Я киваю. Больше не колеблясь. Потому что это больше не вызывает во мне беспокойства. Как будто ее великолепная аура смела все это, оставив только уверенность. Если это какая-то уловка или ее светлая сила, то она очень мощная. Но мне все равно, потому что в следующий момент меня пронзает теплый свет, и боль постепенно исчезает. Каждый вдох становится легче и свободнее. В ногах снова появляется сила, и теперь мне легче держать тело в вертикальном положении. Ребра перестают болеть при вдохе, я снова могу открыть оба глаза и только сейчас понимаю, насколько сильная пульсирующая боль сдавливала мне глаз и голову.

Я смотрю на Серру, которая, улыбаясь, опускает руки и поглаживает мое черное сердце.

– Что с ним случилось? – спрашивает она, рисуя нежные круги, проводя пальцем по шраму.

На этом месте не хватает кусочка черного цвета.

– Я не знаю, – говорю я и в следующий момент вздрагиваю.

Голову словно пронзает болью. Колени подгибаются, и я чувствую только, как меня подхватывают руки Серры.

– …Скоро ты забудешь, как смеяться…

Мужчина держит в руке нож и приставляет лезвие мне к груди.

– Это вырезание метки было твоей идеей, дорогая, так что спасибо за вдохновение.

Я в панике пытаюсь понять, что за образы проносятся передо мной. Кто этот мужчина… Он режет мою плоть. Вырезает метку. Я хочу кричать, но у меня как будто нет доступа к своему телу. Как будто это просто… воспоминание.

Я в этом видении стараюсь не кричать, плотно сжимая губы, но когда он отрезает от меня два-три дюйма, а затем поднимает лоскут кожи в воздух, как трофей, я кричу во все горло. По щекам у меня льются слезы. Все тело дрожит.

– Больно? На что это похоже?

– М-м-м… – мычит он, покачивая головой. – Думаю, тебе было недостаточно больно.

Я удивляюсь собственной смелости. Как будто это была другая версия меня самой. Более сильная, более уверенная в себе.

Слышится женский плач. Это Ави. Она сидит напротив меня и ничего не делает. Хотя она даже не связана.

– Еще одно движение, и я вырву твою грязную душу из тела, князь Сладострастия.

В комнате раздается голос, такой сильный, будто он способен остановить время.

Марви. Это Марви. Я чувствую, что мое прошлое «я» испытывает облегчение при этом воспоминании. Что я его знаю. И в каком-то смысле ему доверяю.

– Отойди от нее! – Это последнее, что я слышу.

Архангел говорит это так, будто способен голосом разрушить миры. Будто я значу для него все.

…Серра все еще держит меня, когда сознание возвращается, я задыхаюсь, глотнув воды и кашляя. Она похлопывает меня по спине, постепенно я прихожу в себя. После чего твердо на нее смотрю.

– Это вырезал один мужчина, – говорю я, касаясь своей груди.

– Кто этот мужчина?

Я с сожалением качаю головой:

– Я не помню, но М… Мелех знает. Он был там. Он… меня спас.

Серра приподнимает брови:

– Значит, иногда он способен делать что-то правильное.

Я молчу, потому что в этот момент мне больше всего хочется заявить: «Он всегда все делает правильно». Но я не делаю этого, потому что он мой враг. Или нет. Потому что боюсь, что тогда задохнусь от охвативших меня чувств. От слез, которые прольются оттого, что все-таки есть на свете живое существо, которое сделало бы для меня все.

Стиснув зубы, я вспоминаю, зачем я здесь. Вспоминаю о том, кому я действительно верна и кого люблю. И прежде всего о том, что готовность архангела так много для меня сделать дает мне огромное преимущество. Если я буду вести себя достаточно умно, он расскажет мне, как попасть из Джараская в мир света. И тогда этот кошмар наконец может закончиться. Он должен закончиться.

У меня в сознании что-то возникает. Опять воспоминание? Будто я слышу пророчество, но не могу его понять. Почти как призыв из апокрифа. Есть ли что-то вроде апокрифов здесь, в мире света? Наверняка есть. Я это чувствую. Так что просто нужно попросить Марви предоставить мне к ним доступ. Может быть, я найду там что-нибудь полезное.

– Хочешь, я вымою тебе волосы? – спрашивает Серра и уже берет кусок мыла из деревянной миски на краю бассейна.

