Издаю какой-то дурацкий нервный смешок и пожимаю плечами:

– Попробуйте. Надеюсь, не отравитесь.

И зачем я эту глупость сказала? Что за тупость!

Уля, соберись!

– В рулете цианид? – хмыкает Иван.

– Мышьяк, – говорю ему.

Мне хочется побиться головой о стенку.

Но мужчина улыбается шире.

– Отлично, моя любимая приправа, – произносит он весело.

Усаживаю малышек за стол.

Когда усаживаю, забираю у них планшеты и убираю на холодильник. Он высокий, там не достать.

– Да-а-а-а-й! – сразу сиреной визжит Маша.

– Ма-а-м-а-а-а-а! – вторит ей Катя и ударяет ладошками по столу.

– Гав! Гав! Гав! – добавляет прибежавший Алмаз и сразу тыкается мордой в свою миску.

У Ивана случается непередаваемое выражение лица.

Видимо, с детьми он редко контактировал.

– Сейчас и тебе дам, – обещаю псу. И уже дочкам: – Сначала кушаем. Или пьём молоко. Потом спать. Играть в планшеты будете завтра.

– Не-е-е-еть! – закатывает истерику Маша. – Отда-а-а-й!

Она тянет пухлые ручки в сторону холодильника к планшету. Видела, куда я убрала, моих девочек не проведёшь.

– Не обсуждается, – упрямо гну свою линию. – Иван, вы ешьте. На нас не обращайте внимания. Это вечная борьба добра со злом.

Он хмыкает и накладывает в тарелку салат. Рулет я нарезала на общей тарелке. Он кладёт себе один кусок. Скромняга.

– Мама, дай планфе-е-эт, – канючит Катя и делает попытку поныть, изображает вселенскую трагедию. Подбородок дрожит, голубые глаза уже наполнены слезами.

Меня этой игрой не пронять.

– Завтра, – говорю строго. – Или вы забыли наш уговор? По вечерам никаких планшетов. Я итак я вам разрешила поиграть, пока ужин делала.

Обе малышки слаженно складывают ручки на груди, и обижено выпячивают нижнюю губу.

Пусть дуются. Планшетов сегодня больше не будет.

Даю псу небольшую порцию еды. Заслужил.

И сажусь сама за стол.

Получается, что мы с Иваном друг напротив друга, а девчонки справа от меня. Стол прямоугольный с закруглёнными углами.

Иван зачем-то нюхает хлеб, который я испекла и вдруг говорит:

– Домашний. Сама делала?

– Да. Как вы догадались?

– Матушка выпекала хлеб. Я по запаху всегда определю – магазинский или домашний, – поясняет он и тут же откусывает от хлеба приличный кусок. Кивает и с набитым ртом говорит: – Фкуфно.

Мне становится приятно. И гордость за себя появляется. Хотя я и без него знаю, что вкусно.

И тут Ивану в лицо прилетает макаронина в виде бантика. Точно в лоб.

– Планфе-е-е-э-эт! – орёт Маша. Это она зарядила в Ивана макароны.

Катя берёт пример с сестры, берёт в ручки макароны и бросает в центр стола.

– Маша! Катя! – говорю строго.

Маша берёт горсть «бантиков» и размазывает их по волосам Катюши.

Катя тут же показывает свои вокальные данные. Звук голоса моей дочки может разбить стекло, я уверена.

– Вот это да… – говорит Иван. Я его едва слышу сквозь вопль Катюши.

Она взмахивает ручками и переворачивает тарелку, макароны летят на пол. Падает и стакан с молоком, хорошо хоть не на пол… Молоко разливается по столу и бежит на пол.

Алмаз подбегает и лопает с пола макароны, слизывает тёплое молоко.

– Так, им пора спать. Вы ешьте. А я попробую их уложить.

– Я помогу. Можно?

* * *

– Нет! – отвечаю слишком резко, быстро и с явной паникой.

Мой материнский инстинкт срабатывает быстрее разума.

Доверить своих малышек незнакомцу?!

Да он спятил, если думает, что я позволю этому типу приблизиться к своим девочкам.

– В смысле… я сама справлюсь. Не нужно. Но спасибо за предложение, – стараюсь сгладить неловкость, но в моём голосе нет и намёка на раскаяние.

Да и всё равно, пусть думает, что хочет. Это его проблемы, если обиделся.

