1

Седмица минула как миг. Глядь – и нету. Весть про Ржевицу разлетелась по столице и волостям. Народ сильнее, отчаяннее потянулся в Гданец, а городские, в свою очередь, – поближе к детинцу, надеясь укрыться там, если случится беда. Да и зима близилась – опадала золотистая листва, оголялись ветки деревьев. Замерзала земля, засыпала долгим непробудным сном. Уже виднелся след Мораны среди городских улиц.

Марья вынырнула из-под покрывала. Колесница Хорса едва виднелась на небе – только край плаща алел вдали, разгоняя ночную мглу. Знал бы он, великий и всевидящий бог солнца, что творилось на свете! Вчера к отцу приходили иноверцы. Голосили так, что весь терем сбежался посмотреть.

Гости из дальних земель размахивали деревянными крестами да винили Моровецких в том, что живут они во мгле и оттого не знают покоя много лет. Мол, карает их невесть какой бог. Чушь! Марья знала: боги молчат, потому что чародеи из тогдашнего Совета заточили своего собрата в Черногорье.

Теперь кусочки складывались в одно. Марья взяла в руки свечу, покрутила и так и сяк. С виду обычная. Правда, можно было заговорить или резы начертить писалом. Только что с того выйдет – неясно. Впрочем, ее и без того мучили видения: то ступеньки змеями оборачивались, то кровь на потолке стыла, то тень мимо пробегала со злобным шипением. Потому и пришлось обратиться к Любомиле. Та оглядела светлицу, развесила по углам полынь, а затем добавила, мол, после неосторожной ворожбы бывает и хуже, а видения пройдут, не страшно это.

– Некоторые свои души теряют, – ворчала ведунья. – А ты, княжна, легко отделалась: ступила на ту сторону – и выбежала сразу. Конечно, морок будет виться, но ты не поддавайся – внимания не обращай и не бойся. Да, не бояться – вот что самое главное! А будешь страшиться – оно схватит за руку и утащит.

Знала бы Любомила, кого пыталась позвать Марья. Но не ее это дело. Даже княжеской ведунье не стоит говорить – иначе узнает кто-то еще, у стен-то в доме всегда были большие уши.

Марья взглянула в окно. С улицы несло морозом. Бр-р-р! Мерзкое время! Может, поддаться да сделать как боярыни – заделать окна слюдой, чтобы мороз ходил вокруг да около, стучался, а войти не мог. В тереме-то потихоньку укрепляли стены, готовились к заморозкам. Да и слюду совсем недавно привезли – купцы еще на той седмице к отцу ходили с поклоном и хвастались, мол, не страшна будет злющая метелица, если хорошенько подготовиться.

Марья тоже ждала зиму и потихоньку таскала из кухни то пшено, то репу, то рушник какой, то ножик. Все складывала в котомку: сверху – тряпье, снизу – снедь и позолота для размена. Не верилось Марье, что пир с чародеями пройдет хорошо. Да и отец ходил мрачнее тучи, а он ведь тоже что-то знал. Плохие вести ведь первым делом долетают до князя.

Если Совет не даст добро – сама отправится в дорогу. Только лучше заранее прознать про то, что творится на большаке, да про Лихослава. Как позвать его к скале, как переговорить да как – о, от этой мысли Марью коробило – освободить, если сторгуются. Мало ли что может случиться!

– Марьюшка! – в светлицу постучалась Вацлава. – Проснулась уже, лебедушка?

– Да, – отозвалась Марья. – Заходи, Вацлава.

Нянюшка принесла верхнюю рубаху, расшитую серебристыми нитями и багряными бусинами. Ни дать ни взять – сама Мокошь в царстве Мораны! Марья одобрительно кивнула и села на постели, позволив Вацлаве расчесывать волосы. Нянюшка с улыбкой начала перебирать пряди и вплетать в них алые ленты. Да, на Совете надо было сиять. Марья и в баню вчера сходила. Ох и натерли ее тамошние девки! Яростно, сильно, будто их самих обдериха^[19]покусала. Растирали под паром докрасна, не жалея кожу, чтобы не старилась раньше времени и чтобы хворь всякая не приставала.

– Ох, ягодка, – приговаривала Вацлава, – лебедушка моя.

«Мертвая лебедь, мертвая!» – хотелось выкрикнуть в ответ, но Марья сдержалась. Все же нянюшка с заботой, с теплым сердцем готовила ее.