Я просто киваю и позволяю ей повернуть меня, положить пальцы на мой подбородок и откинуть голову назад.

Пока она промывает прядь за прядью, я ни о чем не думаю. Это совсем не пробуждает во мне тоску по детству, потому что у меня никогда не было матери, которая делала бы что-то подобное. Бо́льшую часть жизни я ходила со спутанными, немытыми волосами. Тем не менее какое-то чувство у меня возникает. Это своего рода тоска по чему-то, чего у меня никогда не было. По ощущению безопасности, которое для Авиелл всегда было само собой разумеющимся. У меня оно не возникало никогда. У меня была только Авиелл. И я воспринимала все, что она делала, как проявление привязанности. Но так ли было на самом деле? Тогда, когда она несколько раз говорила мне, чтобы я нашла себя? Было ли это на самом деле привязанностью, любовью и благими намерениями? Или за этим всегда стояло что-то еще?

Может быть, то, что рассказал мне Марви. Что я – Несущая свет. Но тогда почему Ави хотела, чтобы я от нее отдалилась? В этом нет никакого смысла, потому что теперь, похоже, самое важное для нее – привязать меня к себе.

– Вот и все, – шепчет Серра, прерывая мои мысли.

– Спасибо, – бормочу я, проводя рукой по своим шелковистым волосам. Я уверена, что они еще никогда не были такими мягкими.

Я поднимаюсь и собираюсь вылезти из воды по каменной лестнице, и тут позади меня раздается ее голос.

– Я должна тебе кое-что сказать, – начинает она. – Или, точнее, спросить.

Она покашливает, будто нервничает. Но это не значит, что она боится что-то произнести. Нет. Я не думаю, что у этого ангела что-либо на свете могло вызвать чувство неловкости. Гораздо более вероятно, что она боится услышать мой ответ.

– У нас, высших ангелов-служителей, есть ритуал, когда к нам присоединяется кто-то новый.

Я продолжаю стоять на лестнице, Серра выходит из воды и встает рядом со мной. Уверена, она выглядит более элегантно, даже несмотря на то, что стоит скрестив руки.

– Я, конечно, знаю, что ты не ангел-служитель. Но я давно начала проводить подобные ритуалы и со всеми новыми друзьями. Мне нравится, что это их ко мне привязывает.

– И как это происходит? – растерянно спрашиваю я и полностью выхожу из воды.

Я беру два полотенца и протягиваю одно ей. Но она отказывается и просто натягивает на мокрое тело небольшое платье из желтого шелка.

– Это не больно. И конечно, не привяжет тебя по-настоящему ни ко мне, ни к Мелеху. – Она усмехается.

Я не совсем понимаю, что именно меня ожидает, но соглашаюсь. Увы, скорее потому, что я действительно ей доверяю. Радостное предвкушение чего-то хорошего значит для меня больше, чем возможность заслужить ее доверие. Тени у меня внутри наказывают меня за это ребяческое чувство.

И тут передо мной вспыхивают картины: кровь и темные фигуры. Образы чьих-то мучений и… Я больше ничего не могу разобрать. Просто чувствую все это. Измену. Страдание. И понимание, что мне суждено убить Марви. Я смотрю вслед Серре, а она, уверенная в себе и с открытым сердцем, выходит из ванной, где только что попросила предателя стать ее другом.

Глава 6

Когда я обсохла после бассейна и достала из шкафа одежду – к счастью, Серра предусмотрела и черные вещи, очень похожие на мою одежду героя, – я туго заплела косу и вышла в ярко освещенный коридор.

Наверное, надо было заранее спросить дорогу у Серры, но только я об этом подумала, как услышала, что кто-то поет хором, и пошла на этот звук. Я никогда такого пения не слышала. По крайней мере, люди так петь не могут. Это скорее похоже на ангельские песнопения, и они укажут мне, куда идти. Если бы они только знали, как я их обманываю. Скорее всего, тогда они отправили бы меня прямиком в чистилище.

Когда белые коридоры становятся темнее и освещаются только факелами, я начинаю идти медленнее. В голове у меня возникает вопрос: как здесь зажглись факелы, неужели сами собой, когда на улице начало темнеть? Но потом я перестаю медлить и иду дальше по темному, мерцающему красноватым светом коридору, на стенах которого, кроме факелов, ничего нет.

