Его дрожь стихает. Он мне верит. Он в меня верит.

И еще одно воспоминание:

Слышу шаги этажом ниже. Через несколько минут или секунд меня обнаружат. Корябаю несколько слов на обрывке газеты. Неразборчиво, но если Джаред найдет записку, то поймет.

Не успела. Люблю тебя и Джейми. Домой не возвращайтесь.

Я не только разбила им сердце, но и лишила укрытия. Представляю наш маленький домик в ущелье заброшенным, теперь уже навсегда. А если не заброшенным, то ставшим могилой. Вижу, как мое тело приводит туда Ищеек. Улыбку на своем лице, когда мы ловим их там…

– Хватит, – сказала я вслух, корчась от невыносимой боли. – Хватит! Я все поняла! Теперь я не могу жить без них. Довольна? Выхода нет – остается только от тебя избавиться. Хочешь, чтобы в тебе поселилась Искательница? Ох! – Меня передернуло от отвращения, словно это мне предстояло впустить ее в свое тело.

Есть и другой выход, – тихо произнесла Мелани.

– Неужели? Какой же?

Открой глаза – и увидишь.

Я по-прежнему смотрела на горный пик, вздымающийся над равниной. Мелани заставила меня провести взглядом по неровному гребню с двумя зубцами.

Плавная кривая, резкий поворот на север, а затем сразу – в обратную сторону, потом снова на север, на этот раз дольше, после этого внезапный спуск на юг, постепенно переходящий в пологую кривую.

Не на север и на юг, как мне представлялось в ее разрозненных воспоминаниях, а вверх и вниз.

Очертания горного пика.

Вот они, линии, ведущие к Джареду и Джейми. Первая линия, стартовая точка.

Я могу их найти.

Мы можем их найти,– поправила Мелани.– Ты не знаешь весь путь. Как и с хижиной, я не показывала тебе всего.

– Не понимаю. Куда может привести гора? – Сердце забилось быстрее. Джаред, Джейми. Они где-то рядом.

Мелани показала мне ответ.

– Это просто линии. А дядя Джеб – старый безумец. Ненормальный, как и другие мои родственнички. – Я пытаюсь вырвать альбом из рук Джареда, но тот даже не замечает моих усилий.

– Такой же ненормальный, как мама Шэрон? – уточняет он, не сводя взгляда с карандашных линий, уродующих заднюю обложку старого фотоальбома. Это единственная вещь, уцелевшая за годы скитаний. Даже каракули чокнутого дяди Джеба, оставленные во время его последнего посещения, теперь внушают нежные чувства.

– Пожалуй, ты прав. – Если Шэрон еще жива, то оттого, что ее мать, полоумная тетя Мэгги, могла дать полоумному дяде Джебу большую фору в борьбе за звание самого чокнутого из семейки Страйдеров. Моего отца фамильное безумие практически не коснулось – по крайней мере, у него не было бункера на заднем дворе, – зато его сестра и братья – тетя Мэгги, дядя Джеб и дядя Гай – ревностно верили в теории заговора. Дядя Гай умер еще до вторжения; он погиб в дорожной аварии, настолько обыкновенной, что даже Мэгги и Джебу не удалось ни к чему придраться.

Отец любовно называл их психами.

– Пожалуй, пора навестить психов, – объявлял он, а мама стонала (поэтому подобные объявления делались крайне редко).

В один из нечастых визитов в Чикаго Шэрон затащила меня в убежище матери. Мы, конечно же, попались – тетушка повсюду наставила ловушек. Шэрон здорово влетело, и хотя я поклялась хранить молчание, думаю, тетя Мэгги построила себе новое укрытие.

Но я помню, где находится то, первое. Представляю, как Шэрон живет там, словно Анна Франк, в оккупированном городе, среди врагов. Нужно ее найти и забрать с собой.

– Чокнутые должны были выжить, – прерывает Джаред мои воспоминания. – Те, кто всюду видел Большого Брата. Те, кто подозревал всех и вся еще до того, как люди стали по-настоящему опасны. Те, кто заранее подготовил убежище. – Он ухмыляется, внимательно изучая обложку альбома. Его голос мрачнеет. – Такие, как мой отец. Если бы они с братьями спрятались, а не сражались… то были бы живы.

