Мой проклятый Марс (страница 9)
А я только после этого соображаю, СКОЛЬКО мяты бросила в чайник.
Боже, да что со мной?
– Иди лучше парня своего развлеки.
– Он не мой парень.
– Но очень скоро может им стать, – шепчет, бесстыдно играя бровями, и я просто ощущаю, сколько пошлости в ее голове.
Пинаю подругу локтем, чтобы перестала смеяться, но заразе становится лишь веселее.
Отлично, убью ее позднее.
Глава 9
Марс
Дейтон бросает мне банку портера[4] и достает еще две: для себя и Бо.
– Стайлз хочет, чтобы мы снялись в рекламе кроссовок. Говорит, это повысит популярность группы, – усмехается, дергая за колечко до характерного щелчка.
Эггзи Стайлз – наш вечно неунывающий менеджер едва ли намного старше нас. Все думают, что его имя – липа. Что оно такое лишь потому, что внешне он дико схож с участником англо-ирландского бой-бэнда One Direction. На самом же деле придурок с ним родился. Все остальные совпадения в его жизни случайны.
– Если будет такая же низкопробщина, как с батончиками в том месяце, я – пас.
– И я, – поддерживаю, отпивая из жестянки.
Их тягуче-мерзкий глиняный вкус до сих пор комом во рту.
– У меня коробка под кроватью так и стоит, не знаю, выбросить или сжечь, – усмехается, – даже собакам такое дерьмо скармливать стыдно.
– Эй, это ведь реклама, парни, – подзадоривает нас Дейтон. – Наша реклама! Так какая к черту разница, кто будет вестись на всю эту хрень? Нам заплатят, а цены на наши билеты взлетят. А еще в нашем арсенале прибавится десяток-другой сексапильных фанаток, – довольно плюхается на диван.
Метьюз, вообще-то, тот еще мудак, но в глубине души – сентиментальный и мягкий, что старательно прячет за толстым слоем непрошибаемой брони. Он хочет выглядеть хуже, чем есть на самом деле, потому что считает, что только так можно чего-то добиться. Только засовывая свою совесть глубоко в задницу, отключая чувства и демонстрируя всему миру свой твердый фак.
Не таким его знаю только я.
Мы дружим со школы. Той самой дружбой, когда и в огонь, и в воду, и через медные трубы. Когда с разбитым носом и с содранными кулаками, но на смерть друг за друга.
И только я знаю, что он не всегда был таким.
– Эй, надеюсь, я ничего не пропустил? – Кэмерон бросает рюкзак в угол и без усилия ловит полетевшую в него бутылку.
Финч – самый молодой и отчаянный «Волк», заслуженно получивший звание самого «няшного няшки» в группе (если что, я просто цитирую соцсети). Девчонки без ума от его плюшевой внешности и шикарной платиновой шевелюры. Ну и глаз, конечно. Они у него без преувеличения особенные. Ледяные, как шутит Дейтон, роковые.
Ну а если серьезно – я никогда еще не встречал настолько целеустремленного, трудолюбивого и напористого идеалиста. Настолько… кайфующего от себя и жизни.
Мы все, как уверяет Стайлз, в одном шаге от бешеной популярности. От звания кумиров и одних из самых узнаваемых лиц в мире. Работа с самыми известными рекламными брендами, бесчисленная череда съемок, телевидение, многомиллионные контракты… не скажу, что всегда мечтал об этом, но знаю, как к этому стремился Финч.
Он – единственный из нас без, так сказать, громкого имени.
Вижу, как он жопу рвет на пути к своей цели, как развивается вместе с нами, и не знаю, гордость что ли берет. Как за младшего братишку.
У сукиного сына офигенный гитарный скилл и три миллиона шибанутых подписчиков.
А еще ему чертовски идут костюмы.
– Кстати, как дела с новой песней?
Взгляды придурков мгновенно устремляются на меня.
– В процессе.
