Я в последний раз обошла дом, проверить, не забыла ли чего. Квартира выглядела пустой. Там стояла лишь необходимая мебель, оставшаяся от предыдущего хозяина. Те же тарелки в буфете, подушки на кровати, лампы на столах; если я не вернусь, следующему жильцу много менять не придется.

Стоило выйти за порог, зазвонил телефон. Я зашла обратно, но не успела снять трубку. После первого гудка сработал автоответчик: я уезжаю до конца семестра, лекции отменяются, пока не найдут замену. Без объяснения причин. Часы показывали восемь утра. Вероятно, звонил Курт, получивший чуть более подробное электронное письмо, отправленное вчера вечером. Меня мучила совесть из-за сорванных занятий: я чувствовала себя попрыгуньей. Возможно, скоропалительное увольнение – первый шаг к следующему, еще более позорному решению. Мне стало не по себе. Вроде торопиться некуда, но слушать сообщение автоответчика не хотелось.

Я еще раз оглядела пустую квартиру, к которой так и не успела привязаться. Странное ощущение – кажется, не только Мелани, но и весь этот мир меня отвергает, невзирая на мое желание прижиться. Не позволяет пустить корни. При мысли о корнях я криво улыбнулась: ерунда, суеверная чушь.

Мне еще не доводилось обитать в носителе, подверженном суевериям. Интересное ощущение. Будто за тобой наблюдают, а кто – неизвестно. По спине пробежали мурашки.

Я плотно прикрыла дверь, но не стала запирать на замок, пережиток прошлого. Никто сюда не войдет, пока я не вернусь – или пока квартиру не предоставят кому-то другому.

Не глядя на Искательницу, я села в машину. У меня мало водительского опыта, у Мелани тоже, поэтому я слегка нервничала. Ничего, привыкну.

– Буду ждать тебя в Тусоне, – проговорила Искательница, заглянув в окно с пассажирской стороны.

– Не сомневаюсь.

Я завела мотор, нашла на приборной панели нужную кнопку и, пряча улыбку, подняла стекло. Искательница отпрянула.

– А может… – Она повысила голос, желая до меня докричаться. – Может, мне тоже взять машину? Прокатимся с ветерком.

Конечно, она сказала это нарочно, чтобы выбить меня из колеи. Стараясь не подавать виду, что у нее получилось, я осторожно отъехала от тротуара.

Найти шоссе и следовать знакам, указывающим путь из Сан-Диего, оказалось несложно. Вскоре знаки закончились, а с ними – возможность свернуть не туда. Через восемь часов я доберусь до Тусона. Путь недолгий. Может, заночую в каком-нибудь городке. Будь я уверена, что Искательница не увяжется следом, с удовольствием задержалась бы подольше.

Я поймала себя на том, что не прибавляю скорость и поглядываю в зеркало заднего вида, высматривая хвост. Меня то и дело обгоняли машины, но среди водителей не было знакомых лиц. Искательница просто пошутила; не в ее характере добираться долгой дорогой. Тем не менее… я по-прежнему искала ее взглядом.

Мне доводилось выезжать на запад, к океану, я путешествовала на юг и на север вдоль Калифорнийского побережья, однако на востоке не бывала ни разу. Цивилизация осталась позади, и теперь меня окружали холмы и скалы, предвещающие безлюдный простор пустыни.

Чем дальше от жилья, тем спокойнее. Тревожный знак. Не стоит так радоваться одиночеству. Души – общественные создания. Мы живем и работаем вместе, в полной гармонии. Все одинаковые – мирные, дружелюбные, честные. Отчего же я чувствую себя лучше вдали от сородичей? Может быть, из-за Мелани?

Нет, она дремлет на задворках сознания. Вот и хорошо.

За окном мелькали мили, проносились мрачные темные скалы и пыльные пустоши, заросшие чахлым кустарником, – скучный однообразный пейзаж. Оказывается, я, сама того не осознавая, прибавила скорость. Здесь нечем занять мысли, поэтому невольно хочется двигаться быстрее. Странно – в воспоминаниях Мелани пустыня выглядит более красочной и притягательной. Я проникла в ее разум, пытаясь понять, что особенного она нашла в столь непримечательной местности.

Однако Мелани грезила о совсем другой пустыне – красной, изрезанной каньонами, чарующей. Она не попыталась выгнать меня и, кажется, даже не заметила моего присутствия. В чем причина такой отстраненности? Готовится к нападению? Вряд ли. Скорее к смерти.

