В годы войны оценка в словах «писатель-патриот» стоит дорогого. Быть только писателем, даже очень талантливым, недостаточно в такой ситуации. И быть только патриотом, что, разумеется, важнее, поскольку речь идет о защите отечества, тоже недостаточно, чтобы проникнуть в смысл происходящих на войне событий. И только писатель-патриот смог раскрыть многие важные вещи, которые стали бесценны в понимании и войны, и России, и фашизма, и русского солдата.

Русский солдат, русский воин, русское воинство, о котором Платонов говорит, что это «верные, непобежденные солдаты, вооруженные, как мечом, твердостью чести и духом долга» — характеристика неизменная. И Платонов это показал очень верно, точно и непоколебимо. Сегодняшний русский солдат, сражающийся все с тем же всемирно-историческим злом фашизма в новом неолиберальном глобалистском обличье, – это достойный наследник тех воинов, о которых говорит Платонов, которые сражались на полях Великой Отечественной войны. Не только как большой художник, но и как мыслитель он мог во времени прозревать вечное, раскрывая в конкретных исторических обстоятельствах непреходящие свойства души русского человека и русского солдата. Они носят вневременный характер. Сегодня, когда с особой силой клевещут на Россию и русского солдата, клевещут нагло, подло, без всякого стыда и совести, важно увидеть те бесценные сокровища русской души, которые в русском солдате воплотились с наибольшей силой.

История не повторяется и, как правило, ничему не учит. Новый день – новая пища, новые вызовы – новые сражения. И дело не в том, чтобы уйти в прошлое, без которого нет будущего, а в том, что в прошлом – вечное, вечные ценности, а они-то как раз очень нужны сегодня, когда в очередной раз «распалась связь времен». И такие авторы, как Платонов, помогают нам более глубоко увидеть и понять, что такое русский человек, что такое советский человек, и уже потом, что такое вообще человек. Ибо быть человеком – главная нравственная задача, которую он ставил перед собой. Но быть человеком в России нельзя, не будучи русским человеком. Русским по духу, по мировидению и мирочувствию.

Военные рассказы Платонова – одна из лучших страниц, написанных о Великой Отечественной войне, в которых дано не просто описание событий в захватывающе-батальных сценах, но их глубинное осмысление. В современном мире, когда происходит возрождение фашизма, особенно ценным выглядят философские размышления Платонова о нечеловеческой природе этого явления, о его, как он говорил, «пустодушии» и «всемирно-историческом зле фашизма». То, что фашизм возрождается, не отменяет подвига советского народа, который, как иногда сегодня приходится слышать, что-то недоделал, недоработал. На тот момент всё было сделано абсолютно: ценой неимоверных потерь, которые понес Советский Союз, ценой беспримерного подвига всего народа удалось отодвинуть на долгое время смертоносную угрозу фашизма и обеспечить мирное существование нескольким поколениям. Но мир, увы, не вечен. Вечный мир, как говорил русский военный ученый А. К. Баиов, «возможен только на кладбище»^[15]. За эту рационалистическую утопию «вечного мира» всегда приходится горько расплачиваться.

Сегодняшнее возрождение фашизма неудивительно; фашизм как болезнь, как вирус, как духовная проказа живуч в нашем несовершенном мире, как говорили русские философы, «больном бытии». И полностью искоренить его такая же опасная утопия, как и пацифистская утопия – прекратить войны одной лишь гуманной идеей. В результате теряется понимание, ослабляется ответственное отношение к жизни, и новыми жертвами усеивается многострадальная земля человеческая, земля русская.

Фашизм, если выразиться религиозным языком, это грех, грех человеческой гордыни, пытающейся, как говорил Достоевский, «по своей, по глупой воле пожить». Глупая – не значит неопасная, глупая значит неосуществимая, поскольку не принимает в расчет нравственные законы бытия. И этим как раз грешит фашизм, вопреки очевидности стремящийся установить абсолютно невозможный порядок вещей, порядок, как сейчас говорят, основанный «на правилах», а не на вечных духовных и нравственных ценностях. И если у него есть сила и власть, то он делает это самым жестоким и бесчеловечным образом. Глубокое чтение военных рассказов Платонова поможет сегодняшнему читателю понять, что такое фашизм, как и почему он возможен, и какова реальная роль русских советских людей в деле победы над фашизмом.

* * *

В военной прозе Платонова на первый план выходят вопросы нравственного смысла жизни, которые своей определенностью должны сохранить жизнь, обеспечить победу и последующую мирную жизнь. Война не самое подходящее место и время для философии, но Платонов показывает, что и в смертоносном пекле войны русский солдат сохраняет исконные свойства русского человека – сердечность и философичность. И философия, и метафизика сохраняются в военной прозе Платонова, приобретая новое, высшее измерение.

Русский солдат, каким его изображает писатель, и труженик, и в то же время философ, склонный к размышлению, созерцанию, обладающий способностью удивляться тайне мира и думать о смысле жизни. Моряк Василий Цибулько из рассказа «Одухотворенные люди» «чувствовал мир как прекрасную тайну». А красноармеец – герой рассказа «Никодим Максимов», подготовившись к бою, «стал рассматривать муравьиную жизнь в земле, видя в этой жизни тоже серьезное, важное дело». Русские солдаты – как дети, добрые и наивные, но именно это есть свойства подлинно философские. И это повсеместно: исконная философичность Платонова ему ничуть не изменяет. «Страна философов» Андрея Платонова остается таковой и на поле боя.