– Тут я с тобой согласна, – мягко говорю я, слыша боль в его голосе. – Но эти линии ничего не значат.

– Повтори, что он сказал, когда их нарисовал.

Вздыхаю.

– Дядя Джеб пытался убедить отца, что никому нельзя доверять. Папа отшучивался. Джеб схватил со стола фотоальбом и принялся… чуть ли не вырезать карандашом линии на задней обложке. Отец рассердился и сказал, что мама будет ругаться. Джеб ответил: «Значит, мать Линды позвала вас всех в гости? Вот так, ни с того ни с сего? И расстроилась, что поехала только Линда? Говорю тебе, Тревор: когда твоя жена вернется, она не будет ругаться. Может, поворчит немного для вида, но разницу ты заметишь». – Тогда его слова казались бессмыслицей, но отец сильно разозлился и выгнал дядю Джеба из дома. Дядя не уходил, все предостерегал нас не ждать, пока будет поздно. «Не давайся им, девочка, – сказал он мне. – Начни сначала и следуй за линиями. Дядя Джеб подготовил для тебя безопасное место». А потом папа вытолкал его за дверь.

Джаред рассеянно кивает, по-прежнему изучая альбом.

– Начало… линии… они должны что-то значить.

– Думаешь? С виду просто каракули. На карту не похоже. Они даже не соединяются друг с другом.

– Первый рисунок что-то напоминает. Могу поклясться, нечто подобное я уже где-то видел.

Вздыхаю.

– Может, он рассказал тете Мэгги и у нее есть карта получше.

– Возможно, – соглашается Джаред и продолжает изучать рисунки дяди Джеба.

Мелани потащила меня в прошлое, в гораздо более раннее воспоминание, которое долго от нее ускользало. Я с удивлением поняла, что она соединила эти два воспоминания – старое и новое – лишь недавно, уже после моего появления. Потому-то линии, одна из самых ценных ее тайн, и просочились сквозь глухую стену – слишком внезапно она обнаружила разгадку.

В этом смазанном первом воспоминании Мелани сидит у отца на коленях и держит в пухлых детских ручках тот же альбом, только менее потрепанный. Очень странное ощущение – видеть своего носителя ребенком.

Альбом открыт на первой странице.

– Помнишь, где это? – спрашивает папа, указывая на старую фотографию. За долгие годы бумага совсем истончилась – снимок сделал еще прапрадедушка.

– Отсюда начался род Страйдеров, – отвечаю я, как учили.

– Верно. Это наше первое ранчо. Однажды ты была там, только, наверное, ничего не помнишь. Кажется, года полтора тебе было. – Папа смеется. – Эта земля принадлежала Страйдерам с самого начала…

Затем – выцветшая черно-белая фотография. Мелани видела ее тысячу раз, толком не понимая, что именно здесь изображено. Маленький деревянный дом на краю пустыни. На переднем плане – ограда из деревянных реек. Между оградой и домом – несколько лошадей. А сзади – четкий узнаваемый силуэт…

По верхнему краю снимка карандашом нацарапано несколько слов:

«Ранчо Страйдеров, 1904 год; утро в тени…»

– Пикачо-Пик, – тихо произнесла я.

Он тоже догадается, даже если они так и не нашли Шэрон. Джаред умнее, чем я, и у него есть фотография; возможно, он понял раньше меня… Может, он совсем рядом…

При этой мысли Мелани охватил такой восторг, что глухая стена вдруг исчезла.

Теперь я увидела весь их путь с Джаредом и Джейми, занявший несколько недель, – через всю страну, по ночам, в неприметной краденой машине. Увидела, как она рассталась с ними недалеко от Чикаго, в лесопарке, таком непохожем на привычную пустыню. Холодный лес, где ждали Джаред и Джейми, в некотором роде безопаснее чахлого пустынного кустарника – за толстыми ветвями проще укрыться. С другой стороны, незнакомые звуки и запахи казались гораздо более опасными.

Затем – воспоминание о разлуке, столь болезненное, что мы обе поспешили его пропустить. Далее – заброшенное здание, в котором скрывалась Мелани, наблюдая за домом через дорогу. Там, в потайном подвале, она надеялась найти Шэрон.

