать Дункану все, что лежало у неё на душе. Он не был мягким, как это всегда бывало. Дункан знал, что его твёрдость лишь отбивает у неё желание делиться. Но он не Брайан, с кем можно пререкаться. Она вынуждена слушать, поэтому ей было плохо. Слезы без остановки бежали по её лицу, она комкала одну салфетку за другой. А Дункан говорил.

– Ты сама рассказывала мне, какие у тебя родители. И тут Брайан тоже прав, и я знаю, ты тоже понимаешь, что натворила, – он хорошо помнил её слова, адресованные Скотту о том, какая она дочь.

– Но я не хочу убивать ребёнка, – она потянулась к стакану с водой, так как пересохло во рту. – Это ведь будущий человек. Такой же, как я и ты. – Она сделала глоток и добавила: – Почему я должна лишать его шанса на жизнь?

Дункан огляделся вокруг себя, задумавшись. Вечерело. На лоджии было очень тихо. Им никто не мешал. Из окон на первом этаже донёсся чей-то смех. Ребята дурачились после ужина. Вот такая она – жизнь: кто-то заливается смехом, а кто-то слезами.

Когда Дункан вернул взгляд на Джулию, она вытирала мокрое лицо салфетками, всхлипывая. Он сложил руки на поясе и вытянул губы в трубочку, показывая всем видом, что он не так строг.

– Я не говорю тебе, чтобы ты делала аборт. Я никогда не дам такой совет. Ты просто должна смириться с ситуацией. Это случилось. И никто не станет одобрять и поддерживать. Никто. Есть только ты и малыш.

Джулия вытерла нос, дрожащими руками и скомкала очередную салфетку.

– Брайан сказал, что этот ребёнок никому не будет нужен. Я останусь матерью-одиночкой… я все понимаю. Я знаю, что все мои мечты на будущее рухнули, и меня с ребёнком ни один мужчина не полюбит. Но я готова рискнуть, Дункан. И пусть я останусь одна.

Её душевная боль разрывала сердце Дункана на части. В его глазах Джулия представала совсем хрупкой девушкой, лишённой защиты и опоры. Она оказалась в сетях собственной неопытности. Он не мог бросить её одну.

– Джулия, – произнёс он её имя. Он сел перед ней на корточки и заглянул в лицо. А чтобы она смогла расслабиться, ласково улыбнулся. – Я верю, что у тебя все получится. Ты не только родишь и воспитаешь славного малыша, но и добьёшься в жизни успеха, как в карьерном плане, так и в любви. – Он погладил её руки, которые держал в своих, затем добавил: – Обязательно найдётся человек, который полюбит тебя настолько сильно, что неважно будет твоё прошлое. Он сможет полюбить чужого ребёнка, сможет заменить ему отца. И ты будешь счастлива.

Джулия провела по его щеке ладонью, и он почувствовал тепло её кожи.

– Я буду рядом. Буду тебе опорой, – договорил он и увидел, что Джулия окончательно успокоилась.

Весь оставшийся вечер он думал о ней. Думал, какие дороги теперь откроются перед Джулией. И не сорвётся ли она вниз с такой маленькой высоты.

БЫТЬ РЯДОМ.

Дункан повторял эти слова себе постоянно, но пока ещё до конца не понимал, что значит быть рядом с ней. Дать совет, оказать поддержку, быть другом или может быть это нечто большее? Может быть, это нечто большее?..

***

Ник

Тусклый свет лампы давил на зрение. Да и время было позднее, чтобы заниматься. Поэтому Ник закрыл тетрадь, выключил ноутбук и зажал пальцами веки, чтобы снять напряжение.

За окном лаяли соседские псы, чувствуя себя свободными в эту безлунную ночь. Небо сплошь было покрыто мраком, ни единой звёздочки. Но спать совсем не хотелось.

Ник покосился на свой паспорт, который лежал рядом с ключами на столе.

Ник Кирсли. А мог бы быть Миллингтон.

Интересно, а Юнеса спит?

Что же случилось с Джорджем Миллингтоном семнадцать лет назад? – мучился вопросом Ник. Его не покидало странное чувство. Почему-то вдруг показалось, что за этим скрываются все ответы на вопросы. Он должен узнать правду.

Ник вышел из своей спальни и шагнул вправо. Костяшкой пальца он сделал три прерывистых стука в дверь Юнесы. Она не спала.