Но Иван лишь усмехается, поднимает руки, кивает и говорит:

– Я понял-понял. Удачи.

Утаскиваю маленьких чертовок. Они выгибаются и орут, будто их режут.

Собака спешит за мной.

– Алмаз, прыгай к Кате, – даю команду собаке.

Он тут же забирается к дочери на кровать и усаживается в ногах. Вываливает розовый язык и ждёт, когда можно будет, наконец, лечь спать.

– Катюша, Маруся, что за концерт вы устроили? – стону в голос, когда малышки начинают реветь громче и активнее. – Как будто я из вас чертей изгоняю, честное слово. Может, хватит, а?

Усаживаюсь на диван, прижимаю к себе дочерей и начинаю укачивать их и напевать колыбельную.

Эта истерика из-за того, что они проснулись. Когда режим хоть на минуту сбивается, то всё, случается катастрофа.

Поэтому мне так важно, чтобы они ели вовремя, гуляли, играли в положенное время и обязательно ложились спать, когда положено. Тогда в нашей семье царит тишь, да благодать.

Спустя минут десять, они прекращают реветь.

– Пи-и-ить… – икая, просит Катюша.

– И мне, – вздыхает Машенька.

– Сейчас всё будет, – говорю ласково. Целую светловолосые макушки дочек. Переношу сначала Катю в кровать, потом Машу. – Сейчас принесу воды.

Бегу на кухню за графином с водой и кружками.

Иван что-то спрашивает, но я уже убегаю обратно.

Девочки, наконец, уложены и теперь можно и самой отдыхать.

Сжимаю виски. Голова просто раскалывается. Надо бы и от головы что-то принять, а то с утра буду как развалина.

И тут у меня холодок по спине пробегает.

Как я могу пойти спать в другую комнату, когда в доме находится посторонний человек? Здоровенный незнакомый мужчина.

И мне без разницы, что он хозяин дома.

Факт остаётся фактом – оставлять детей одних без присмотра я не намерена. А то мало ли что. Я этого Дубова знать не знаю.

Вдруг, он ненормальный?

Страх, тяжёлый, противный оплетает меня словно спрут. Я глубоко вздыхаю, стараясь успокоиться.

Да, когда я раздражена и дико хочу спать, мир мне кажется чересчур враждебным. Хотя, так оно и есть.

В голове тюкает, Дубов одним своим присутствием в доме раздражает. Ведь это из-за него такие неудобства.

Смотрю на маленький диванчик и длинно вздыхаю.

Диван не выглядит пригодным для нормального сна, но выбора у меня нет.

На всякий случай проверяю, не раскладывается ли диван.

Увы и ах.

Глаза у меня уже не просто слипаются, я с трудом пытаюсь удержать их хоть чуточку приоткрытыми.

Плетусь в спальню, где моя сумка с моими вещами и застаю в комнате Ивана.

Похоже, он уж поел и тоже планировал ложиться спать

Стоит в одних боксерах траурного цвета.

Сволочь.

Зато мои глаза резко раскрываются.

Ноги у него длинные, сильные.

И спина…

Почему-то вид сильной, красивой мужской спины взволновал меня больше, чем даже если бы мужчина был сейчас полностью обнажён.

От неожиданности ощущаю, как краснею.

И просто стою, пялюсь на мужчину.

Иван стоит у открытого шкафа и достаёт с верхней полки свёрнутое одеяло.

Мне доводилось видеть мужские спины, да и вообще, меня сложно удивить, но сейчас отчего-то меня накрывает смущение.

Иван Дубов, хозяин этого дома оказывается мужчиной большим, мощным, с идеально прорисованным рельефом мышц.

Он оборачивается, одеяло подмышкой и говорит, увидев меня:

– О! Это ты?

– Нет, я тебе примерещилась, – отвечаю как ворчливая тётка.

Он хмыкает и произносит:

– Я буду спать в гостиной и…

– Нет-нет! – тут же протестую я. – Это твоя спальня, оставайся здесь. Я за своими вещами пришла. Лягу с девочками.

Он перестаёт улыбаться.

– Там диван не раскладывается, – говорит Иван хмуро. – Спи здесь и не страдай ерундой.

– Я уже всё решила, – заявляю упрямо.

Зачем мы вообще спорим?

Я ведь сказала, как хочу, зачем меня уговаривать?