Марья догадывалась, что Вацлава хотела сосватать ее хоть боярину, хоть чародею. А что – тоже почетно с виду! Только Совету в лапы княжество передавать Марья не собиралась, поэтому в ту сторону даже не смотрела, а охочих отваживала сама. Не краса их манила, не стройный стан, а род Моровецкий да земли.

Хорс тем временем взмахнул накидкой изо всех сил – и раскинулась та накидка по небу. Запламенело оно, отблески заплясали на крышах детинца, да и наверняка – на посадских избах. Тут и Вацлава подоспела: уложила косу, помогла надеть верхнюю рубаху, украсила голову белоснежным, переливчатым кокошником с каменьями, а после посоветовала взглянуть на заморские мази, будто бы целебные и творящие красоту.

– Не купца^[20]зову, – ответила Марья. – Хватит и того, что есть.

– Как скажешь, Марьюшка, – не стала спорить Вацлава, – как скажешь.

Марья осмотрела рукава, убедилась, что на ткани нет ни единого пятнышка, и довольно улыбнулась. Оставалось вплыть в трапезную лебедицей и сесть рядом с отцом.

Вацлава повела ее по терему, да с таким трепетом, словно там ее ждали не чародеи, а дружки жениха. Но ничего, нельзя винить нянюшку в этом – уж слишком сильно та желала услышать свадебные бубенцы. А может, показалось? Такой же морок, как и видения, преследовавшие Марью? Она невесело усмехнулась: так и с ума сойти можно.

Из-под дверей трапезной доносились шум и стук кружек. Уже пили и перемывали кости друг другу и соседям. Марья вздохнула: главное – не смотреть ни на кого и ступать ровно. Сердце билось бешеной птицей. Но ничего, не впервой.

Как только стража распахнула двери, Марья плавно пошла к отцу. Шум стих. Чародеи – кто с резами на лицах, кто с оберегами – уставились на нее. Оценивающе, неприветливо, с недоверием. Эх, как бы не задумали чего!

Таков уж был Совет – как зверь, готовый растерзать любого, кто не по нраву. Даром что в трапезной пахло хмелем, медом и мясом – никакая снедь не могла перебить запах тревоги. Он забирался в душу и травил ее.

– Ну вот и дочь моя, – радостно произнес отец, – княжна Марья!

Гости заулыбались, натянуто, неискренне. Марья прошла мимо, склонила голову перед отцом, улыбнулась и уселась рядом с ним. Лишь после ей удалось осмотреться внимательнее и… с трудом сдержать тяжелый вздох. Из всего Совета явились трое, чуть меньше половины.

Три главы чародейских родов, что передавали дар по крови и не признавали чужаков. Ходили слухи, что однажды – кажется, целую сотню весен назад – в княжестве объявился чародей, рожденный от какого-то пастуха. Едва попав в Гданец, он пропал без вести. В тереме о нем не говорили, хотя Вацлава сказывала, будто его нарекли вруном и обратили в пепел. Правда ли это? Да кто разберет!

Впрочем, Совет действительно не менялся. Они не принимали ни ведуний, ни травников, ни прочую чернь. Их можно было понять: где простой человек, пусть и благословленный богами, и где они, великие и могучие! Настолько, что едва снизошли до жалкой княжны. Большинство не прислали даже подручных, решив не утруждать себя.

– Здравствуйте, гости дорогие, – заговорила она. – Не стесняйтесь – ешьте да пейте!

Но возвращаться к еде никто не спешил. Чародеи переглядывались, хмыкали и перебирали обереги. Еще бы: сразу поняли, что позвали их не просто так. Что ж, значит, тянуть не следовало.

– Послушайте! – не выдержала Марья. Теперь все взгляды устремились на нее. – Я звала вас – и вы откликнулись, теперь же прошу послушать. Я хочу поговорить о том, что находится вдали, но влияет на нас. Наши враги наступают на пару с зимой. Все уже знают о Ржевице, а завтра что? – ох, как же складно плелось! Словно боги говорили через Марью. – А я знаю что! Огнебужские ломятся в Черногорье, и неспроста. Сами знаете, какая сила там спрятана. Не на этой седмице, так на следующей подступят к скалам… – она замялась. Стоит ли говорить о задуманном напрямую? – Почему бы нам не использовать эту силу? Наше войско уже не то, что прежде…

По лавкам прокатился гул. Звякнули золоченые бубенцы – то тряхнула косой Ярина Ясная. Нахмурил густые брови Мстислав Огнебурый, клацнул челюстью Руболюб. Только отец продолжил сидеть прямо; очи его словно покрылись туманом: не было в них ни ясности, ни прежнего огня.