Но вместе с этим появляется новый уровень нравственной ответственности, почти невозможная для прежнего Платонова несомненность ответов на вопросы: «для чего жить?», «ради кого жить?» Цибулько не просто чувствует мир как тайну, он погибает на войне, и его смерть как «ненапрасная смерть» должна иметь иной, нежели в мирное время, смысл. И поэтому литература как свободное творчество приобретает новые задачи, продиктованные обстоятельствами, которые пришлось испытать народу в эти страшные годы.

Как литературный манифест военного времени звучат слова Платонова из его записной книжки: «Назначение литературы нашего времени, времени Великой Отечественной войны,– это быть вечной памятью о поколениях нашего народа, сберегших мир от фашизма и уничтоживших врагов человеческого рода. В понятие вечной памяти входит и понятие вечной славы. Вероятно, этим назначением литературы она сама полностью не определяется, но сейчас именно в этом направлении лежит ее главная служба <…> Мы должны сберечь в памяти и в образе каждого человека в отдельности, тогда будут сохранены и все во множестве, и каждый будет прекрасен, необходим и полезен теперь и в будущем, продолжая через память действовать в живых и помогая их существованию»^[16].

Память – важнейший духовный пласт в творчестве Платонова, уходящий к истокам философии общего дела Николая Федорова. Именно в военный период этот пласт актуализовался во всей своей жизненной необходимости. Сохранение вечной памяти героев, благодаря подвигу которых сохранена жизнь множества людей, есть «главная служба» литературы военного времени. Платонов не боится слова «служба», слова из военно-церковного и рабочего словаря, и смело употребляет его по отношению к литературе, к ее свободному, часто капризному творческому характеру. Нравственная миссия литературы, ставшей свидетелем спасения народа и уничтожения «врагов человеческого рода», именно в этом.

Литература военного времени призвана служить фронту, способствовать победе. Задача писателя военного времени меняет свой ценностный знак – от эстетики к этике, от эстетического вглядывания и любования действительностью до глубоко трагического ее переживания, которое открыла война во всей своей полноте. И это не идеологизация литературы, это ее призвание служить народу в опасное для него время. Платонов очень хорошо понимает и показывает эту иерархию ценностей, в которой «этическая необходимость» выше эстетического самопроявления, поскольку таков зов бытия, зов военного времени.

Это «назначение» литературы военного времени, ее «служба» жестко поставила вопросы о смысле войны и мира, о послевоенной жизни, о нравственной оправданности войны, о русском советском солдате, его доблести и непобедимости, его отношении к войне, о доброй сути русского народа, о всемирно-историческом зле фашизма, о его противочеловеческой сущности и многое другое. Все было подчинено задаче осмысления войны, война стала центром философской рефлексии писателя.

В рассказе «Размышления офицера», написанном в самом эпицентре войны в 1943 году, Платонов предельно четко формулирует вставшую в эти годы перед народом задачу:

«Я думаю над тем, как нужно еще лучше, во всенародном и всесолдатском измерении, превратить нашу общую мысль, нашу философию, владеющую исторической истиной, превратить в простое, доступное всем, страстное, святое чувство, подобно молитве, чтобы оно постоянно укрепляло сердце воина и подымало на врага его руку. Это великое, нужное нам оружие, которым мы ещё не овладели, как следует им владеть, чтобы скорее сдвинуть противника с нашей земли»^[17].

Здесь речь идет уже не только о литературных задачах, но о чем-то большем: о создании из «нашей философии» «святого чувства», молитвы, вдохновляющей и подвигающей на победу. Это не идеология, а какое-то духовное воззвание, в концентрированном и максимально простом виде, содержащем святыни русского народа, его предельные истины и смыслы, способные одухотворить бойца и вообще всех людей. И это, конечно, философская работа – создание таких истин и смыслов, которыми не перестает заниматься Платонов в своих произведениях военных лет.

Он очень правдиво смотрит на жизнь и человека и понимает, что человеческой природе присуще забвение. В записных книжках Платонов пишет: «И еще я заметил, что истинное величие души и действия очень податливо на забвение <…> нельзя от следующих за нами поколений требовать столь много: человеческому сердцу свойственны не только совесть, долг и память, но также и забвение. Задачей искусства и является создание незабвенного из того, что преходяще, забвенно, что погибло или может погибнуть, но чему мы, живые, обязаны жизнью и спасением,– в такой же мере обязаны, как матери; искусство должно здесь, преодолев недостаток человеческого сердца, склонного к забвению, восстановить справедливость»^[18]. И вновь нравственное требование превыше всего – восстановление справедливости, той справедливости, жажда которой составляет духовную суть русского человека.

Это предъявляется уже к самому искусству в виде программных тезисов его задач – создание незабвенного, восстановление справедливости. Вообще, определение задач искусства в традициях отечественной литературы и философии. Такова ее особенность. Традиции отечественного искусства – не в «чистом искусстве», но в искусстве, имеющем нравственную миссию. И это не пафос, это факт. И поэтому задачи искусства определяли и Гоголь, и Достоевский, и Добролюбов, и Белинский, и Соловьев, и Федоров, и Толстой, и Чехов, и Бердяев и С. Булгаков. И, разумеется, Платонов тоже определяет задачи искусства, когда само время, пережив невероятный трагический излом истории, требует от него спасительного, то есть незабвенного.