В воспоминаниях Мелани жила в более счастливом месте, словно прощалась с ним. Раньше она не пускала меня сюда.

Вдалеке от дорог и троп, в укромной расщелине, рассекающей толщу красного песчаника, почти на уровне ливневых паводков, приткнулась хижина – убогое жилище, без удобств и современных технологий. Мелани смеялась, стоя рядом с насосом, – качаешь ручку, из крана льется вода.

– Лучше любого водопровода, – говорит Джаред. Морщинка у него между бровей становится глубже. Кажется, его смущает мой смех. Неужели боится, что мне не понравится? – Никаких следов. Никто не догадается, что мы здесь.

– Здорово, – торопливо отвечаю я. – Как в старом фильме. Просто замечательно!

Улыбка, почти не покидающая лицо Джареда, – он даже во сне улыбается, – становится шире.

– Про самое интересное в фильмах умалчивают. Пойдем, покажу, где туалет.

Джейми бежит впереди; темные волосы развеваются на ветру, веселый смех эхом разносится по ущелью. Он теперь все время скачет, этот тощий загорелый мальчишка. Я и не понимала, какая ноша легла на его узкие плечики. В обществе Джареда он повеселел, заулыбался. Оказывается, мы оба выносливее, чем я предполагала.

– Кто все это построил?

– Отец и старшие братья. Я тоже принимал участие, хотя, по правде говоря, больше путался под ногами. Папе хотелось отрешиться от всех и вся, и он не сильно заморачивался насчет правил. Даже не потрудился выяснить, кому принадлежит земля, не говоря уже о разрешении на строительство и прочих дурацких бумажках. – Джаред смеется, запрокинув голову. На светлых прядях танцуют солнечные зайчики. – Формально дома не существует. Правда удобно? – Будто невзначай он берет меня за руку.

От его прикосновения кожа вспыхивает огнем. На удивление приятно, но как-то странно теснит в груди.

Джаред все время до меня дотрагивается, словно хочет убедиться, что я рядом. Понимает ли он, какое действие оказывает малейшее касание его ладони? У него так же колотится сердце? Или он просто рад, что больше не одинок?

Мы идем, держась за руки, под небольшой купой тополей; их сочная зелень ярко выделяется на фоне красной почвы, аж в глазах рябит. Джаред здесь счастлив, и я тоже. Какое непривычное чувство.

Он не целовал меня с той первой ночи, когда я закричала, обнаружив шрам на его шее. Не хочет? Может, поцеловать первой? А вдруг ему не понравится?

Джаред смотрит на меня и улыбается; вокруг глаз разбегаются морщинки. Такой красивый – а может, мне только кажется, потому что он единственный живой человек на белом свете, кроме нас с Джейми.

Нет, не поэтому. Он и правда красивый.

– О чем думаешь, Мел? – спрашивает Джаред. – О чем-то важном? – И смеется.

Пожимаю плечами, а внутри все трепещет.

– Здесь хорошо.

Он смотрит по сторонам.

– Да. В родном доме всегда хорошо.

– Дом, – тихо повторяю я. – Родной дом.

– Он и твой тоже, если ты не против.

– Не против. – Похоже, каждая пройденная за три года миля вела именно сюда. Век бы здесь оставалась, но хочешь не хочешь, придется уходить. Еда не растет на деревьях. По крайней мере, в пустыне.

Джаред сжимает мою руку. Сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Наслаждение, граничащее с болью.

Картинка расплылась перед глазами: Мелани прокрутила тот жаркий день до сумерек, когда солнце скрылось за красными стенами ущелья. Я ехала все дальше, загипнотизированная бесконечной дорогой и мелькающими сухими кустами.

Украдкой заглядываю в крошечную спальню, которую целиком занимает большой матрас.

При виде Джейми, спящего в настоящей постели, на настоящей подушке, меня охватывает невыразимая радость. Брат безмятежно раскинулся на матрасе, так что места почти не осталось. В жизни Джейми гораздо крупнее, чем в моих мыслях. Ему почти десять – скоро выйдет из детского возраста. Правда, для меня он навсегда останется ребенком.

Мальчик дышит ровно, спит крепко. Ничто не тревожит его сон, по крайней мере сейчас.