Вот когда надо мужчинам проявлять благородство, фиг его от них дождёшься. А когда оно не к месту, так оно из них фонтаном хлещет.

– Погоди, ты что, боишься, что я наврежу твоим детям? – вдруг произносит он удивлённо-обижено.

При виде выражения его лица я едва не смеюсь.

Развожу руками и говорю как есть:

– Прости, но давай без обид, ладно? Мне будет спокойней и комфортней, если буду рядом с ними. Надеюсь, тема закрыта. Я жуть как хочу спать. Кстати, не дашь мне это одеяло? Ещё бы подушку…

Я изображаю улыбку, которую, я очень надеюсь, можно принять за дружескую.

Несколько секунд он буравит меня взглядом.

– Хорошо, – нехотя соглашается он, бросает на кровать одеяло. И сверху из шкафа достаёт подушку. Следом постельное бельё.

– Я сам очень устал. Спокойной ночи, Ульяна. И спасибо за ужин.

Он резко поворачивается и уходит из спальни. В ванную комнату. В ванной, между прочим, моя щётка, паста… Чёрт.

Ладно, чёрт с ними. До утра не умру.

Складываю в сумку свои вещи, какие успела выложить. Беру сумку на плечо. Подхватываю подушку, одеяло и бельё.

Не помню, как ложилась спать.

Не помню, как переоделась в свою антисексуальную пижаму, зато мягкую и тёплую с милыми медвежатами.

Зато отлично помню, что мне снился Иван Дубов.

Я сидела в кресле, а он танцевал передо мной. Был в один чёрных боксерах. Танец вышел крутецкий. Возбуждающий.

Я тянула к мужчине руки, чтобы пощупать, погладить его мощную спину, плечи.

Руки у меня вытягивались, становились длиннее, но я никак не могла дотянуться до Ивана.

Он как будто отдалялся от меня.

Больше ничего не помню.

Глава 4

* * *

– УЛЬЯНА —

Утро добрым не бывает.

Истина.

От неудобной позы затекла нога, поясница заклинила и вообще, чувствую себя качественным замятышем.

Приходит мысль, что противоаллергические вообще-то имеют побочку в виде сонного действия. И почему об этом я вспомнила только сейчас?

Я быть может, ещё лежала и жалела себя, но вдруг слышу искристый детский смех, лай собаки и моего носа настигает аромат бодрящего кофе и блинчиков. А вот блинчики, походу сгорели.

Я моментально прихожу в себя.

Подрываюсь с дивана, как очумелая, и стону в голос, хватаюсь за спину, так как моя поясница не рада столь резким движениям, да ещё после беспокойного сна на жутко неудобном диване.

Ещё и в голове тюкать начинает.

И это только начало дня, а я уже как развалина.

Шикарно.

Приехала за город набраться здоровья, хорошо отдохнуть, а по итогу как кретинка вляпалась в коричневую субстанцию и получаю пока тонну стресса.

За окном удивительное утро. Птицы чирикают. Солнце, очевидно, решило поставить рекорд по количеству тепла и света.

Мне бы улыбнуться, порадоваться такому чудесному утру, но вместо этого чувствую дикое раздражение, даже злость.

Ещё и страх за детей сжимает мне сердце до предынфарктного состояния.

Ковыляю из спальни прямиком на звуки смеха своих девочек.

Конечно, они на кухне.

Вхожу, уже рот раскрываю, чтобы начать ругаться и застываю памятником самой себе.

Сонный и немного растрёпанный Иван стоит у плиты и готовит омлет. Выглядит мужчина сногсшибательно. Ему идёт эта растрёпанность, мятая футболка и домашние штаны, облегающие все выпуклости и впуклости.

Алмаз крутится у его ног, явно выпрашивая что-то вкусненькое.

Близняшки – в розовых пижамах, ещё неумытые и тоже лохматые – со счастливым визгом и со всей дури скачут по кухонному дивану. Иван даже слова им не говорит.

Как из дивана ещё пружины не выскакивают?

Над холодильником включён телевизор и показывает утреннюю музыкальную передачу, но вопли моих девчат перекрывают любые звуки.

Девочки с хохотом лупят друг друга маленькими декоративными подушками, они счастливы. С утра в них столько кипит энергии, что хватило бы запустить ракету в космос. Поэтому призывать их к порядку – дело безнадёжное.