Это все, что я хочу ответить. И все, что нужно слышать моим друзьям, чтобы понимать – мои дела крайне паршивы.
– Приятель, если тебе нужна помощь, только скажи.
– Можно сделать новую аранжировку, – предлагает Бо, – или проиграй то, что есть, а мы подкинем парочку годных идей.
– Я в норме.
– Уверен?
– Прогуляюсь пойду, – не хочу разводить эти сопли и дальше. Между строк читать их сочувственные взгляды и осторожно подобранные слова. Не хочу. Мне не нужна вся эта гребаная жалость. Знаю, они это из добрых намерений, но это все равно слишком дерьмово.
– Эй, – тот Дейтон, которого знаю только я, тормозит меня за плечо, – ты сказал, что справишься, помнишь?
– Да.
– Так ты справишься?
Да. Таким был бы идеально правильный ответ, но вся соль была в том, что я не знал, так ли это на самом деле. То есть действительно ли я справлюсь после всего.
– Песня будет, – уверяю, хоть и понимаю, что друг не идиот, понимает, что к чему.
– Эггзи может сдвинуть сроки…
– Нет.
И он мог бы продолжить лечить, но вместо этого кивает, выпуская из гаража.
На улице вдыхаю кислород с такой силой, что он нещадно сжигает легкие.
Прошло уже пять месяцев. Но с того гребаного дня я так и не написал ни единой строчки. Просто не смог. Последняя запись в моей тетради датируется двадцать девятым января. А на следующий день моя жизнь делает резкий кульбит, опрокидывая с высоты. Разбивая сердце.
Когда включаю телефон, он едва не взрывается от оповещений. Два пропущенных – один от отца, другой от Стайлза, куча непрочитанных сообщений. Лайки, комментарии, отметки… все это кажется таким неважным сейчас. Поэтому скачиваю демку и по привычке отключаю интернет.
Музыка бьет через наушники, и я слушаю ее снова и снова, зацикливая. Думая, что в голову придут хоть какие-то строчки, но все вхолостую. Ничего не меняется ни через месяц, ни через два, ни через пять – я все так же мертв. Для рок-мира и вообще.
Ноги приносят к пристани, и я сам не замечаю, как остаюсь. Просто сажусь на доски, наблюдая за тем, как небо постепенно раскрашивается в багряный.
Многие любят смотреть на закат, я же обретаю силу в рассвете. Не знаю, мне просто кажется, будто он выполаскивает душу. Будто солнце не просто восходит, а обрушивается как лавина, наполняя собой мир. Наполняя меня. Как музыка когда-то.
– Говорят, огненные восходы – предвестники ветреной погоды, – слышу сквозь биты и, снимая наушник, оборачиваюсь. – Прости. Не хотела тебе мешать.
– Это вроде как твое место, верно?
Ри улыбается, а я ловлю себя на мысли, что это невероятно красиво.
– Ты в порядке?
– Да, – шепчет и сильнее тянет на запястья рукава.
Сегодня на ней тот же необъятный худи, что и обычно, белые найки и светлые скинни до щиколотки. Волосы завязаны в высокий хвост, а на лице ни грамма штукатурки.
Не помню, чтобы она хоть когда-то красила глаза или губы. Надевала юбку или что-то подобное. Ри была самой простой и естественной из всех, кого я знал.
Настоящей.
– Хочешь послушать?
Не сразу, но кивает.
Когда садится рядом на понтон, отдаю ей один наушник – слишком большой для ее крохотных ушей. Как будто не для нее вовсе. Но она держит его пальцами так легко, что кажется, правильнее места просто нет.
Как только включаю музыку, что-то меняется. В воздухе, в мире – везде. Ри слушает так завороженно, что я не сразу понимаю, что слушаю ее. Ее мысли и чувства. И весь тот эмоциональный спектр, что отражается на ее лице – эйфория, смятение, боль.
