– Ему ведь почти три недели!

– Оно ему пока не особо нужно. Детей регистрируют в течение шести недель после рождения.

– Ну и что? Разве тебе не хочется как-то называть его уже сейчас?

– Никак не могу принять решение. Я думала, будет проще выбрать ребенку имя, если не нужно спрашивать чьего-либо одобрения. Никто не скажет: «Рекс звучит как собачья кличка; Спайк вообще идиотское – а вдруг он решит стать гинекологом?». Но оказалось, что так еще сложнее.

– По-моему, ты просто боишься давать ему имя.

– С чего мне бояться?

– Потому что, получив имя, он станет реальным.

Руки ребенка вскинуты над головой, рот приоткрыт во сне. И он вполне себе реальный.

– Я пока недостаточно хорошо его знаю, – говорю я.

– Стиви, он все равно будет таким, каким будет. Не важно, как ты его назовешь. Ну хоть какие-то варианты у тебя есть?

– Джона, Ноа, Габриель^[8]…

– Что-то библейское? Хотя зачатие-то и правда было непорочным. Погоди секунду.

Звук открывающейся двери.

– Приветик! Как дела? Латте, пожалуйста.

Он сейчас в кофейне на Томпкинс-сквер-парк – там еще табличка висит: «Дети, оставшиеся без присмотра взрослых, получат эспрессо и бесплатного щенка».

– И на меня возьми! – говорю я.

– Ха-ха.

Я заходила туда почти каждое утро после пробежки вдоль Ист-Ривер, когда первые лучи солнца скользили по воде, высвечивая обрубки деревянных свай старого пирса. Затем я возвращалась в квартиру, вооружившись картонным стаканчиком с латте и повысив до максимума уровень эндорфинов в крови. По субботам мы с Нейтаном встречались здесь спозаранку, брали кофе и шли в парк, чтобы обсудить события прошедшей недели.

– А если серьезно, Нейтан… Ты не можешь принять решение за меня? Я где-то читала, что двадцать процентов родителей жалеют о выбранном для ребенка имени.

– Хочешь, чтобы я взвалил на себя всю ответственность?

– Ты ведь его крестный отец.

– Я?! Впервые слышу.

– Разве я не говорила? У меня теперь вообще ничего в памяти не держится. Так ты не против?

– Конечно, не против! Я люблю детей.

– Нет, не любишь. Зато любишь меня.

– Что правда, то правда.

– Это всего лишь уловка, чтобы навсегда удержать тебя в моей жизни.

– Стиви, тебе не нужны никакие уловки. Но все равно спасибо. Я польщен. Честно!

– Ну слава богу, хоть с этим разобрались.

– Ладно, у меня идея: как насчет Ашера? На днях я свайпнул вправо одного Ашера в тиндере. И звучит вполне по-библейски^[9], как ты любишь.

– Хватит издеваться. Хотя имя мне и правда нравится. Необычное. Можно сократить до Эша^[10].

– Отлично! Думаешь, Эш ему подойдет?

– Вполне. Эш Стюарт. Звучит неплохо!

– Примерь ему это имя. Посмотри, как оно сидит. В общем, зови его Эшем ближайшие пару дней, а потом перезвони.

– Договорились.

– Кстати, ты из дому-то выходишь?

– А ты представляешь, что такое новорожденный младенец?

– Ты не ответила!

– Ну, я же не совсем отшельница. Даже гостей иногда принимаю! Недавно заходили Ребекка, Мира, еще пара человек…

Мира пришла с дочкой Беатрис, дня через два после Ребекки. «Встреча двух мамочек!» – написала она в смс. Но на деле оказалось иначе – и с виду, и по ощущениям. Мы словно были двумя театральными критиками с диаметрально противоположными мнениями об одной и той же пьесе. Беседа не клеилась. «Ты, наверное, ужасно устала», – сказала она, чтобы заполнить очередную паузу, а потом спросила меня о гормонах радости. «О, да-а!..» – протянула я с напускным энтузиазмом. Какое счастье, что Мира привела Беатрис! Малышка Беа в свои четыре была с ним так мила – не то, что я.

– Рад слышать, – говорит Нейтан.

– Знаешь, все говорили одно и то же.

