Обманула ли она и его? Или у нее действительно были доказательства? Впрочем, даже если не было, она в любом случае как-то сохранила информацию, а это уже ставило его в уязвимое положение. Он скомпрометирован. Кея узнала его личность. Узнала личность Уробороса.

И теперь Уроборосу приходится тратить время, выискивая хлебные крошки, оставленные одной лгуньей, которая создала множество проблем. На протяжении десяти зим ему удавалось ото всех скрываться. Никто ничего не знал. Даже люди и Иные, работавшие на Уробороса, не видели его лица, не слышали его голоса, не ощущали его запаха.

Уроборос был для всех призраком. Всеведущим змеем, оплетающим город. Он пугал своей тайной и завораживал. И нужно было, чтобы все оставалось на своих местах. Только так можно победить. А Уроборос победит, чего бы ему это ни стоило…

Глава 7. Порочное удовольствие

Нура могла быть полезной. По крайней мере, именно это Уроборос себе повторял, оправдывая возвращения. Он с удовольствием вдыхал повисший в квартире новый аромат. Аромат его Пташки. Он пропитал стены, висел в воздухе, щекоча нос и наполняя легкие. Вкус Нуры оставался на раздвоенном языке, наполняя рот сладковатой слюной. И это вызывало болезненную зависимость.

Сущность Иного буквально вопила о том, что эта девушка – идеальная пара. Но нельзя позволять себе привязываться… Все это становилось проблемой, которую нужно было решить. Нужно было обрубить все, пока не стало хуже, пока Уроборос не растворился в серых глазах.

Он не находил в себе сил принять такое решение самостоятельно. Он слишком долго был один, отрезан от всех, чтобы так просто отказаться от единственной женщины, на которую так яростно реагировали инстинкты. И Уроборос малодушно переложил ответственность на саму богиню.

Пусть рассудит. Пути ее неисповедимы, и Мать матерей сама решит, куда направить сына. Если будет воля ее, то она даст знак, какую-то зацепку, и он продолжит приходить, а если нет… Он оставит Пташку. Уроборос больше не вернется, в этом он поклянется Маан-Маан.

Решающий вечер. Вечер, когда он радовался, что у Нуры дрянной человеческий слух, неспособный уловить быстрое биение его сердца. Уроборос волновался, как мальчишка. Он отчаянно хотел, чтобы богиня дала ему время. Время, когда он смог бы просто смотреть на Пташку. Он не приблизится, он не нарушит ее покой, она ведь даже не знает о нем, а он… Он сможет хоть немного насладиться Нурой. Уроборосу казалось, что он мог бы провести вечность в тесном убежище, просто сидя там, слушая ее дыхание, ощущая лишь отголоски ее аромата…

Пташка общалась по нусфону с матерью, негромко шепча. Уроборос завороженно следил за тем, как она ухватила подушку и положила ту себе на колени. Видно было, что Нура нервничала и пыталась успокоиться, бездумно водя по наволочке рукой…

Неосознанно он подался вперед, следя за тем, как Пташка поглаживает ткань. В голове стало пусто, а во рту сухо. Уроборос представлял себя рабом, бежавшим по пустыне Кракум и наконец заметившим воду. Этой водой была его Пташка. Если бы только можно было выйти к ней и утолить свою жажду…

Он бы опустился рядом и откинул подушку. Он бы обнял ноги Нуры и положил голову на ее колени. Тогда она бы гладила Уробороса по макушке, и пальцы ее путались в черных волосах. А он бы отвлекал Пташку от разговора – осыпал поцелуями ее бедра, забирался руками под футболку… Тогда она бы сдерживала стоны, пыталась сохранять спокойствие и поскорее закончить разговор по нусфону, чтобы погрузиться в бездну желаний…

Пришлось прокусить щеку, чтобы почувствовать отрезвляющий привкус крови во рту. Ненавистный змей внутри него искушал, уговаривал нарушить все правила ради какой-то девчонки! Это он заставлял ощущать ее запах острее остальных, он заставлял вожделеть Пташку, заставлял подпитывать одержимость ею…

А Уроборос отчаянно хотел ее ласки, считая, что она может дать ему то, что он не получил за всю свою жизнь. Но он сломанный мальчик. Его появление – ошибка. А вся его жизнь – погоня за местью.

