В спальне царят пустота и безмолвие. Шум в голове прекратился. Никто не сопит, никто не орет. Чем не блаженство? Ради этого стоит и потерпеть. Я стираю сообщение и закрываю глаза.

Я просыпаюсь от звука раздвигаемых занавесок и запаха тостов. Неужели я снова в больнице?

– Доброе утро, моя дорогая! – Возвышаясь надо мной, ночная няня ставит на прикроватный столик тарелку и передает мне Эша. – А вот и ваш малыш! Он прекрасно себя вел. – Эш смотрит на меня и вздыхает. Опять ты… – Ну а я тогда пойду. Увидимся вечером?

Я отвечаю не сразу. Несмотря на ночное сцеживание, я чувствую себя отдохнувшей. Должно быть, в общей сложности я проспала восемь с половиной часов. Восемь с половиной!

– Да. Спасибо!

Наконец-то ко мне вернулась энергия! Надо использовать ее на полную катушку, говорю я себе, когда няня уходит. Попробую применить все хитрости, которым она меня научила.

Я снова и снова пробую запеленать Эша, но у меня ничего не выходит – даже ролики с ютьюба не помогают. Он ерзает и дрыгает ногами, пока пеленка не сбивается в мятый бесформенный ком.

Не теряя самообладания, я ласково воркую, глажу его и качаю – на мой взгляд, в точности, как это делала няня. Однако результат опять практически нулевой. Где мне тягаться с профессионалами! Эш выгибает спину и размахивает руками, словно хочет наложить на меня заклятье, чтобы я исчезла, а на моем месте появилась она. Стоит мне взять его на руки и прижать к себе, он весь сжимается и начинает извиваться, как лобстер над кастрюлей с кипятком.

– Как вы сегодня? – спрашивает няня, когда я открываю ей вечером дверь.

– Гораздо лучше, спасибо! – отвечаю я; мне не хочется признавать поражение.

– Вот и хорошо, – говорит она и берет Эша на руки. Он сразу расслабляется. – С таким крохой главное – хорошо высыпаться. Это все меняет! Помню по себе.

– У вас есть дети?

– Дочь. Ей уже тридцать два!

– А внуки?

– Пока нет. Жду не дождусь. Ох, Эш, по-моему, тебе нужен чистый подгузник!

– Сейчас поменяю, – смущенно бормочу я.

Как можно было не заметить, что ребенок испачкал подгузник? Да что ж я за мать-то такая! Никудышная, безалаберная.

– Тяжело, когда приходится все делать самой, – сочувственно говорит няня, пока я выдергиваю из упаковки пару влажных салфеток.

Как ни странно, мои глаза вдруг наполняются слезами.

– Я ведь тоже была матерью-одиночкой, – добавляет она.

– Правда?

– Да. Хотя и не по своей воле. Так уж вышло. – Тень воспоминаний пробегает по ее лицу.

– И как вы справлялись?

– Честно говоря, с трудом. Особенно поначалу. Меня угнетала ответственность. И одиночество. Мой вам совет: соглашайтесь на любую помощь, кто бы ее ни предлагал. Зато мне не пришлось ее ни с кем делить. Знаете, в конце концов я поняла, какое это счастье. Мы были так близки! Мы и сейчас близки. И вы к этому придете. Станете друг для друга всем.

В ту ночь мне не спится. Тишина не успокаивает, а давит. Я привыкла реагировать на каждый писк, и когда не слышу ни звука, моя тревога зашкаливает. «Какое это счастье», – вертятся в голове ее слова. У меня получится! Я буду стараться изо всех сил, и все получится.

Но беспокойный ум упрямо возвращает меня в Нью-Йорк, к двойному стуку люков под колесами проезжающих по Авеню А такси, к заливистому вою сирен. Туда, где я предпочла бы сейчас оказаться.

На рассвете, когда приходит время очередного кормления, я открываю дверь спальни и тихо-тихо, на цыпочках, иду на кухню за стаканом воды.

При виде меня она прикладывает палец к губам. Эш, не просыпаясь, ест из бутылочки.

Это я должна быть с ним, говорю я себе. Как мне наладить связь с ребенком, если кормить, обнимать, успокаивать его будет кто-то другой?

Утром я ей все говорю.

– Я вам так благодарна за эти пару ночей! Спасибо, что помогли ему наладить режим, а мне дали возможность выспаться.