Тихонько прикрываю дверь и возвращаюсь к маленькому диванчику, где сидит Джаред.

– Спасибо, – шепчу я, хотя знаю: даже если крикнуть во весь голос, Джейми не проснется. – Нехорошо получается. Ты здесь не поместишься. Может, ляжешь с Джейми?

Джаред хмыкает.

– Мел, ты всего на пару дюймов ниже меня. В кои-то веки поспи как следует. В следующий раз украду себе раскладушку.

Его слова мне не по душе. Он скоро уйдет? Если да, то возьмет ли нас с собой? Он отдал нам комнату навсегда?

Джаред обнимает меня за плечи, притягивает к себе. Придвигаюсь ближе, хотя от тепла его тела снова теснит в груди.

– Чего нахмурилась? – спрашивает он.

– Когда тебе… когда нам нужно будет уйти?

Он пожимает плечами:

– По дороге сюда мы порядочно прибарахлились. Запасов хватит на несколько месяцев. Я могу сделать несколько коротких вылазок, если хочешь пожить здесь подольше. Вы, наверное, устали постоянно убегать.

– Так и есть. – Делаю глубокий вдох, для храбрости. – Но куда ты, туда и я.

Джаред обнимает меня крепче.

– Признаюсь, я был бы рад. Как подумаю о разлуке… – Он тихо смеется. – Может, прозвучит странно, но я бы лучше умер. Не слишком мелодраматично?

– Нет, я тебя понимаю.

Наверняка он чувствует то же, что и я. Разве сказал бы он то же самое, если бы не воспринимал меня как женщину?

Внезапно до меня доходит: впервые с момента нашей первой встречи мы с Джаредом оказались наедине. Между нами и спящим Джейми закрытая дверь. Столько ночей мы бодрствовали, переговаривались шепотом, рассказывали друг другу истории, веселые и ужасные, и всегда у меня на коленях покоилась голова брата. При мысли о закрытой двери мое дыхание учащается.

– Вряд ли тебе понадобится раскладушка.

Чувствую его вопросительный взгляд, но не могу поднять глаза. Слишком поздно: слово не воробей.

– Не переживай, мы останемся здесь, пока не кончится еда. Мне доводилось спать на лежанках и похуже.

– Я не об этом, – говорю я, по-прежнему глядя в пол.

– Матрас твой, Мел. Это дело решенное.

– Я о другом, – произношу еле слышно. – Просто… диван как раз подходит Джейми по росту. А я могла бы спать… с тобой.

Молчание. Мне хочется поднять глаза, увидеть лицо Джареда. Нет, неловко. Может, ему противно? Я этого не вынесу… Вдруг он меня прогонит?

Теплые мозолистые пальцы берут меня за подбородок. Наши взгляды наконец встречаются. Сердце взволнованно подпрыгивает в груди.

– Мел… – В кои-то веки Джаред не улыбается.

Пытаюсь отвернуться, но не могу. Неужели он не чувствует жар, сжигающий мое тело? Будто между нами, словно цветок между страницами толстой книги, зажато солнце, прожигающее бумагу. Или ему все равно? А может, неприятно?

Джаред отводит взгляд первым.

– Ты ничего мне не должна, Мелани, – тихо произносит он.

– Я не в этом смысле… я не чувствую себя обязанной. И ты… тоже ничем мне не обязан. Забудь мои слова.

– Как такое забудешь?

Джаред вздыхает. Мечтаю провалиться сквозь землю. Я готова отдать разум пришельцам, если это поможет исправить ошибку. Пожертвовать будущим, лишь бы вернуться на две минуты назад.

Он сосредоточенно смотрит под ноги, угрюмо сжимает зубы.

– Мел, так нельзя. Только потому, что мы последние мужчина и женщина на Земле… – впервые вижу, чтобы он так мучительно подбирал слова, – …ты не должна поступать против воли. Я не из таких… Ты не обязана…

Джаред выглядит подавленным, и я снова начинаю говорить, хотя сама понимаю – лучше бы помалкивать:

– Я не то имела в виду… Я не считаю себя обязанной, и ты, конечно, не из таких… Просто…

Просто я люблю его. Стискиваю зубы, чтобы не подвергать себя еще большему унижению. Надо прикусить язык, чтобы все окончательно не испортить.

– Просто?..

Пытаюсь покачать головой, но Джаред все еще крепко держит меня за подбородок.

– Мел?