– Кто? – послышался голос.

Ник не счёл нужным отвечать. Он постучался ещё раз. А через две минуты открылась дверь, и Юнеса предстала перед ним в пижаме с подозрительно причёсанными волосами. Она ещё не ложилась, сделал вывод Ник.

– Я хочу поговорить с тобой. Сейчас, – сказал он.

Лицо Юнесы вытянулось:

– Что?

– Это важно.

– В три часа ночи?

– Очень важно.

Немного подумав, Юнеса впустила Ника к себе в спальню, включила свет и пригласила к креслам в дальнем углу. Между креслами располагался кофейный столик, на котором стояла ваза с фруктами. Ник покосился на яблоко, затем бесцеремонно взял его и откусил.

– Ты ведь не возражаешь?

– Ешь на здоровье. Получай витамины, – без улыбки сказала она, затем села на свободное кресло напротив. – Ты сказал, что у тебя важный разговор.

– И это действительно так. Ты должна мне кое-что рассказать. И мне это очень и очень необходимо знать.

– Что же?

Ник отложил яблоко и сплел перед собой пальцы, чуть согнувшись вперед. Его глаза были сфокусированы на ее обеспокоенном лице.

– Расскажи мне, что случилось с твоим отцом семьнадцать лет назад.

Юнеса закашлялась.

– С моим отцом? Ник, скажи, а какое отношение мой отец имеет к тебе?

– Имеет. И в свое время ты узнаешь какое. А сейчас расскажи мне…

– Ты всерьез заставляешь меня волноваться, Ник, – перебила его Юнеса. – Давай будем честны друг перед другом. Ты приходишь ко мне среди ночи, чтобы я рассказала о своем отце. Говоришь, что для тебя это важно. А я просто должна сделать вид, что мне это безразлично и…

– Просто верь мне, – резко бросил он, гипнотизируя при этом взглядом.

Юнеса помолчала, сверля пустоту глазами.

– Мне очень тяжело говорить об этом, Ник. Потому что я только два года назад увидела отца на ногах.

Ник нагнулся ближе к Юнесе.

– Он был болен?

– Мой отец – археолог. В 1986 году он вёл раскопки в Новой Зеландии, где произошла страшная катастрофа. Я точно не знаю, что там случилось. Родители мне толком ничего не рассказывали. А если и говорили, то я ничего не понимала, в силу своего возраста. Я родилась за два месяца до несчастья. Отцу парализовало ноги, и на протяжении десяти лет он сидел в инвалидном кресле. Я росла рядом с отцом-инвалидом. Поэтому я ненавижу его работу, – Юнеса прервалась.

Ник молча ждал продолжения. Он не перебивал её. Однако успел отметить для себя много совпадений. Отец обещал привезти велосипед из Новой Зеландии. Так вот оно что. Вот почему маленький Ник так и не дождался своего подарка, и главное – отца. Но почему он не звонил? Он мог сообщить, что жив… Хотя можно предположить, что мать обо всем знала, и он звонил ей; но она не хотела ранить сына и поэтому не говорила правды, повторяя все время: «Папа приедет, вот увидишь».

– Через десять лет безнадёжных попыток вылечиться к отцу приехал друг – хирург, – продолжала Юнеса. – Он обследовал отца и предложил операцию. Папа давно отчаялся, но с чем черт не шутит. Он согласился. Ради меня. И через несколько лет огромных усилий и трёх операций отец начал подниматься на ноги. Послеоперационный период был самым сложным: психотерапия, физиотерапевтические процедуры, диета… он не верил. А мы с мамой верили и победили. – Юнеса обратила свой взор на фото в рамке, которое висело на стене. Там она стояла в обнимку с отцом, и выглядели оба счастливыми. Фото было сделано примерно полтора года назад. Ник мог представить, какое счастье она тогда испытывала. Юнеса изучала фото, словно хотела вернуться в тот день – её день рождения. И он был впервые на ногах. – Сейчас он хромает на левую ногу, но это лучше, чем инвалидное кресло, – добавила она, после недолгого молчания.

Ник сидел словно заворожённый. Он пытался свыкнуться с новой информацией. Для этого он прогулялся по комнате и встал у окна, задумчиво глядя в черноту.