– Безумие! – воскликнул Мстислав Огнебурый. – Твоя забота радует мое сердце, княжна, но, позволю напомнить, чародея не просто так заточили в горы. Знаешь ли ты, какое зло он разносил по всему свету?

– Нам вообще не нужно вспоминать его, – цокнула языком Ярина Ясная. – Это… не к добру.

Марья успела заметить ее заминку. Да, до недавнего времени никто не вспоминал о Лихославе. Все будто позабыли, что породило войну.

– Мы делаем все возможное, – холодно продолжил Мстислав Огнебурый. – Наши лучшие витязи и слуги сдерживают врага, и этого хватает.

– Но мы проигрываем, – мрачно продолжила Марья.

На лице Руболюба промелькнула усмешка. Да уж, потешно ему сидеть тут, в ладно скроенном кафтане, с мечом, который он носит на поясе разве что для вида! Встать бы да плеснуть ему в лицо колодезной водицы, чтобы пришел в себя, да только так поступают лишь неразумные девки.

– Едва ли, – дернул головой Мстислав Огнебурый. – Не тебе о том судить, княжна.

– Краса да ум, – оскалился Руболюб, – редко ходят вместе. Да, злые языки говорят, будто мы отсиживаемся в стороне. Нужно ли им верить? Им, которые не знают, чем нам пришлось пожертвовать ради княжества и князя.

– Служение Моровецкому роду, – вторил ему Мстислав Огнебурый, – наш долг. Мы отдаем его не одно столетие. Так можно ли сомневаться?..

– Сомнение подобно оскорблению, – недобро прищурился Руболюб. – Но ты ведь, княжна, не хотела нас оскорбить, не так ли?

У Марьи голова пошла кругом. Она моргнула, подняла взгляд – и чуть не открыла рот от удивления. Вместо чародеев на лавке сидели чудовища: свиные рожи, волчьи лапы да раздутые животы. Из приоткрытых пастей вытекала черная жижа, а лапы тянулись к еде. О, как сильно каждый из них желал опустошить миски, сгрести побольше и съесть! Жижа сочилась – а лапы все пихали да пихали печеное мясо, пироги, квас. До чего же гадко! Марья отряхнулась, поправила рукава и – о диво! – страшное видение пропало без следа. Странное дело!

– Я думаю, – заговорила Ярина Ясная, – что у княжны мягкое сердце. Получив плохие вести, она встревожилась и решила, что нужно срочно что-то сделать. Но говорит в ней не холодный ум.

– Может, ты знаешь то, что неизвестно мне? – прищурилась Марья.

– О-о-о, – протянула Ярина Ясная, – княжна, гонцы первым делом несут вести нам. С тех пор, как сожгли Ржевицу, прошло полторы седмицы. Огнебужские и впрямь пытаются взять в кольцо Черногорье, но у них ничего не выходит.

– Верно! – добавил Руболюб. – Мы держим их, а там, глядишь – и через день-другой начнем теснить. Отомстим и за Ржевицу, и за заставы!

– Княжна может не тревожиться, – улыбнулась Ярина Ясная. – Мы справляемся.

– Будь все плохо, мы бы не сидели здесь, – фыркнул Мстислав Огнебурый. – Ты же не держишь нас за трусов, княжна?

– Мы не сомневаемся в вас, – послышался хриплый голос отца. – Совет всегда помогал нашему роду.

Марья вздрогнула от удивления. Надо же – заговорил! А ведь за последние седмицы он ронял всего несколько пустых слов на пирах и редко ступал дальше спальни. То ли захворал, то ли совсем ослабел от долгой жизни – кто его знает. Любомила – и та порой разводила руками.

Марья опустила голову и кивнула, несмотря на злобу, что змеей затаилась внутри. Чародеи врали – все как один. Эти медовые улыбки, снисходительные взгляды, знакомые с детства бегающие глаза… О, не зря князь создал птичник, верный лишь их роду! Конечно, перевертышам не сравниться с Советом, но это лучше, чем ничего.

– Если все так… – Марья сделала глоток земляничного отвара. Ох и медовый! Как речи чародеев. – То мы можем выдохнуть и не думать о Черногорье.