– Была рада помочь.

– Думаю, дальше мы и сами справимся.

– Вот как? Вы уверены?

Неужели она обиделась? Или просто удивлена? Впрочем, не важно: я знаю, что это правильное решение.

– Уверена.

– Что ж, у вас есть мой номер – на случай, если я снова понадоблюсь.

– Да.

– Ну хорошо. Тогда удачи вам, Стиви. – Она надевает шарф, собирает свои вещи. – У вас чудесный малыш.

– Спасибо.

На пороге няня оборачивается.

– Со временем станет легче, – говорит она. Потом улыбается и тихо закрывает за собой дверь.

И мы снова остаемся одни.

Двенадцать

Мы с Лексом стояли на крыше клуба, ожидая начала вечеринки. Был теплый апрельский вечер; солнце постепенно опускалось между небоскребами, расцвечивая окна огненным заревом. Внизу, словно костяшки домино, выстроились вереницей вдоль обочины черные лимузины. Открылась дверь. Тротуар осветился вспышками фотокамер.

Лекс глянул на часы.

– Представление начинается! – сказал он.

Мы сели в лифт и спустились на первый этаж.

– Так и будешь в кепке? – спросила я.

– Угу, – кивнул он.

Я ни разу не видела Лекса без вязаной шапки или кепки. И уже готова была поверить в теорию Нейтана о том, что Лекс скрывает под головным убором редеющую шевелюру.

– И в них? – Я показала на тряпичные кеды, выглядывающие из-под штанин небесно-голубого костюма.

– Конечно.

Лифт остановился на первом этаже. Двери открылись.

– Охренеть! – прошептал Лекс.

Прямо перед нами, под люстрой в виде спутника, в окружении толпы из одетых во все черное мужчин и женщин, стоял высокий мужчина в точно таком же наряде, как у Лекса, – от тряпичных кед до бейсболки. Это был актер со званого ужина Джесс.

Лекс направился к нему, протягивая правую руку.

– Классный прикид! – донеслись до меня слова актера.

«Попытка не пытка», – подумала я, написав его имя на плотном кремовом конверте с приглашением. Он внимательно слушал, когда я рассказывала о клубе, и даже казался заинтересованным. Но я совершенно не рассчитывала, что он и в самом деле придет.

Нейтан стоял наверху лестницы с коктейлем в одной руке и мини-тако с рыбой в другой.

– Выходит, я был прав насчет платья? – крикнул он, перекрывая смех и болтовню.

В прошлую субботу мы облазили весь Сохо в поисках подходящего для меня наряда – такого, чтобы, как выразился Нейтан, «все сразу поняли, кто здесь соучредитель». «Но ведь я не соучредитель!» – возразила я. «Вот именно!» – ответил он.

– Да, ты был прав насчет платья, – признала я. – Хотя теперь непонятно, как платить за аренду в этом месяце. Еще и волосы постоянно цепляются за эту штуку. – Я потянула за ожерелье из разноцветных стекляшек.

– Выглядишь потрясающе! – сказал Нейтан, отбрасывая челку с глаз.

– Спасибо. Сама себя не узнаю. Как будто это не совсем я.

– Ну конечно, ты! – заверил меня Нейтан. – Стиви Стюарт, добро пожаловать в новую жизнь!

Я рассмеялась. Мы смотрели на колышущуюся внизу нарядную толпу.

– Сколько здесь громких имен! Кто бы мог подумать… – сказала я.

– Слева актеры, справа политики… А мэра видела? Даже не верится, что это всего лишь коворкинг для айтишников, а не самый модный бар Нью-Йорка. Знаешь, кого я встретил?

– Кого?

– Твоего двойника. Она стояла у барной стойки.

– Джесс? Не думала, что она придет.

– Обалдеть, как вы похожи! То есть она, конечно, явно старше, но ваши брови, губы… Я как идиот подошел и ляпнул: «Готов поспорить, что вы – сестра Стиви».

– У нас все-таки общие гены.

– Она сказала, что искала тебя повсюду, но так и не нашла, и что ей скоро уходить. Это было… – Он вытащил из кармана свой айфон. – Примерно полчаса назад.

– Не очень-то хорошо она меня искала.

– Надеюсь, ты не обижаешься? Посмотри, сколько здесь народу! И потом, она…

– Она что?

– Такая магнетичная. Женщина-загадка.