– Почему у малыша нет имени?

– Не угадал. Они просили разрешения понюхать его головку, а потом говорили, что им хотелось бы закупорить его в бутылке – запах, не ребенка.

– Странное желание.

Я слышу, как хлопает дверь его квартирного комплекса, и тут же раздается гул приближающегося лифта.

– Так все-таки, сколько раз ты выходила из дома?

– Я не выходила.

– Что?! Стиви, какого черта! Ты сидишь взаперти уже ТРИ НЕДЕЛИ?

– У меня есть все, что нужно. Да и потом, это все равно невозможно.

– Что значит невозможно? Я, конечно, понимаю: выход куда бы то ни было с младенцем – тот еще головняк. Но разве так уж невозможно уложить его в коляску и покатить по улице? Всего пару недель назад ты управляла командой из – сколько их там было? – тридцати сотрудников, тридцати высокоэффективных миллениалов!

– Нейтан, теперь я совсем другой человек.

– Ты все та же.

– Я ужасно устала. Прошлой ночью он почти не спал.

– Покажи мне хоть одну не уставшую мать новорожденного!

– Я выйду, когда появится ночная няня, после того как хорошенько отдохну.

– Нет, сходи куда-нибудь сейчас. Сегодня! Для начала – хотя бы в магазинчик возле дома. Черт возьми, Стиви, там наверняка даже твой вайфай работает – мы могли бы болтать по видеосвязи всю дорогу туда и обратно. Иначе у тебя окончательно съедет крыша. Сделай это для меня, крестного отца твоего ребенка! Хорошо?

В конце концов из дома меня выкуривает пустая упаковка молока.

И мы с ним – с Эшем – проходим пятьдесят ярдов до магазинчика на углу. Я не спотыкаюсь о порог. Он не задыхается в тряпичном слинге. Он не плачет, и никто на нас не пялится. Я беру из холодильника бутылку полуобезжиренного, и хозяин магазина не спрашивает у меня на кассе, где отец ребенка и как его зовут. Затем мы возвращаемся в квартиру и открываем дверь ключом, который я благополучно не уронила.

Восемь

Груды присыпанного грязью слежалого снега отделяли тротуар от дороги. Вчера температура опустилась до минус одиннадцати.

В ожидании дюжины потенциальных членов клуба и журналиста я стояла возле нашего здания по 21-й Западной улице, которое больше не выглядело, как сгоревшая автопарковка и начинало приобретать вполне респектабельный вид.

– Привет! Вы Стиви?

Ко мне подошел высокий худощавый мужчина с небрежно свисавшей на лицо темно-каштановой челкой.

– А вы Нейтан Уокер?

– Собственной персоной, – сказал он, отбрасывая челку с глаз и протягивая мне руку.

После нашего разговора о привлечении новых членов клуба Джесс прислала длиннющий список из десятков имен, имейлов и телефонных номеров. Возле каждого имени стоял ее личный комментарий: «Скажи ей, что подруга по йоге передает привет!» или «Скажи, что Джесс позвонит или напишет насчет обеда».

Я получила ответ почти на каждое письмо с упоминанием имени Джесс. Один из положительных ответов пришел от «кинозвезды», если использовать терминологию Лекса: основательницы стартапа в сфере здорового питания с рекордной суммой инвестиций.

Затем подтянулись акулы пера. Нейтан Уокер писал о нас статью, которая должна была выйти в одном из глянцевых журналов в день открытия клуба.

– Стильное местечко!

Скользнув взглядом по изгибам винтажного дивана, он поднял глаза на стену, декорированную картинами модных художников. В центре висела канва с вышитой крестиком надписью: «Сто процентов не сделанных тобой выстрелов не попадут в цель».

– Какие у вас критерии приема? – спросил Нейтан. – Вы и в самом деле тщательно проверяете каждого кандидата или смотрите только на деньги?

– Естественно, мы всех проверяем, – ответила я, сощурив глаза.

Как выяснилось, беспардонно задавать вопросы в лоб было фирменным приемом Нейтана. Он мог бы запросто спросить у военного, сколько человек тот убил во время последнего боевого дежурства. Под конец он поинтересовался, сколько денег Лекс получил с продажи предыдущего бизнеса («Вполне достаточно или хренову тучу?»), какая у меня зарплата, какая у моего босса сексуальная ориентация («Так он гей или натурал?»).