Нура договорила, облегченно выдохнула и откинула нусфон. Уроборос вздрогнул, заметив, как она подхватила полотенце. Начиналась его любимая часть вечера, и по губам расползалась улыбка. У Пташки была совершенно очаровательная и соблазнительная привычка выходить из душа только с полотенцем на голове. Какое-то время она еще бродила обнаженной и лишь после натягивала белье. На сей раз она себе не изменила.

Раздвоенный язык оставил влажный след на губах. Уроборос пристально наблюдал за каждым движением Нуры. Шаг, еще один. Она проходила совсем рядом с убежищем, в котором он скрывался. Пташка словно позировала ему, давая вдоволь насладиться видом. Конечно, она и не подозревала, что кто-то прячется здесь, любуясь тем, как она водит руками по своему телу, размазывая крем. Нура проходилась по груди, по бедрам…

Сейчас больше всего Уроборосу хотелось плюнуть на все и подойти ближе, сжать Пташку, шлепнуть по ягодицам, намотать ее еще мокрые волосы на кулак, запрокинуть ее голову и впиться в ее маленький ротик поцелуем…

Мысли будоражили, возбуждение обрушивалось горячими волнами, члены заныли, постепенно выдвигаясь и делая штаны ужасно тесными. Уроборос поморщился, вжимая ладонь в пах, чтобы хоть немного снять пульсирующее давление, вызванное видом обнаженного тела Нуры и собственными похотливыми мечтами. Нельзя прямо здесь и сейчас расстегивать ширинку и сжимать то один, то второй свой член, пока они не получат разрядку!

Уроборос до боли прикусил губу. Нужно собраться! Ему не хотелось признаваться даже самому себе, что, скрываясь и тайно наблюдая за Нурой, он уже получал удовольствие. Удовольствие это было порочным, потому не следовало ему поддаваться. Но с Пташкой он раз за разом уступал своим чувствам, которые давно привык игнорировать…

Нура, к счастью, уже надела огромную футболку с изображением белой горлицы и забралась под одеяло, скрывая искушающую наготу от чужого алчущего взгляда. Уснула она быстро. В полумраке было плохо видно ее лицо, только контуры темной фигуры и ноги, показавшейся из-под одеяла. Иногда она ворочалась, отчего одежда задиралась.

И снова искушение… Уроборос почти наяву слышал шипение змея: «Пос-с-смотри». И он смотрел. Чтобы видеть сквозь тьму, он позволил магии разгореться, позволил своим глазам разжечься светом. Пташка морщилась во сне. Вероятно, снова кошмар.

Она вдруг вскочила. Уроборос зажмурился, но не был уверен, что успел среагировать… Морок!

Когда Уроборос открыл потухшие глаза, Нура уже встала. Она покачнулась, задев рамку, которая тут же упала. Из нее вылетели стекло и две картонки: одна – изображение сестер с рыжим котом; вторая – фотография…

Кея! Вот кто настоящая змея! Опустошила все тайники, зная, что к ней могут наведаться и что в первую очередь их привлечет очевидное: двойное дно ящика, сдвигающаяся панель и другие секреты… А рамка с изображением… Просто и изящно. Неплохо.

Нура унесла фотографию. Какое-то время еще слышался шелест бумаги, но затем наступила тишина. Заснула? Чужое ровное дыхание и спокойный ритм сердца подтвердили догадку.

Осторожно, чтобы не наделать шума, Уроборос вышел в коридор, выглянул за угол, откуда виден был серый диван, и заметил, что именно там и отключилась Нура. Ее руки все еще сжимали тетрадь. Пришлось выудить ту из расслабленных пальцев Пташки, чтобы отыскать внутри вложенную находку.

На фотографии была изображена довольно симпатичная незнакомка. Кто она? Нура, очевидно, тоже не знала, потому что оставила кривоватую запись: «Проверить! Нужно сходить в фотосалон». Прекрасно, она сама займется добычей информации. И если Кея спрятала фото, значит, оно могло как-то помочь… Это ли не знак от богини?

– Видимо, я остаюсь, Пташка, – шепнул Уроборос, смотря на Нуру.

Он занес руку над ее обнаженным бедром. Сердцебиение ускорилось, мурашки пробежались по телу, шевеля волоски на затылке. Мучительно медленно ладонь опустилась на мягкую холодную кожу.

– Ты замерзла, Пташка? – усмехнулся Уроборос. – Я бы согрел тебя, если бы ты только попросила…

Во сне она умилительно причмокнула губами, и он замер. Адреналин бушевал в крови. Что, если она сейчас откроет глаза? Проснется, а он не успеет скрыться?