Зря я тебе показала,– устало проговорила Мелани. Натиск воспоминаний, попытки убедить и сдержать меня лишили ее сил.– Ты расскажешь им, где ее искать. Ты и ее убьешь.

– Да, – задумчиво произнесла я. – Это мой долг.

Зачем?– почти сонно прошелестела она.– Какая тебе от этого радость?

Я промолчала, не желая спорить.

Гора все приближалась. Скоро мы окажемся у ее подножия. Уже показался небольшой магазинчик и закусочная, рядом с которыми располагалась асфальтированная стоянка для домов на колесах. Там стояло лишь несколько трейлеров; из-за жары, пришедшей с наступающим летом, такой отдых становился некомфортным.

Что теперь? Заехать куда-нибудь на поздний обед или ранний ужин? Залить полный бак и отправиться в Тусон, дабы выложить новые открытия Искательнице?

Эта мысль показалась настолько отталкивающей, что меня едва не вывернуло наизнанку. Я ударила по тормозам; машина со скрежетом остановилась посреди дороги. К счастью, сзади никто не ехал, иначе столкновения было бы не избежать. Шоссе пустовало. Солнце жгло асфальт, заставляя его мерцать в жарком мареве.

Почему естественное желание исполнить свой долг кажется предательством? В моем первом языке, истинном языке Душ, на котором говорили на нашей родной планете, нет слов «предатель» или «измена». Слова «верность» тоже нет – без противоположного понятия оно не имеет смысла.

Тем не менее, едва подумав об Искательнице, я испытала глубокое чувство вины. Нельзя рассказывать ей о том, что я узнала. Нельзя? Почему? Я с возмущением отвергла подобные рассуждения. Поддаваться уговорам носителя – вот настоящее предательство, немыслимое для Души.

И все-таки я знала, чего хочу. За все восемь жизней я не испытывала желания сильнее. Стоило моргнуть, под веками вновь появилось лицо Джареда – на сей раз не воспоминание Мелани, а мое воспоминание о ее воспоминании. Она ни к чему меня не принуждала и, словно затаив дыхание, ожидала моего решения.

Я не могла отделить себя от желаний этого тела. Я проникла в него глубже, чем предполагалось. Это мое желание или желание носителя? И есть ли разница?

В зеркале заднего вида блеснул солнечный луч, отразившийся от бампера; сзади показалась машина.

Я нажала на педаль газа и направилась к магазинчику в тени горы. Выбора не оставалось.

Глава 10
Поворот

Звякнул электрический звонок, возвещающий о приходе покупателя. Я виновато вздрогнула и пригнулась, прячась за стеллажом с товарами.

Не веди себя как преступница, – посоветовала Мелани.

Я и не веду.

Ладони покрылись холодным потом, невзирая на жару. Широкие окна пропускали слишком много солнца; гулкий кондиционер едва справлялся.

Какую брать?

Большую.

Я схватила вместительный брезентовый рюкзак и завернула за угол, к стеллажам с бутилированной водой.

Возьмем три галлона,– заявила Мелани.– Значит, у нас будет три дня на поиски.

Я глубоко вздохнула, пытаясь убедить себя, что на самом деле не собираюсь подчиняться ее решению. Мне нужно выудить координаты, а когда все выясню, найду Искателя – другого, не настолько неприятного, – и передам ему данные. Я просто ответственно подхожу к делу.

Моя неуклюжая попытка солгать выглядела настолько жалко, что Мелани даже не обеспокоилась. Наверное, Искательница права – дело зашло слишком далеко. Пожалуй, следовало полететь с ней на шаттле.

Слишком далеко! Если бы!– проворчала Мелани.– Я не в силах заставить тебя сделать что-то против воли. Даже руку поднять не могу! – В ее мыслях слышался стон разочарования.

Я взглянула на свою руку, безвольно висящую вдоль туловища, а не тянущуюся к воде, как того страстно желала Мелани. Я ощущала ее нетерпение, отчаянное желание двигаться вперед, будто мое появление – не более чем короткая заминка, на которую не стоит обращать внимания.

Она лишь пренебрежительно фыркнула. Давай скорее! Скоро стемнеет.