От звуков ангельского пения на душе у меня делается спокойно и тепло. И хотя я попала в непонятную для меня ситуацию, мне не приходится делать дыхательные упражнения, чтобы успокоиться.

Я подхожу к двери и открываю ее. Когда я вижу залитую светом свечей комнату, у меня от изумления приоткрывается рот. За столом, также заставленным свечами, сидят Серра, Марви, Микаэль, которого я видела, когда была здесь в первый раз, и еще двое незнакомых мужчин. Они выглядят молодыми, скорее возраста Марви, чем Микаэля.

Я начинаю разглядывать помещение передо мной. Вдоль стен тянутся длинные полки до потолка, заставленные книгами в старинных переплетах. Камин и свечи освещают комнату мерцающим теплым светом. На стенах будто пляшут маленькие огненные существа. Сзади, рядом с окном, перед которым задернуты две плотные красные шторы, находится темно-коричневая витрина, но что в ней, мне не видно.

Теперь пение звучит очень громко, и где-то в душе у меня возникает благоговение. У меня даже немного выступают слезы на глазах, и мне приходится себе признаться, что все здесь создает ощущение родного дома.

– Навиен! – обрадованно восклицает Серра, но при этом выглядит абсолютно невозмутимой. Будто ей даже не понадобилось повышать голос, чтобы воскликнуть и выразить свою радость.

– Садись скорее, – просит она, поднявшись и указывая на стул рядом с Марви, который сидит во главе стола и выглядит немного нервным.

Значит, на самом деле этот ритуал – исключительно идея Серры. Я чуть не рассмеялась, хотя пытаюсь не показывать своих чувств. Он согласился на это лишь потому, что для нее это так важно.

Я сажусь на указанное место, а затем наклоняюсь к Марви:

– Можешь рассказать мне, в чем суть этого ритуала?

Он чуть заметно улыбается:

– Конечно, я мог бы это сделать. Но тогда мне придется или тебя убить, или Серра убьет нас обоих.

Я тихо смеюсь, а потом опять смотрю на него. И вижу в его глазах изумление.

– Что случилось?

– Ты смеешься.

– Да, Мелех, я умею смеяться, – весело говорю я, потирая указательный и большой пальцы друг о друга. Признак, что я нервничаю. Нужно это контролировать.

Я быстро оживляю в памяти слова Арка. Надо сделать их своей мантрой. Я просто герой. Демон, рожденный, чтобы служить Авиелл. Она знает, что правильно. Тени, которые при этих мыслях активируются у меня в груди, являются для меня достаточным доказательством.

– Не хочу говорить банальные комплименты. Но это прекрасно, когда ты смеешься, хоть и делаешь это слишком редко, – шепчет Марви, а я краем глаза вижу, что Серра отодвигает в сторону свечи и берет со стола книгу.

– А что бы ты сказал вместо этого банального комплимента, архангел? – кокетливо поддразниваю его я – и ненавижу себя, потому что делаю это с нечестными намерениями. Но какая-то часть меня хочет, чтобы все это было честно и всерьез.

– Пожалуйста, никогда больше не смейся, Навиен. У меня в саду от этого цветы вянут. Ах, что я говорю. Они завянут во всей империи. И весь ад тут же замерзнет. Хотя на самом деле я был бы этому только рад.

Я громко смеюсь, но тут же зажимаю рот рукой и бросаю взгляд на остальных сидящих за столом. Марви тоже закрывает рот рукой, а Микаэль и Серра смотрят на меня растерянно и даже немного сердито. Двое других мужчин кажутся удивленными и отчасти раздраженными поведением Марви.

Наверное, я слишком долго смотрю на одного из них, потому что он внезапно широко улыбается и протягивает мне руку. Я пожимаю его за предплечье чуть ниже локтя, как и он меня.

– Я – Кареспай, первенец ангела Тороса. К сожалению, ни одна свинья о нем ничего не знает. Но мой дядя когда-то утверждал, что мы дальние родственники с… – Он задумчиво прикладывает указательный палец к подбородку. – Напомни, как зовут твоего любимого брата, Мик?

Микаэль закатывает глаза.

– Кареспай говорит о Габриэле. Но он не мой любимый брат, – поясняет Микаэль и снова возвращается к книге, которую держит в руках.

Я пытаюсь мельком взглянуть на обложку, но тут Кареспай продолжает наш разговор.