– А я-то, дурак, думал… – он усмехнулся собственной глупости. – Но ведь я мог раскопать эту информацию ещё тогда.

– О чем ты сейчас?

– Юнеса, пора бы тебе узнать правду, – Ник обратился к Юнесе, стараясь не сломаться. Его потряхивало внутри от волнения. Все чувства смешались – стыд, трусость, боль и ненависть. Ник думал, что отец предал их, что он забыл их навсегда, а он всего-навсего был недееспособен.

Юнеса приподнялась с кресла, уставившись на Ника вопросительным взглядом.

– Какую правду?

– Твой отец – это и мой отец, Юнеса. Джордж Миллингтон – мой отец.

На секунду Юнеса онемела от неожиданности. У Ника по телу пробежал холодок. Её взгляд, устремлённый на него, и её выражение лица были не просто удивлёнными, Юнеса была ошарашена новостью.

Ник налил в стакан воды и поднёс Юнесе. Она смотрела на прозрачную жидкость, словно не понимала, что ей дают. Её голос прозвучал со скрежетом:

– Мой отец… а… ты значит мой…

– Я – твой брат, Юнеса.

Глава 10

Джастин

– Как хорошо, что ты составил мне компанию, Джой.

– Я уже жалею об этом, Джаст, – и Джой чертыхнулся, вновь оступившись.

Они потели, кряхтели, спотыкались, волоча 167 фунтов на себе. Особенно, если учесть, что в собственном теле градус зашкаливал. Ноги заплетались. Эйбс выпил, тем не менее, больше и не мог волочить конечности. За него это делали Джой и Джастин.

Они вернулись из ночного клуба на рассвете. Было около шести. Светало, но, несмотря на это, ещё чуть тянуло прохладой. Вокруг тишина, даже птицы не завели свои утренние песни. Но через час все оживёт.

Подходя к дому, Джастин изнемог. Они с трудом втащили Эйбса в гостиную и бросили в кресло. Джастин смахнул пот со лба и покосился на него. Эйбс растянулся во весь рост, натянул кепку на лицо и засопел.

– Черт бы его побрал! Чтобы я ещё раз поехал с ним куда-нибудь! Ни за что на свете! Лучше душу дьяволу продам, – ворчал Джастин.

Джой сел на лестницу отдышаться.

– Эйбс пьёт, как грецкая губка, – сказал он. – В его жизни все тихо-гладко. Не вижу смысла упиваться до мёртвого состояния.

– И, похоже, Эйбс не единственный, кто нарезался до ай-ай-ай.

Джой привстал, чтобы разглядеть фигуру, распластавшуюся на диване.

– А представляешь, если бы мы Эйбса поверх него кинули, – гоготнул Джой и вернулся на лестницу.

– Наш бедный, Лэнси, – вздыхал Джастин, – если отказался ехать со мной в клуб, то обязательно нужно было набраться дома.

На Ланса без улыбки нельзя было смотреть. Он сладко спал, прижав к себе подушку, как родную. Судя по всему, блаженное время провалиться в сладкий омут забытья. На полу стояла пустая бутылка с этикеткой «Ванилла бренди».

– Сегодня нам везёт на пьяных, Джаст, – пробурчал Джой, двигаясь по лестнице вверх.

– Как будто ты сам Агнец Божий, – с этими словами Джастин пихнул друга в бок, – Ланс, проснись.

– Что? Джулия? – спросонья пробурчал тот и резко соскочил с дивана. Глядя на расплывчатый образ Джастина, окутанного первыми лучами солнца, Ланс сощурил глаза. Он даже не понял, где находится в этот момент. На кресле Эйбс поменял позу, почмокал и притих. – Что такое? – сонным севшим голосом, спросил Ланс.

– И мне хотелось бы это знать, – ответил Джастин, заметив, что на лестнице уже никого нет. У Джоя выходной, поэтому его можно считать счастливым человеком. А у самого Джастина через три часа лекции по культурологии, а хотелось спать. Он помог Лансу встать, затем сказал: – Ты решил отметить своё отцовство, я смотрю.

– Заткнись, Джастин.

– Ну а что? Или имя Джулии случайно выскочило, когда ты проснулся?

Ланс остановился, держась за перила лестницы.

– Я не произносил её имени.

– Произносил.

***

Джулия

Джулия пила кофе в столовой, когда туда пожаловал Брайан.