– А может, здесь еще и клуб знакомств организовать? Как вам такая идея? – обратился он к одному из потенциальных инвесторов.

– Предлагаю подняться в наш бар на крыше, пока солнце не зашло! – громко вмешалась я.

Когда экскурсия завершилась, я рухнула в одно из кресел и вдруг заметила, что Нейтан все еще здесь: сидит на столе для пинг-понга и что-то строчит в блокноте. Заметив мой взгляд, он поднял большой палец вверх.

– Отличная работа!

Я рассмеялась.

– Нет, серьезно! Когда редактор поручил мне написать о вашем проекте, я подумал: «Вот скукотища! Заранее представляю: кучка технарей и пиво в конференц-зале!» Но это и правда классная задумка. От клиентов отбоя не будет!

– Возможно. Если напишете о нас что-нибудь лестное. И если еще не успели всех распугать своими вопросами.

– Да ладно, не сердитесь. Я всего лишь делаю свою работу. К тому же они знают, что я не вхожу в пакет услуг. Если, конечно, вы не предложите мне бесплатное членство.

– Разве в кодексе журналистской этики не прописаны неподкупность и беспристрастность?

– Правила созданы для того, чтобы их нарушать! Могу я хотя бы пригласить вас чего-нибудь выпить? Хочу загладить вину.

Мы зашли в бар неподалеку и сели напротив друг друга.

– Чувствую себя как на свидании, – сказала я.

– Это и есть свидание, – ответил Нейтан. – Правда, дружеское. Так что, пожалуйста, не надо в меня влюбляться! И давай на «ты». Я привожу сюда всех новичков из редакции. «Негрони»^[11] здесь просто отпад.

– Давно ты в Нью-Йорке? – спросила я, изучая меню.

– Целую вечность. Приехал учиться в Нью-Йоркском университете и с тех пор тут. А ты?

– Четыре месяца. Иногда жалею, что не приехала лет двадцать назад. Пропустила все самое интересное!

– Что, например? Разгул преступности, наркоту и Энди Уорхолла? Переехать в Нью-Йорк никогда не поздно. Конечно, сейчас здесь немного гламурнее, чем в две тысячи десятых. И убийств куда меньше – хотя лично меня это весьма огорчает. К тому же приходится отдавать две трети зарплаты за аренду, и поэтому все переезжают в Бруклин. Но это всегда будет самый необычный и крышесносный город на планете, а в местном метро всегда будут водиться крысы.

– Крысы размером с кошку! Кстати, откуда ты родом?

– Из Айовы. Слышала о таком штате?

– Конечно! Один из тех, что называют американской глухоманью.

– Ха! Я обычно не так его описываю. Американская глухомань – сомнительный комплимент.

– Ты прав, извини.

– Ничего, по сути, это так и есть. Не за что особо держаться. Кукурузные поля да коровы – вот, пожалуй, и все… Тебе «Негрони»?

– Да, пожалуйста. А ты рос в сельской местности?

– Ага. Мои родители выращивают кукурузу – как и мои братья и сестры. Нас пятеро.

– Мои тоже фермеры. В основном занимаются молочными продуктами.

– Надо же, какое совпадение!

– Ты поддерживаешь отношения с семьей?

– Не сказал бы, что мы очень близки. Я среди них вроде паршивой овцы. Они не в восторге от моей сексуальной ориентации. А ты?

– Я натуралка.

– Да я не об этом! Но спасибо за информацию. Как тебе местный рынок знакомств?

– Пока не знаю.

– Ничего, у тебя еще все впереди. А как насчет родных – общаешься с ними?

– И да, и нет. Моя самая старшая сестра, Джесс, живет здесь. У нее своя квартира в Трайбеке. Я временно поселилась там.

– Значит, вы теперь соседки.

– Да, но я скоро съеду – хочу жить отдельно.

– Куда, если не секрет?

– В Ист-Виллидж.

– Так и я там живу!

Я не стала говорить Нейтану, что мы с «соседкой» не говорили уже пять дней – и даже не обсуждали квартиру, которую я нашла.