– В каком смысле?

– Похоже, она здесь всех знает – возле нее постоянно толклись какие-то приятели. Бесконечные обнимашки, улыбки, смех и очень проникновенные беседы: люди подходили почти вплотную, чтобы перекинуться с ней парой слов.

– У нее ужасно тихий голос.

– Ага, и мне это ужасно нравится – такая редкость для Нью-Йорка! В общем, как ты и говорила, она правда очень крутая. Что называется, «со связями». Но когда я к ней подошел и представился, она вроде как стушевалась, стала вдруг такой хрупкой и ранимой…

– Она всегда ведет себя немного странно с моими друзьями. Может, ты ее смутил.

Джесс я так и не нашла. Но еще целых четыре часа здание клуба, похоже, оставалось точкой притяжения для всего города. Словно ничего другого больше не существовало.

Проводив гостей, мы с Лексом снова сели в лифт, поднялись на крышу и нырнули за барную стойку.

– Последняя зеленая бутылка! – сказал Лекс. Откупорил ее, налил два бокала и, передав один мне, добавил: – Итак, мы это сделали. Отличная работа, команда!

– Спасибо, – ответила я.

Вряд ли он догадывался, что я благодарила его за все сразу: за мозаику желтых огней, что плыли в сторону Мидтауна и тонули в чернильном омуте Центрального парка; за такси, что сновали далеко внизу, визжа тормозами и нервно сигналя. За то, что дал мне шанс зацепиться; стать здесь своей.

Наши взгляды скрестились над бокалами на пару лишних секунд, а затем мы оба улыбнулись и вновь опустили глаза на запруженную машинами дорогу. И тогда я впервые подумала, что это могло бы вылиться во что-то большее.

Тринадцать

Не знаю, кому пришло в голову встретиться в кафе с игровой зоной для детей. Самому старшему из малышей не исполнилось и двух месяцев. Максимум, на что он способен, – обхватить чей-нибудь палец. Вигвам, игрушечная кухня, разноцветные счеты – все это останется невостребованным. И тем не менее мы здесь: шесть женщин и шесть младенцев всех форм и размеров, рожденных с разницей в месяц. Сидим за простым прямоугольным столом на псевдодизайнерских стульях.

Жалела ли я, что отказалась от ночной няни? Не то слово! Я проклинала себя за эту глупость. О чем я только думала, принеся в жертву свои безмятежные ночи? Каким образом почти полное отсутствие сна помогло бы нашим отношениям? Такие мысли крутились у меня в голове, когда поутру мы с Эшем настороженно таращились друг на друга.

У меня не хватило мозгов попросить няню вернуться, однако я воспользовалась ее советом. «Принимай любую помощь». Поэтому я вынырнула из трясины своей депрессии и начала участвовать в обсуждениях в WhatsApp-группе недавно родивших мамочек. Увидеть Эша в руках профессионала оказалось страшным ударом по моему самолюбию. Возможно, теперь, пообщавшись с любителями, я перестану чувствовать себя такой ущербной. Возможно, им тоже непросто дается материнство.

Я посетила лишь половину из восьми занятий курсов подготовки к родам. Занятия проходили в комнате с тонкими коричневыми коврами и глянцевыми белыми стенами. Если у кого-то вдруг начнутся преждевременные роды, то заляпанные околоплодными водами стены можно будет легко отмыть. Свои частые прогулы я объясняла срочной работой. С семи до девяти вечера мой смартфон разрывался от уведомлений: мне на электронный ящик сыпались имейлы из Нью-Йорка, требующие – о чем я с важным видом сообщила своим пренатальным коллегам – немедленного ответа.

На самом деле я избегала этих встреч из-за пустующего рядом стула. Все остальные приходили вдвоем – точнее, втроем, если считать без пяти минут новорожденных, пинавшихся в животах у матерей. Лесбийская пара, которая могла бы отвлечь на себя внимание, так и не появилась, – к моему огромному разочарованию. Невозможно было представить более традиционную гетеросексуальную группу людей.

Ведущая курсы акушерка очень старалась и даже вставала со мной в пару во время изучения техники массажа или взаимного опроса (Что такое слизистая пробка? Когда пора звать акушерку?). Хотя, по-моему, прекрасно понимала всю нелепость ситуации. Какой смысл в дублере, если самого актера нет и не предвидится?