Но она продолжала спать… Бедняжка совсем устала… Уроборос бережно уложил Нуру на диван, а затем сходил в спальню за пледом. Пташка быстро согрелась. Спящая, она выглядела так безмятежно… Ужасно хотелось лечь у нее под боком, слушать мерные вдохи и выдохи, чувствовать ее тепло и сладкий аромат.

Рот наполнился слюной, и Уроборос сглотнул. Язык стремился вытянуться, стать еще длиннее, выползти между губ, чтобы нащупать запах Нуры, попробовать ее на вкус…

Но вот мышцы ее напряглись, лицо сморщилось. Снова кошмар? Что ж, раз уж Уроборос и так здесь, почему бы не помочь? Вряд ли кто-то заметит такое слабое воздействие… А еще это очередной шанс коснуться Пташки. Кожу покалывало от желания прижаться к ней, но Уроборос лишь опустил свою ладонь на почти лихорадочно горячий лоб Нуры. Она горько застонала, морщась, готовая вот-вот проснуться.

– Тшш, тише, – едва слышно успокаивал он. – Все хорошо, Пташка, я помогу…

Магия концентрировалась в руке, жар распалял кровь. Разум Нуры не сопротивлялся усыплению, он, напротив, тянулся к чужой энергии, словно сам просил о спасении. Как было отказать?

Пташка снова уснула. Магический сон не принесет ей ярких грез, но даст отдых, а Уроборосу возможность уйти. Однако, как и обещал, он вернулся. Уже вечером он стоял посреди квартиры, нежась в лучах уходящей Инти. Нуры еще не было дома.

Оглядевшись, Уроборос почти сразу заметил оставленную открытой тетрадь, куда Пташка бережно вносила любую информацию, которую ей удавалось узнать. Свежие записи были о Махаон…

– Бабочка, – хрипло произнес Уроборос, чувствуя, как по позвоночнику ползут мурашки.

Значит, та девушка на фотографии – Махаон. Очередная бабочка. Он знал парочку, но больше всех запомнил, конечно, Бианор… От воспоминаний о ней руки Уробороса задрожали, а в горле встал ком. Клыки во рту напряглись, готовые вытянуться и вонзиться в чью-то вену, чтобы выпустить смертельный яд. Уроборос сжал челюсть, пытаясь выровнять дыхание. Не время… Но это абсолютно точно была зацепка. Кея знала. Осталось понять, смогли ли эти хлебные крошки привести ее к нему самому, или все это был блеф и ее догадки? А главное – приведут ли они к Уроборосу кого-то еще?

Он услышал шаги Нуры на этаже и метнулся к знакомому тайнику. Она же явно была чем-то недовольна. Даже после душа Пташка двигалась резко и раздраженно. Уроборос внимательно разглядывал, как она опускает футболку, задевая соски, и те реагируют, проступая сквозь ткань. Похоть разгоралась огнем даже от такой мелочи. Это походило на болезнь, зависимость. Невозможно было представить уже и дня без того, чтобы не смотреть на Пташку, не улавливать ее вкус и не представлять, как она приближается, улыбаясь…

Уроборос чуть склонил голову, беспокойно следя за расстроенным личиком Нуры. Она недовольно надула губы, выходя из комнаты. Ее босые ноги шлепали по полу в сторону кухни. Стоило вытянуть язык, как тот уловил запах ромашки и мяты. Видимо, Пташка решила выпить чего-то успокаивающего. Впрочем, уснуть ей это не помогло, и через какое-то время она поднялась и побрела на кухню. Пришлось прикрыть глаза, чтобы сконцентрироваться на звуках в отдалении. Плеск воды, шорох вскрытой упаковки таблеток… Кажется, это снотворное. Уроборос мельком заметил его, но значения не придал.

Пташка вернулась быстро. Она расположилась на кровати, перебирая страницы тетради, а когда начала часто зевать, выключила наконец свет и заснула. Дыхание Нуры стало едва слышным, она не ворочалась и не морщилась, как бывало обычно.

Какое-то время Уроборос отсиживался в укрытии, продолжая внимательно разглядывать Пташку. Она явно погрузилась в глубокий сон. Стоит выйти, посмотреть, что еще Нура записала в тетрадь, возможно, так получится понять ее недовольство.