– О чем по-твоему песня?
Наверное, она воспринимает это как игру. Потому что улыбается, прикрывает глаза и делает глубокий вдох. Полностью отдается музыке.
– О девушке, – шепчет. – В ней… немного радости и почти столько же грусти. Она красивая, как цветок, нежная и сильная, хотя иногда и плачет, оставшись в комнате одна. Счастливая. Но одинокая. Мне кажется… будто она летит. – Ри вдруг улыбается и, замолкая, открывает глаза. – Прости. Это все глупости, наверное. Папа говорит, что у меня слишком богатое воображение.
Отдает мне наушники, а я оторваться не могу от ее глаз и улыбки.
В сердце так западают слова, что оно почти перестает качать кровь.
Кроет. А еще кажется, будто Кроха снова здесь, в ней.
– Скажи, я хоть немного угадала?
– Это демо, – голос будто ломается, потому что я сам его не узнаю.
– Значит, слов еще нет?
– Я над этим работаю.
– Ты… пишешь тексты сам? – Ее глаза так мило расширяются, что порывисто хмыкаю. – Значит, все песни «Волков» – твои? Об этом нигде не написано.
– Я просил Стайлза не указывать меня как автора.
– Почему?
– Не хочу еще большей славы.
– То есть… это вроде как секрет? О котором знают только ребята из группы и твой продюсер?
– И ты, – шепчу, и Ри вдруг смущенно отводит взгляд.
– Я… никому не расскажу.
– Знаю.
– Откуда? – вскидывает свои большие голубые глаза.
А я застреваю в них, хотя не должен.
Это так необычно – встречать рассвет с девушкой, с которой даже ни разу не переспал. С такой… искренней и простой. Не такой, как другие. С той, что не пытается влезть тебе без разрешения в душу. И не старается любым способом заполучить в свою постель. С той, что просто слушает, когда тебе хреново. И слышит, даже если ты молчишь.
Это не объяснить.
Но рядом с ней мир не кажется таким уж черно-белым.
Хотя красок в нем уже давным-давно нет.
– Отец устраивает благотворительный бал в честь тридцатилетия компании. Хочешь пойти?
– С тобой? – испуганно, и это так мило, что усмехаюсь.
– Со мной, Бэмби, да.
Молчит, прокручивает мой вопрос в голове. А еще непроизвольно кусает нижнюю губу. Как делает всегда, когда сомневается, – это ее милая привычка, я знаю.
Я многое знаю, хотя все эти недели мы толком и не говорим.
Но мои окна выходят на ее. И я часто вижу, как она слушает музыку, закинув ноги на стену, или сидит на подоконнике и что-то сосредоточенно рисует в дневнике.
Ее комната светлая. В ней полно забавных безделушек, стены увешаны гирляндами, на каждой из которых десятки, сотни фотографий, а кровать завалена мягкими подушками-зверятами абсолютно различных цветов и размеров.
И я знал об этом задолго до того, как впервые в ней оказался.
– А как же Кайли? – спрашивает, и понимаю, что пора расставить точки над i.
– Что ты знаешь о нас с ней?
– Ну-у… стерва вроде как твоя девушка.
– Нет.
– Нет?
– Нет. – твердо, чтобы больше не было недоразумений. – Наши семьи давно дружат. Мы ходили в одну школу и до сих пор живем по соседству, тусуемся в одной компании. Возможно, наши родители видят в нашей дружбе нечто большее, но только не я.
– Значит, ты и стерва – не вместе? То есть ты мог позвать любую, почему я?
– Потому что я не хочу с любой.
Она замирает, а я понимаю, что это не просто слова. Что нечто намного большее. Что всего за каких-то несколько недель (дней, если не считать те из них, которые она держалась в стороне), девчонка запала мне в душу. Такая, какая есть – в своих смешных розовых тапочках и с глазами как чистое море.
– То есть… ты хочешь пойти на этот бал со мной?